Сергеев М. Д. / О жизни и творчестве

«НЕ СРАВНИВАЙ СУДЬБУ
С РЕКОЙ...»

Имя поэта Марка Сергеева, автора и ведущего популярной в 70-80 годы телепрограммы под рубрикой «С Иркутском связанные судьбы», теперь само вписалось в нее: мало кто из деятелей культуры настолько крепко связан с жизнью своего города.
Его отзывчивость была поистине безграничной, ни одно крупное культурное на-чинание не обходилось без его горячего участия, будь то разработка престижных из-дательских серий «Полярная звезда», «Литературные памятники Сибири», открытие новой библиотеки – Гуманитарного центра им. Семьи Полевых, создание детского журнала «Сибирячок». Спектакли по пьесам М. Сергеева шли в драмтеатре, документальные фильмы Восточно-Сибирской студии кинохроники содержали в титрах его имя, по радио звучали (и до сих пор звучат) его песни об Иркутске.
Заслуги перед городом Почетного гражданина Иркутска Марка Сергеева можно перечислять и перечислять, но не будем забывать, что он был – прежде всего – писателем.
Среди его книг, а их насчитывается более пятидесяти, сказки для детей, очерки о декабристах и первопроходцах Сибири, о Пушкине и Ганнибале и, конечно, стихи.
Поэтические сборники (напомним их): «Первопроходцы», «Шпалы», «Баллада о тополях», «Стихотворения», «Связь времен», «Вечерние птицы» и др. выходили в сибирских и столичных издательствах, и в каждом из них свое неизбежное отражение нашли иркутские и байкальские пейзажи, наблюдения, переживания сибиряка.
К 80-летию со дня рождения поэта Иркутский фонд культуры, основателем которого в 1987 году являлся и работу которого возглавлял в течение десяти лет, вплоть до своего ухода из жизни, Марк Сергеев, подготовил к изданию книгу его избранных стихотворений «Звуки Земли». Составитель сборника заслуженный работник культуры РФ Лина Иоффе, по просьбе редакции нашего журнала передала подборку стихов для публикации. В предисловии, написанном давним другом Марка Сергеева, известным поэтом Ильей Фоняковым, есть слова, которые уместно привести и нам. «Марк Сергеев многое успел сделать на этом свете. И все же главное, что осталось после него, – это его лирика. Она создаёт ощущение присутствия поэта среди нас. С ним можно посоветоваться. С ним можно иногда поспорить. И вновь получить от него поддержку в трудную минуту. А можно и просто порадоваться талантливым, искренним, выстраданным стихам...»

Что мы знаем друг о друге, чтоб друг друга осуждать? Чьи известны нам недуги, чья печаль и благодать?
Среди суетного быта, где запрет для тишины, чья душа для нас открыта до глубинной глубины?
И к себе с какого краю подступиться иногда?
Я и сам себя не знаю, вот в чем дело, господа!

Чем выше в гору – тем Байкал видней. 
Вдали вода прозрачность потеряла
 и кажется мерцанием металла,
 что выплавлен из наших дум и дней.

Чем выше в гору – тем видней окрест, 
всю суетливость погасили воды,
 возник мираж простора и свободы,
 как испытанье, как особый жест.

Душа, трудись, душа, ищи ответ –
 уступы круты, кислород разрежен, –
но если мы наросты не разрежем, –
то счастья нет нам и спасенья нет.

Чем выше в гору – тем все реже лес.
И глаз с тебя природа не спускает, 
и чистота святая возникает 
от близости Байкала и небес.

Не сравнивай судьбу – с рекой,
жизнь – с перепутанной дорогой, 
дом – с конурой или берлогой,
 и с непогодой – непокой.

Сравни судьбу с другой судьбой, 
что, всем иным на удивленье, 
спасла реку от обмеленья, 
рискуя дерзостно собой.

И с жизнью жизнь соотнеси, 
с той, что, не ведая дороги, 
шла сквозь житейские отроги
 по знакам, что на небеси.

Еще сравни ты с домом дом, 
с тем, где открыты окна в вечность, 
где поселилась человечность, 
где все идет своим ладом.

И с непокоем непокой 
сравни, чтоб тут же обнаружить, 
как этот мир легко разрушить
своею собственной рукой.

Все тяжелей моя строка,
все неуступчивей поступки,
толочь себя как воду в ступке
честь, ей-же-ей, не велика.
Все тяжелее улетать,
Все беспощадней оставаться,
прощаться, но не расставаться
и звезды с неба не хватать.
Все тяжелей моя вина
Пред временем и пред тобою.
Между подъемом и отбоем 
я весь натянут как струна.

К строке прилипло слово «суета»,
не потому, что мной оно любимо,
а потому, что жизнь все мимо, мимо,
увы, не та, что грезилась, не та.
Все отгорело на моем лугу, 
и дни, как фотографии, контрастны, 
и семь цветов, как прежде, 
мне подвластны, а радуги составить не могу.

Четверг явил такую милость:
полдня с небес вода лилась, 
а пожеланье не свершилось, 
поговорка не сбылась.
Когда высокое светило 
на землю бросило цветы, 
ты, не прощаясь, уходила, 
и знаю, не вернешься ты.
Ты будешь близко, будешь рядом, 
но силы нет в твоем огне, 
и ты ни словом и ни взглядом 
уже не ринешься ко мне.
Мне не вернуть твои заботы,
не взять над отчужденьем 
верх ни после солнышка в субботу, 
ни после дождичка в четверг.

Снегопад, снегокрут, снеговей, 
февраля запоздалое эхо, 
ни удачи тебе, ни успеха – 
нам давай что-нибудь поновей.
Снеговей, снегопад, снегокрут, 
перехлест заблудившейся вьюги, 
бесполезны, бесплодны потуги, 
слышишь: вешние птицы поют?!
Снегокрут, снеговей, снегопад, 
что ж ты так задержался позорно? 
Все твои серебристые зерна 
На весенней улыбке сгорят.

Давайте проживем хотя бы год –
загадывать на дольше безнадежно, –
давайте проживем хотя бы год
неотразимо и неосторожно.
Чтоб сердце обрывалось до высот, 
чтоб искренность и правда – на пределе. 
Давайте проживем хотя бы год,
как будто он последний в самом деле.
Как мелки станут клятвы и грехи,
как сладки станут травы и дождинки,
как много разлетится шелухи, 
и счастье заблестит посерединке.