Сергеев М. Д. / О жизни и творчестве

Мне трудно представить Иркутск без Марка Сергеева. Я убежден: писатель и город сосуществуют не просто во времени, но и в органической, кровной связи. Не без забот М. Сергеева – члена президиума областного Общества по охране памятников культуры – решено было превратить часть старых кварталов Иркутска в Декабристский мемориал. На гранитных плитах монумента Победы высечены стихи, написанные поэтом М. Сергеевым. Это не факты биографии, это – жизнь.

Есть в Иркутске межобластной Ученый совет по изучению декабристов. Входят туда университетские профессора, маститые историки. Но вот в 1973 году вышел большой том записок декабристов «Своей судьбой гордимся мы». Составил его, снабдил основательным предисловием и послесловием, исчерпывающим комментарием член совета М. Сергеев. Он же участник и других изданий совета, объединенных серией «Декабристы в Сибири».

К 60-летию Великой Октябрьской социалистической революции Иркутское издательство выпустило антологию «Октябрьский марш. Приангарье 1971–1977» – книгу, вобравшую в себя сотни газетных сообщений, фрагментов статей, докладов, дневников, частных писем и других бесценных свидетельств времени более чем за полвека. Труд этот выполнил М. Сергеев. Ученый-литературовед, краевед-историк, искатель, собиратель и поэт образовали в лице Марка Сергеева замечательное единство. Его книги «Вся жизнь – один чудесный миг» (1969), «Перо поэта» (1975), «Подвиг любви бескорыстной» (1975) – органический сплав документа, писательского эссе и лирической поэзии.

«Мы – сибиряки, – написано в книге «Перо поэта», – пристрастны к своим деревянным городам... Надо ли говорить, как дорога нам история родного края, история, из которой беллетристы так мало еще зачерпнули имен и событий».

Мы – сибиряки... А ведь если судить по метрике, Сергеев вовсе и не сибиряк. Родился он в городе Енакиево, в центре Донбасса, в мае 1926 года, и первые десять лет его жизни прошли 8 сухих донецких степях, где его отец – инженер Давид Гантваргер – работал на разных стройках. Потом были стройки Биробиджана. Какое-то время Марк жил у родственников в Киеве. И только в августе 1939 года семья обосновалась в Иркутске. Именно здесь Марк Сергеев сложился как гражданин и как писатель. Тринадцати лет он стал членом литературного объединения при городском Дворце пионеров, которым руководила уже в те годы известная писательница Агния Кузнецова. Вскоре газета «Иркутский железнодорожник» напечатала его первое стихотворение. А через год Марк поступает на работу подрамщиком в лесопильный цех Лисихинского кирпичного завода. В первые месяцы Великой Отечественной войны из подростков, пришедших на завод, он создает тимуровскую команду – «Форпост имени Чапаева». Тогда же вступает в комсомол. В ноябре сорок третьего года 17-летний Марк, к тому времени студент-филолог Иркутского государственного университета, ушел в Советскую Армию, воевал в Манчжурии, был ранен. О том, как их 10-й «А» сажал возле школы деревца и как после Победы «мы к тополям вернулись снова, но впятером из двадцати шести», Марк рассказал в одном из лучших своих стихотворений – «Баллада о тополях». Спустя четверть века в гранит победного мемориала врубятся его строки:

Здесь не было фронта, и здесь никто не упал,
Сраженный фашистской пулей,
Но могила солдат-иркутян –

за тысячи верст от Иркутска:

На кладбищах братских, у кромки Москвы,
У бесчисленных сельских околиц,
В степи сталинградской и в тех городах,
Где звучит нерусская речь.

Он вернулся домой в феврале 1946 года, окончил университет, стал журналистом, писателем, общественным деятелем.

И хотя с 1956 года литература окончательно становится главным делом его жизни, его общественная деятельность по-прежнему теснейшим образом связана с жизнью библиотек и школ, университета и других высших учебных заведений Иркутска, иркутского Дома дружбы с народами зарубежных стран и с культурными учреждениями области.

Марк Сергеев – поэт. Но он же и очеркист, публицист, эссеист, литературовед, критик. Он сценарист и либреттист: много работает для кино и театра. Он детский писатель, тоже, кстати, многожанровый: стихи, сказки, загадки, научно-художественная книга...

К детской литературе вела М. Сергеева вся его биография. Не только потому, что «отраженным светом в нас детство незабвенное плывет» («Память детства»), но и потому, что такие люди как бы специально созданы формовать, обогащать, растить юное сознание. М. Сергеев в своем творчестве для детей прежде всего сказочник. Веселый, затейливый сказочник, у которого чудеса начинаются даже не с фразы, а со слова. Здесь «рыжие лисы на лысой поляне»; «и лоси, лоснясь, подогнули колени»; у кабанов «клыки, как клинки, для битвы отточены», а медведь говорит бульдозеру: «Как услышишь, где реву, – сразу топай к дереву».

Для поэта все – сказка.
Сказки ходят в оленьей связке,
В каждой речке
Плещутся сказки...

Взял поэт такой совершенно обычный для современных детей предмет, как холодильник, и написал о нем целую серию необыкновеннейших историй: про то, как Холодильник охотился на Волка; и как он тонул в Ангаре; и как спас Олененка. Не с каждым холодильником приключаются подобные исключительные события, «зато любой из них, – говорит автор, – умеет творить маленькие чудеса: превращать воду в лед, совсем как Дед Мороз, а сладкое молоко – в мороженое». Так возвращается ребенку удивление чудом в наш век, когда кажется, уже никто ничему не удивляется.

Есть у М. Сергеева сказки и о «плохих» героях – о девочке Соне, которая всех обижала («Сказка о нетающей снежинке»), и об озорнике Пете, «который был шкафом». Сказки эти дидактические: злые дети несут жестокое наказание, и это помогает им исправиться. Но почему же явная назидательность сказок не вызывает ни у маленьких, ни у взрослых скуки и отвращения? Может, все дело в шутливом, несколько пародийном тоне автора? Пародийность, юмор, временами даже ирония смягчают жесткую схему дидактической сказки. Но главное – в этих сказках есть характеры и, следовательно, жизненная глубина – признак настоящего искусства.

В «Сказке о нетающей снежинке» такой  характер – младший брат Сони Серега. Это он, рискуя жизнью, бросается на выручку старшей сестры, превращенной Снежаной в снежную бабу. Снежан напоминает мальчику, что защищать Соню не стоит: ведь избила Сережу, отнимала у него игрушки, обманывала, насмехалась. Но по мере того, как обиды оживают в его памяти, мальчик сам превращается в ледышку. Почувствовав, что еще минута – и он станет снеговиком, Сережа кричит, что не хочет вспоминать только плохое: «Ты и не знаешь, какая она хорошая! Она меня от мальчишек защитила? Защитила! Она меня из ямы вытащила? Вытащила!» И сразу, как замечает автор, «в лесу потеплело».

Сказки М. Сергеева открывают ребенку ту важнейшую истину, что доброта, как и зло, имеют не только прямое, но и обратное действие. Злопамятность, к примеру, опасна и для того, кто совершил зло, и для того, по пострадал от зла. Злопамятность иссушает, «замораживает» теплую и живую человеческую душу.

Метафора нередко обретает в сказках М. Сергеева прямой смысл. И это не всегда хорошо. Так, чудеса «Разноцветных сказок» проявляются в том, что карандаши способны «оживлять» нарисованное: бегемот рисует зеленым карандашом траву и лягушек для собственного обеда; шофер в пустыне синим карандашом рисует реку, из которой берет воду, и т. д. Такой вымысел не просто беден. В нем утрачивается сказочная логика, которая, несмотря на то, что она сказочная, не должна вступать в противоречие с логикой житейской. Но в поэтических сказках «Глоток океана», «Сказка о рассеянном музыканте и бурундуке – учителе пения», «Как Медведь решил Бульдозеристом стать» есть и смелость фантазии, и звонкость стиха, и благородные характеры, и добрые чувства, и юмор, и умное лукавство. Они по-настоящему педагогичны. Привлекателен нерпенок, который, «не слушаясь папы, дружил с омулями». В дальнейшем эта дружба выручает его в назидание неразумным родителям («Глоток океана»). Послушно, словно глина в руках умелого скульптора, «мнутся», обретают новый вид и значение знакомые слова в сказке о Медведе и Бульдозере, когда, например, кроты рассуждают о стальном богатыре:

Да, он – силач,
Да, он – ломач,
И по болоту он шагач.
Пусть он толкач,
Пусть он бегач,
Но с нами все же
Не тягач!

Границы сказочного и реального нередко стерты и в стихотворениях М. Сергеева. Не сказка разве стихотворение «Лось»? В нем животные не просто разговаривают. Лосиха советует лосю сходить на чай к леснику, прихватив дровишек для печки. За этим фантастическим антуражем проступают отношения, которые могли бы стать образцом и для людей. Лось добр к лосихе. А она, благодарная ему, наставляет его быть добрым не только в своей семье, но и к другим.

И сказочное на поверку оказывается аналогом вечного, бесконечно разнообразного, удивительно увлекательного мира, где добро служит источником радости, а зло становится проклятьем себя самого.

Мы бы обеднили поэтическую палитру М. Сергеева, сведя тематику его лирики исключительно к природе. Есть у него стихи о мальчиках, например, о юном звездочете Вове или о неумейке Сене Оплошкине. Есть баллады: о тополях, о коньках, на которых ссыльный Владимир Ильич катался по льду Шуши в окружении тамошней ребятни. Есть стихи о братской Болгарии и о судьбах детей в капиталистических странах. Есть загадки. Есть переводы.

Много стихов в повестях-сказках М. Сергеева «Волшебная галоша» и «Машина времени Кольки Спиридонова». Они необходимое слагаемое в сложном жанровом организме волшебных сергеевских повестей. Приходилось читать, что «Машина времени...» – детская фантастика, во многом даже не научная. Действительно, элементы традиционной научно-фантастической прозы входят в обе книжки М. Сергеева. Но в этих двух произведениях мы находим и признаки иных жанров: детективной и приключенческой прозы, бытовой, школьной, эксцентрической и юмористической повести.

Пожалуй, первый обязательный признак сказочных повестей М. Сергеева – пародийность. Начитавшийся книг о похождениях Шерлока Холмса и майора Пронина сержант милиции Степан Аванесов проявляет редкую проницательность и арестовывает ребят-невидимок, идущих в милицию. «Кто бы это?» – начал анализировать Аванесов, и тут же он обратил внимание, что на лестнице снизу вверх отпечатываются мокрые следы.

«Так-так, след небольшой. Скорее всего, детский, хотя, вполне возможно, и женский. Нет, вернее, один – женский, второй – детский... Странно... Честные люди не крались бы так медленно... Все ясно: злоумышленники хотят украсть важные документы! Так... Не нужно горячиться!.. Степан Аванесов, твой час настал!» Конечно же, не проблемы невидимости и путешествий во времени волнуют автора. Каменный век или мир 30970 года в «Машине времени Кольки Спиридонова» – это не попытки смоделировать действительный облик прошлого или будущего, а все та же пародия на расхожие представления о них.

Эксцентрической, захватывающей выдумки М. Сергееву не занимать. Но главное – ради чего? Для М. Сергеева важно добиться в итоге двух вещей. С одной стороны, он не хочет, да и не пытается развенчивать ребячью жажду чуда, для чего везде, где может, тщательно стирает грани между реальностью и фантастическим вымыслом. А с другой – стремится выработать в юном фантазере и мечтателе черты реалиста и практика, который не полагается «на авось», на случайное везение, а сам творит реальные чудеса жизни.

Невидимкам из 117-й школы очень удобно, оставаясь невидимыми, бороться с хулиганами и озорниками. Но можно, пользуясь таким преимуществом, и за чужой счет пожить: ездить «зайцем», кушать «дармовые» пирожки и мороженое, даже приспособить под гостиницу поезда метро. И получается вроде бы палка о двух концах: борьба с одним злом и распространение при этом зла другого. Не сразу ребята-невидимки ощущают нравственную двусмысленность своего положения. Вначале они испытывают лишь неудобство физическое: все на них, невидимых, натыкаются, толкают, даже садятся. Но скоро начинаются страдания и более высокого свойства. Едут в поезде веселые, дружные пионеры – хорошо им! А Димка с Пашей и хотели бы приобщиться к этой радости, да не могут – невидимые! Так исподволь прорастает мысль о том, что человек по-настоящему счастлив только тогда, когда и сам он, и дела его всем видны, и нет причин что-то скрывать от людей. Когда все открыто и по-честному, тогда и совесть спокойна, и радость и горе – все общее.

В сущности, та же мысль и в «Машине времени...» – лишь по-иному выраженная. Быть «волшебником» в доисторическом прошлом легко, да не интересно. Не тобою достигнуто это могущество – трудом и гением многих поколений. Неудивительно, что юные Коля и Мила чувствуют себя в каменном веке немножко самозванцами. А в обществе будущего им и того хуже: пришли на все готовое – пользуйся. У тех, кто в будущем родился, – иная точка отсчета: они свое настоящее приращивают, изменяют, превращают в завтрашний день. А Коле с Милочкой их уж никак не догнать. Но даже не в этом беда, а в том, что и на этот раз, убежав от своего времени, ребята словно от человеческого своего долга уклонились.

Мысль о связи времен, о единстве человеческой истории очень важна для М. Сергеева. В одной из первых своих детских книжек – «Твои ровесники» (1952) – М. Сергеев писал о юном байкальском матросе с рыбацкого катера – Кольке Баранцеве. Спустя 13 лет вышла книга «Капелька по капельке». И среди ее героев мы вновь увидели теперь уже взрослого рыбака с острова Ольхон Николая Баранцева. Вряд ли писатель думал, что его читатели когда-либо свяжут эти два образа воедино. Но он стремится ощутить своих героев как современников, которые движутся по жизни вместе с ним. Стремление к синтетическому восприятию действительности выразилось и в своеобразной форме книги «Капелька по капельке».

Задумав рассказать ребятам о Восточной Сибири, писатель решил пустить в путешествие по Байкалу, Ангаре и Енисею бутылку с пионерской запиской, приглашающей каждого, кто прочтет ее, рассказать о себе и своей родной местности что-то интересное, а затем отправить бутылку дальше. Так из рассказов разных людей, детей и взрослых, из песенок самой бутылки, из исторических легенд и былей, страничек ребячьих дневников, капелька по капельке, собралась удивительная повесть, соединившая в себе историю открытия и освоения Восточной Сибири, ее географию, животный и растительный мир, ее сегодняшнее социалистическое обновление, ее движение в коммунистическое завтра.

Все, что создал М. Сергеев, связано с Сибирью, Байкалом, Ангарой, Иркутском. Даже Пушкин, который, как известно, за Урал не заезжал и о котором М. Сергеевым написано несколько книг и стихотворений, – даже он вошел в душу писателя через «сибирскую дверь»: как автор знаменитого послания декабристам, как правнук сосланного в Сибирь любимца Петра I – «арапа» Ганнибала.

О Пушкине М. Сергеев написал и книгу специально для ребят: она вышла в «молодогвардейской» серии «Пионер – значит первый». В этой же серии он рассказал о женах декабристов, отправившихся в Сибирь за опальными мужьями. Преемственность культуры, эстафета подвига, высокой человеческой нравственности, борьба за сохранение подлинных духовных ценностей как залог гуманистического развития всего общества – таков пафос познавательных публицистических книг М. Сергеева. К ним примыкают и книга для детей о поэзии – «Души прекрасные порывы», и своеобразное публицистическое эссе о прекрасном – «Кусочек волшебного зеркала». Десяти произведений – «взрослых» я здесь даже не называю — написал Марк Сергеев. И в каждом из них – его любовь: Сибирь. И в каждом – кусочек неспокойного, пытливого сердца. Каждое рождено неутолимым стремлением расширить богатства своей души, чтобы поделиться с теми, кто только начинает жить.