Сергеев М. Д. / Произведения
Глоток океана
– Ты знаешь, кто такой омуль?
– Рыба.
– А ты знаешь, где живёт омуль?
– В Байкале.
– А ты знаешь, где лежит Байкал?
– В Сибири.
– Ты многое уже знаешь, однако же
не всё. Послушай-ка, что я тебе расскажу…
Был у нерпы ребёнок,
забавный нерпёнок.
Только был непослушным
ребёнок с пелёнок:
и друзей,
и соседей,
и старую мать
он проказами
очень
любил
донимать.
То холодную льдину
притащит в квартиру,
то без спроса напьётся он
рыбьего жиру,
то глотает сосульки,
как фокусник шпаги,
то в Байкал он ныряет,
исполнен отваги.
А нерпятам –
это известно давно –
в раннем возрасте
плавать
за-
пре-
ще-
но!
Мать ему говорила:
– Беды не наделай!
Ты ж покуда малыш ещё,
беленький,
белый.
Вот разгонит весна
ноздреватые льды,
так
хоть месяц ты
не выходи
из воды!
Ветер в льдины ударит
и сильно,
и грубо,
потемнеет твоя
белоснежная шуба,
вот тогда,
мой нерпёнок,
и только тогда,
для тебя неопасною
станет вода.
Только мать за порог,
как в любую погоду
лез нерпёнок в сырую
байкальскую воду,
и на льдину –
ну что с непоседы возьмёшь! –
он тайком выходил
погулять без калош.
Плавал в маминой шляпе
с большими полями
и, не слушаясь папы,
дружил с омулями.
Как-то в сети попал
озорной омулёк,
так нерпёнок
беднягу
из плена извлёк.
Омульку говорила
не раз омулиха:
– Доведёт тебя
дружба с нерпёнком
до лиха.
Разозлится
и съест он тебя,
дуралей.
Свою старую маму,
сынок,
пожалей…
Но случилась с нерпёнком
беда, беда.
Эй, врачи,
поскорее
сюда, сюда!
Эй, премудрый таймень,
ты халат свой надень,
видишь, жар у нерпёнка
пятнадцатый день!
Он родился зимою,
был в белую шубу одет он,
чтоб никто на снегу
нерпёнка увидеть не смог.
Время шубу менять –
белый берег раскрасило лето,
а малыш – точно снег,
а нерпёнок совсем занемог.
Он белый-пребелый лежит, как зима,
он тихий-претихий лежит, как зима,
как будто бы маленький белый сугроб
на летней воде позабыла зима.
Плачет мама.
И папа нерпёнка жалеет…
Но от слёз разве шуба его потемнеет?
Все соседи ревут,
и от этой беды
прибавляется
в море Байкале
воды.
Ходят волны тревожные
в белой пене,
буря громко стучится
в квартиру тайменя:
– Эй, премудрый таймень,
ты халат свой надень,
очень болен нерпёнок
пятнадцатый день!
Таймень сказал:
– Простите…
Что громко так стучите?
Учёнейший таймень я,
но стар я, тем не менее.
Вы лучше б не стучали,
а на своей спине
нерпёнка покачали
и принесли ко мне…
Он градусник ставил нерпёнку,
пощупал нерпёнку печёнку,
потрогал мохнатую шубку,
приставил к спине его трубку.
– Послушать мне вас разрешите…
Дышите…
Теперь не дышите…
Сказал он родителям:
– Странно!
Болезнь неизвестна почти.
И только глоток океана
поможет малышку спасти.
Глоточек зеленой,
глоточек солёной,
глоточек студёной
целебной воды.
– Ты знаешь, что такое озеро?
– Это много-премного воды…
– А море?
– Это – если слить вместе много-
премного озёр.
– А что такое океан?
– Это – если слить вместе много-
премного морей.
– Ты уже немало знаешь, однако же
не всё. Послушай-ка, что было дальше…
Убита горем нерпа-мать,
не может есть,
не может спать
от думы неустанной,
от беспокойства:
где достать
глоточек океана?!
В Байкале чистая вода,
в Байкале вкусная вода –
холодная,
зелёная,
да только не солёная.
Отец – хороший был пловец,
но постарел уже отец,
на полдороги силы
бедняге не хватило.
Так труден путь
и так далёк –
быстрины
и пороги…
Но верный,
храбрый омулёк
готовился к дороге.
Он про запас
еды припас,
из дома вышел тихо:
он выбрал час,
когда как раз
дремала омулиха.
Он дружбу понимал всерьёз
и для спасенья друга
готов был ринуться в мороз,
пройти жару и вьюгу.
Пусть будут сети на пути
и щуки-великаны,
но только б другу принести
глоточек океана.
Он белый-пребелый лежит – океан,
он грозный-прегрозный лежит – океан,
студёную воду из рек и морей
в огромных ладонях
собрал океан.
Плыл денёк омулёк,
плыл второй,
за волною волну рассекал,
но опять
впереди,
позади
и с боков
всё Байкал да Байкал.
Омулёк полежит на спине,
отдохнёт среди губок на дне
и опять всё вперёд,
всё вперёд,
всё вперёд,
в тишине,
в глубине.
Вдруг кто-то полосатый,
как тигр, издалека
метнулся из засады,
напал на омулька.
То близок, то далёк он
(крадётся и хитрит!),
морской разбойник
окунь –
прожорливый бандит.
И так он говорит:
– Подоспел, омулёк,
к сроку!
Видишь: точит свой нож
окунь?
Видишь: точит свой нож,
значит, ты не уйдёшь,
никуда
от меня
не уйдешь!
Обо всём от страха
омулёк забыл,
по воде с размаху
он хвостом забил.
Мчится вглубь,
в сторонку,
в синий полумрак.
А за ним вдогонку
полосатый враг.
Вдруг видит омулёк:
рыбачья сеть.
В такой сети
пришлось ему висеть:
запутался
и выбраться б не смог,
когда б ему нерпёнок не помог.
Малыш глядит на сеть,
да неспроста:
– Ага! Она не очень-то густа!
Я проскочу,
а кто-то наверху
поймает окунишку
на уху!
Прошёл малыш
преграду без труда,
а окунь –
ни туда и ни сюда.
Забился он,
запутался в сети,
он омульку кричит:
– Браток, прости!
Я ж пошутил,
мы, окуни, добры…
В ту ночь
малыш доплыл
до Ангары.
– Ты знаешь, сколько сыновей у Байкала?
– Триста тридцать три…
– Ты прав, столько рек ему приносят воду.
А сколько у Байкала дочерей?
– Совсем мало.
– Сколько же?
– Одна Ангара. Она вытекает из Байкала и
спешит к Енисею-реке.
– А куда бежит Енисей?
– Прямо-прямо в океан.
– О, ты даже это знаешь! И всё-таки ты
знаешь не всё. Вот послушай-ка, что было
дальше…
С неба падает тихо
звезда-уголёк.
На перине волны
задремал омулёк.
Ангара к Енисею спешит.
И во сне
путешественник едет
на мягкой волне.
Качается перина,
удобная перина.
Но вот загородила
дорогу ей плотина.
О камень разбивается
упругая волна,
боками упирается
в два берега стена.
А в той стене,
а в той стене
машины – быстры,
волна ударит по волне –
сверкают искры.
А в той стене,
а в той стене
э-
лек-
тро-
станция,
и ток,
рождённый в глубине,
к заводам тянется.
По проводам,
по проводам
всё дальше, выше,
пошла вода,
пошла вода!
Огнями стать спешит вода
под каждой крышей.
Вошёл в дома электроток,
гудит в машинах…
Заплакал горько омулёк
перед плотиной.
Не переплыть,
не обойти
преграды странной.
Как тут нерпёнку принести
глоточек океана?
Глоточек солёной,
глоточек зелёной,
глоточек студёной
целебной воды?
Просыпаются рано
подъемные краны,
достают они солнце
из речного тумана.
Солнце в небе повесят –
сияй во всю мочь!
И глядят великаны:
кому бы помочь?
Над плотиной стоит
добряк великан.
– Кто там плачет с утра? –
удивляется кран.
– Отвечайте скорей,
а иначе
мы и сами
от горя
заплачем…
Он взял омулька на ладошку,
сказал:
– Не робей, омулёшка!
Беду мы немедля поправим,
тебя к океану отправим.
Я знаю:
в реке ты,
как рыба в воде,
но надо спешить,
раз товарищ в беде.
Ты год будешь плыть
по Сибири по всей –
длинна Ангара
и велик Енисей,
покуда лекарство прибудет –
нерпёнка на свете не будет.
Нет, ты не по рекам,
а лучше
помчишься
на туче летучей.
Он тучу-летучу
к плотине привёл,
моторы на туче-летуче завёл.
– А ну-ка, без шума и лени
лети-ка ты, туча, к тюленям!
А ты, омулишка, везучий.
Счастливого плаванья в туче!
А нерпёнку всё хуже и хуже,
вся родня только плачет и тужит,
сам премудрый таймень
затянул свой ремень,
двести тысяч лекарств
он испробовал в день:
аспирин,
глицерин,
стрептоцид, сульфидин.
валерьянку,
касторку
и
пе-ни-цил-лин!
Но пилюли и разные капли
не спасают больного ни капли.
Он белый-пребелый лежит, как зима,
он тихий-претихий лежит, как зима,
как будто бы маленький белый сугроб
на летней воде позабыла зима.
Вдруг туча
в Байкал уронила звезду.
А это из тучи-летучи
смельчак омулёк
соскочил на ходу –
в чешуйки ударился лучик.
И белая фляга
из чистого льда
в глубины Байкала нырнула.
В той фляге – вода,
живая вода,
полна океанского гула.
Полярные ветры,
полярные льды,
сиянья полярного полосы –
всё спрятано
в этом глоточке воды,
добытой у самого полюса.
В глоточке солёной,
в глоточке зелёной,
в глоточке студеной
целебной воды.
– Ты знаешь, кто такой приятель?
– Это человек, с которым ты хорошо знаком,
с которым играешь в футбол или в тайгу
по грибы ходишь.
– А кто такой товарищ?
– Это самый лучший приятель.
– А кто такой друг?
– Это самый лучший товарищ. Если надо –
он всё для тебя сделает: выручить в беде,
поделится самым последним, сделает так,
чтобы тебе было хорошо. А если придется –
даже принесёт в ледяной фляге глоточек
океана.
– Да, больше мне рассказать нечего. Теперь
ты знаешь всё.
– Я даже знаю, какое слово ты сейчас
напишешь…
– Какое же?
КОНЕЦ
Зеленая сказка
Бегемот был очень ленив.
Собственно, сперва он был таким же, как и все его сородичи - бегемот как бегемот, ничего особенного. Но потом кто-то подарил ему зеленый карандаш.
Как этот карандаш оказался в глухих местах, далеко от городов, я так до сих нор и не узнал - то ли обезьяна, сбежавшая из зоопарка, прихватила его с собой, то ли птица, возвращаясь на зиму из холодных стран на юг, принесла бегемоту подарок па день рождения, но только карандаш оказался не простым, а волшебным. Захочется тебе, скажем, с лягушкой поразговаривать - нарисуй зеленую, и болтайте хоть три дня. Захочется травки молодой, вкуснющей - нарисуй ее карандашом. Вот она уже растёт на кочке – ешь, не хочу.
С тех пор и обленился бегемот.
Лежит себе в болоте. С места не сдвинется. Дремлет. Толстеет. Решил слона обогнать по весу. Есть захотел — достал карандашик: чирк-чирк — и готово, кушай на здоровье.
И вдруг карандаш пропал. Мне так кажется, что он попросту сбежал от лежебоки.
Но может быть, и просто потерялся: карандаш-то невелик, а болото — вон какое!
Искал его бегемот день, искал второй, третий искал — как в воду канул волшебный карандаш.
«Может, я его случайно проглотил?!» — подумал бегемот и так заревел, что у всех крокодилов в Африке на глазах слезы выступили.
И вот уже вторую неделю не ест бегемот — рядом травы нет, а двинуться с места не может: сил не хватает, пока искал карандаш, и вовсе ослабел.
Если у тебя есть коробка карандашей, ты уж, пожалуйста, скажи Зелёному братцу: отправляйся, мол, прямо-прямо на юг, в самое большое болото, да нарисуй для бегемота хоть немного травки: надо же подкрепиться толстяку. Да не забудь сказать, что это — в последний раз. Пусть ищет себе пищу сам. Не маленький!