Сергеев М. Д. / Произведения

Марк Сергеев
Разговор шестой
О белой шали, надетой перед казнью, или Хорошо ли не давать списывать

Есть, друг мой, на свете такое понятие: человеческое достоинство, им, собственно, определяется, чего стоит человек, каков он? Достойный, говорится в старинном словаре Даля, это – стоящий, заслуживающий, надлежащий, должный, приличный, сообразный с требованиями правды, чести. Иначе говоря, «достойный уважения», «стоящий доверия», «заслуживающий внимания», «надлежащий – такой, каким должен быть именно человек с большой буквы», «должный – обладающий высоким чувством долга, соответствующий требованиям своего времени», «приличный в поведении», «сообразный с требованиями правды, чести» – стало быть, не отступающий от правил правды и чести ни при каких обстоятельствах». Видишь, как много смысла в одном единственном слове, которое мы, порой, не часто вспоминаем.
Между тем вся каша жизнь состоит из поступков достойных и недостойных, соответствующих законам, по которым живёт наше социалистическое общество, и не соответствующих им. Дело не только в законах, принятых государством и записанных в главах нашей Конституции, дело и в так называемых неписаных законах человеческих отношений. Ведь нельзя же записать в Конституции, что Коля Васильев не должен подсказывать Серёже Семёнову на уроках или что Таня Михайлова, случайно услышав чужой секрет, не должна его сообщать всем знакомым. Это нигде не записано, но мы-то знаем, что это делать неприлично. И человек с чувством собственного достоинства не допустит такого, потому что уважает достоинство других.
Во время войны в нашей школе, как и во многих других, появились ребята из эвакуированных в Иркутск семей. Одного из них, москвича, звали Витя. Он был очень знающим, рассказывал нам много интересного, ведь никто из нас в то время не был в Мавзолее В. И. Ленина, не видел Выставки достижений народного хозяйства, её удивительных павильонов, набитых буквально чудесами, никто не гулял по Красной площади, не слушал оперы в Большом театре. А Виктор всё это знал, да ещё как! И рассказчик он был хороший. Представляешь, что случилось в классе? Девочки все в него влюбились, мальчишки все хотели с ним дружить.
И вдруг всё перевернулось: девочки недоумевали, мальчики даже запрезирали новичка. В чём же дело? А дело в том, что он, прекрасно зная математику и русский язык, никому ни разу, даже ближайшему другу, не дал списать выполненное домашнее задание. Он обычно говорил: «Я тебя уважаю, поэтому давай я тебе помогу, ты приходи ко мне или я к тебе, порешаем вместе». А ребятишки наши хохотали: «Ничего себе – «уважаю, уважаю», а списать не даёт!»
И охладели к Виктору девочки, и сторонились его мальчики, и рассказы его уже не казались такими интересными.
А ведь если вдуматься – Виктор был прав. У него были несомненные дарования: он и в Москве был первым учеником в школе и домашнее задание, выполненное именно им, сразу можно было отличить, тем более учительским взглядом. А ребята не знали, вернее, не понимали, что он не жадничал, а берёг их человеческое достоинство. Конечно, стыдно стоять у доски и говорить: «Извините, Мария Васильевна, я не решил задачку». И дальше уже от уровня честности: один скажет правду, что забыл или увлёкся игрой в хоккей (тогда мы гоняли кривыми палками тряпичные самодельные мячи), другой придумает себе отговорки, наплетёт сто коробов, лишь бы было похоже на правду. Да, вот так стоять у доски стыдно. Но в тысячу раз стыднее, когда учитель уличит тебя в том, что ты воспользовался чужим трудом. Он скажет «списал», а в подтексте этого слова слышится «украл». Извини, тебе сейчас это слово покажется, может быть, грубым. Ничего себе, скажешь ты, даёт этот Сергеев, да какое же это воровство? Ведь я же не вырываю страничку из тетради, а только списываю?! Но что делать, я привык называть вещи своими именами. Ты списал чужую работу. Вот представь, что это не домашнее задание, а, скажем, написанные твоим товарищем стихи. И ты отдал их в редакцию под своим именем. Правда рано или поздно выяснится. И за такой поступок человека по головке не погладят, его отдадут под суд. А если это будут не стихи, а чертёж изобретения? Видишь, как далеко нас завели рассуждения о том, достойно или недостойно человека списывать чужую ДОМАШНЮЮ работу. Всё это понимал Виктор и даже пытался объяснить ребятам, но далеко не все его понимали. У каждого из нас не сразу вырабатывается вот это самое чувство человеческого достоинства, оно в нас есть, обязательно есть, но мы ещё не знаем, что же это такое?
Когда-то в давние тридцатые годы, совсем мальчишкой, слышал я со сцены в исполнении очень хорошей актрисы старую французскую балладу «Белая шаль». В ней рассказывалось о юном революционере, который был в отряде повстанцев, борющихся за свободу народа. Его поймали враги, королевские солдаты, он осуждён на смертную казнь, почти мальчик, и утром на большой площади, где установили эшафот, ему должны отрубить голову. Ночью в его камеру, подкупив стражу, приходит мать. Она говорит сыну: «Я рано утром буду принята королём, я на коленях буду умолять его помиловать тебя, ведь ты совсем мальчик. Если моя просьба будет услышана королём и ты будешь прощён, – утром в толпе увидишь меня – я буду в белой шали. Если же король ответит отказом – шаль будет чёрная».
И вот – утро казни, бушует толпа у эшафота, она негодует, что казнят такого юного паренька. И все ему сочувствуют. А он с улыбкой выходит к плахе, спокойно кладёт голову: вот-вот прозвучат слова прощения, ведь мать стоит в толпе в белой шали. Палач заносит топор, казнь свершена. И в толпе рыдает женщина в белой шали. Она боялась, что сын струсит, увидев плаху и топор, и одетого в красные одежды палача, что её мальчик начнёт просить прощения, унизив СВОЁ ДОСТОИНСТВО, ДОСТОИНСТВО РЕВОЛЮЦИОНЕРА. А так он умер спокойно и ДОСТОЙНО.
Помню, в зале, где шёл концерт, женщины плакали, да и мы, мальчишки, похолодели.
Через шесть лет началась война. Сколько из тех, кто слушал балладу «Белая шаль», а это было на Украине, достойно, как подобает солдатам и патриотам, прошёл через огонь и смерть, спасая Родину от коричневой фашистской нечисти, скольким мальчишкам и девчонкам, попавшим в руки врагов, пришлось вынести муки пострашнее, чем герою «Белой шали», – допросы, пытки. И сколько матерей, страдая от невыносимого горя, думали о том, чтобы дети их многострадальные сохранили в себе человеческое достоинство, не показали слабость врагам.
Мне вспомнились вдруг стихи Сергея Михалкова, которые каждый из нас в те военные годы знал наизусть:

Жили три друга-товарища
В маленьком городе Эн.
Были три друга-товарища
Взяты фашистами в плен.
Стали допрашивать первого,
Долго пытали его –
Умер товарищ замученный
И не сказал ничего.
Стали второго допрашивать,
Пыток не вынес второй –
Умер, ни слова не вымолвив,
Как настоящий герой.
Третий товарищ не вытерпел,
Третий язык развязал.
– Не о чем нам разговаривать! –
Он перед смертью сказал.
Их закопали за городом,
Возле разрушенных стен.
Вот как погибли товарищи
В маленьком городе Эн.
Какие простые стихи!
Какая непростая жизнь!

Не каждый достойный человек обязательно станет героем. Но ни один герой не может быть человеком без этого высокого чувства: именно достоинство лежит в основе подлинной гордости, чести, веры в правое дело.
А что же случилось с нашим товарищем, Витей, эвакуированным из Москвы?
Отношение к нему ещё раз переменилось, и на этот раз уже навсегда.
Однажды, возвращаясь вечером из школы, Витя увидел, что в сумерках три довольно крепких «лба», как говорили тогда о дылдах, доказывающих всем свою «правоту» кулаками, колотят паренька, он не разглядел кто это, как выяснилось потом, – его же одноклассники, за пару минут до того вышедшие из школы. Увидев явную несправедливость – трое на одного, он крикнул парням, чтобы они прекратили подлость, те только хмыкнули, и тогда худенький, не очень приспособленный, казалось, к драке Витя ринулся в бой.
Откуда у него взялись только силы, видимо вот от этого, свойственного ему чувства собственного достоинства и справедливости. Ведь только тот в самом деле имеет чувство собственного достоинства, кто дорожит чужим. Самое любопытное в этой истории состоит в том, что Витя поколотил и весьма ощутимо парнишку, которого все побаивались и от драки с которым все уходили, а он любил похвастаться силой, щёлкнуть кого-нибудь по лбу или по затылку. А тут, побитый, с тяжёлым синяком пришёл в школу... с матерью. Она, увидев следы драки на физиономии своего «младенца», возмутилась и, не считаясь с его просьбой не ходить в школу, пришла к директору нашему, да ещё и учинила ему скандал.
Во время урока директор и мать пострадавшего вошли в класс.
Директор велел подняться ему, не знаю, как кто, а я в голосе директора почувствовал иронию. Конечно, безобразие, что ученик поколотил ученика, но директор явно не сочувствовал пострадавшему. Ведь на то он и директор, чтобы знать об учениках всё на свете.
– Итак, – сказал директор, – чья это работа?
– Моя, – встал Виктор.
Кого угодно мы представляли в роли драчуна, только не Виктора. Да и не годился он для драки, по нашим представлениям, поэтому сперва даже не поверили. А Виктор и оправдываться не стал, а просто сказал:
– Ему попало за дело. Пусть расскажет сам...
Но пострадавшему мужества не хватило. Он упорно молчал, уставившись в пол, потом начал что-то выдавливать из себя. А мать его всё повторяла: «Вот видите, вот видите! И это называется воспитание?»
Но тогда встали два паренька, принимавшие участие в драке, и всё рассказали сами. И мать пострадавшего покраснела и стала извиняться.
И выяснилось, что и тот, за кого вступился Виктор, потому и не встаёт, что нечестно поступил по отношению к товарищам, и за это они решили его «проучить».
– И всё равно, – сказал Виктор, – трое на одного – это подло.
И все с ним согласились.
Вот какая произошла непростая и неоднозначная история.
Но девочки снова все полюбили Виктора, а мальчишки захотели с ним дружить, несмотря на то, что он по-прежнему не давал списывать.
И ты, мой друг, запомни, пожалуйста, замечательные слова великого педагога Василия Александровича Сухомлинского: «Духовное богатство немыслимо без чувства собственного достоинства... Без самоуважения нет нравственной чистоты и духовного богатства личности. Уважение к самому себе, чувство чести, гордости, достоинства – это камень, на котором оттачивается тонкость чувств».
«Чувство гуманности оскорбляется, – пишет Виссарион Белинский, – когда люди не уважают в других человеческого достоинства, и ещё более оскорбляется и страдает, когда человек сам в себе не уважает собственного достоинства».
И, наконец, Николай Островский: «Если разлад между высшим и внутренним миром очень велик, то надо задуматься и спросить себя: что же ты за человек, если тебе стыдно даже самому себе признаться кое в чём?»
Три разных человека, три разных эпохи, три героических – каждая по-своему, неповторимых и прекрасных судьбы, три мастера, оставивших нам свои вечные творения, столь несхожие меж собой. И как одинаково они говорят о той огромной роли, которую играет в судьбе каждого человека, и в твоей судьбе, друг мой, чувство, которое нельзя ни купить, ни занять, а лишь воспитать в себе, вырастить в сердце своём – ЧУВСТВО СОБСТВЕННОГО ДОСТОИНСТВА, делающее человека воистину человеком