Сергеев М. Д. / Произведения

Марк Сергеев

Разговор первый
Волшебное зеркало, или С чего всё началось

Есть у меня знакомая девочка, которая, встретив меня в своём дворе, сейчас же подбегает ко мне, берёт за рукав тянет к скамейке, спрятанной под густыми деревьями, откуда ты всех видишь, а тебя никто. И когда мы усаживаемся, она обращается ко мне просто и доверительно: «Давай поговорим!» И мы подолгу беседуем с ней. Нет-нет, не о девчоночьих секретах, а про разные разности: почему у нас цветы называются жарки, на Урале – огоньки, а в Европе – купальницы. И мне приходится рассказывать, что был когда-то старинный народный праздник Ивана Купала, что в это время девушки плели венки из красивых огненных цветков, которые похожи на наши жарки, только цвет у них не густо-оранжевый, точно это капли раскалённой вулканической лавы, а жёлто-золотистый, точно это лоскутки пламени костра. Что именно на этот праздник раскладывали костры, прыгали через них и верили, будто в чащобе леса ровно в полночь, минута в минуту, зацветает папоротник, и кто увидит его – тот станет счастливым и его заветное желание исполнится.
Или вдруг спросит эта девочка: «А вот я читала сказку Андерсена «Снежная королева», там говорится о злых троллях. А есть такие тролли на свете?» И я рассказываю ей, как прошлым летом оказался в Дании, на родине знаменательного сказочника Андерсена. Ходил по улицам города, где как раз в эту пору цвели тюльпановые деревья. Тут меня девочка прервала и сказала, что я ошибаюсь, что тюльпан – это не дерево, а просто цветок красивый – бордовый, или алый, или даже жёлтый, она видела тюльпан, потому что маме её подарили на праздник целый букет таких южных тюльпанов. Тут мне пришлось объяснять, во-первых, что, кроме цветов тюльпанов, есть, оказывается, ещё и тюльпановое дерево, я сам видел: широко раскинутые ветви, крупные, жестковатые листья, которых почти не видно, потому что все ветки усеяны большими желтовато-беловато-лиловыми цветами, похожими на тюльпан. И ещё я должен был рассказать ей, что тюльпаны цветы растут в нашей стране не только на юге, но и в Забайкалье, а особенно много их на Дальнем Востоке. Помню, в детстве я всё удивлялся, когда вдруг открывалась передо мной целая долина, полыхающая жарким цветом тюльпанов. Потом мы возвращались к троллям. Конечно, это сказочные существа – плод народной фантазии. Но ведь недаром Пушкин сказал: «Сказка – ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок».
Помните, как начинается одна из самых прекрасных сказок Ганса Христиана Андерсена «Снежная королева»? Прежде чем рассказать историю о том, как оледенело сердце маленького Кая, как стал он рабом Снежной Королевы, прежде чем отправить нас в путь вслед за храброй и самоотверженной Гердой, Андерсен знакомит нас с удивительной судьбой волшебного зеркала: «Жил-был тролль, злющий-презлющий. Раз он был в хорошем расположении духа: он смастерил такое зеркало, в котором все доброе и прекрасное уменьшалось донельзя, а всё негодное и безобразное, напротив, так и бросалось в глаза и казалось ещё хуже. Прелестнейшие ландшафты выглядели в нем варёным шпинатом, а лучшие из людей – уродами или казались стоящими кверху ногами и без животов». Но, несомненно, зеркало не принесло бы столько зла, если бы тролли не разбили его на миллиарды осколков, и когда такой осколок попадал в глаз человеку, а ещё горше того – в сердце, человек переставал видеть в жизни всё, что делает нас радостными и счастливыми, а начинал воспринимать мир, всё окружающее и всех окружающих с предвзятым недоброжелательством и недоверием. Конечно, нет на земле добрых и злых троллей, но есть на свете Добро и Зло. Сказка сказкой, а зеркало – не одно, а два! – существуют волшебные, невидимые зеркала, осколки которых попадают в наши сердца, как семена пшеницы и чертополоха. Одни дают добрые, другие – злые всходы, они-то и становятся потом чертами нашего характера.
Я знал одну девочку, которая, увидев в руках у подруг яблоко, говорила:
– Не люблю яблоки – в них всегда черви в серёдке.
И яблоко теряло аромат, казалось дряблым и не вкусным, впору выбросить: а вдруг и впрямь червяк.
Так вот мы разговариваем обо всём на свете.
А сегодня мне моя подружка вдруг и говорит: «Послушай, а почему бы тебе не поговорить со всеми ребятами, как ты говоришь со мною: обо всём на свете: о цветах и городах, о книгах и о разных случаях, о дружбе и нечестности, о героях и трусах?» И я подумал, а может быть, и в самом деле нам с вами обо всём этом и многом другом поговорить? А? Вот мы и начинаем разговор.
Сейчас, когда многие из вас находятся в пионерских лагерях, в поле и в лесу, я прошу вас: оглянитесь вокруг себя, посмотрите, как необычен и прекрасен мир. И спросите себя: все ли цветы, что сейчас цветут, знаете вы по названиям, все ли травы известны вам? Вот нынче дождливое лето и в перелесках, как никогда пышно, поднялись зелёные пушистые фонтанчики хвоща, словно тысячи маленьких нежных ёлочек покрывают они пространство между деревьями. А знаете ли вы, что хвощи и знакомые вам, наверное, папоротники – реликтовые растения, а реликтовый – это значит «сохранившийся как пережиток от прежних эпох». Ничего себе пережиток, скажете вы! – растёт себе, зеленеет и выглядит моложе всех других трав. А между тем, хвощи, и не такие маленькие, а огромные, как деревья, росли на земле, когда на ней не было ещё ни человека, ни нынешних зверей и птиц, а двигались в зарослях гигантских хвощей и папоротников гигантские чудовища: динозавры, ихтиозавры и другие родственники нынешних тритонов и ящериц. Их не зря же учёные назвали ящерами. Вот вам и травка, вот вам и зелёный фонтанчик.
Как, оказывается, интересен мир вокруг, если ты о нём хоть кое-что знаешь! От знания травки и деревца, камня и цветка начинается наша любовь к природе. Если ты просыпаешься от птичьего пения, а можешь отличить лишь горластую ворону, а нежный голосок малиновки тебе не знаком, то и птичье пение существует для тебя так, вообще, а для того, кто знает птиц, – лес рассказывает свои утренние истории. Поделитесь друг с другом своими знаниями, возьмите в библиотеках книги о деревьях, цветах, птицах или камнях, и мир вокруг вас станет другим.
А для того, чтобы вы поняли, как это важно, я на прощание познакомлю вас с одним письмом. Его написал не художник и не писатель, не человек, который профессионально занимался искусством, наоборот: труд его был суров и беспощаден – он был профессиональный революционер, томился в царских тюрьмах, отправлялся в ссылку в нашу сибирскую глухомань, потом возглавлял ЧК, боролся со спекулянтами, диверсантами, саботажниками, организовывал первые коммуны для беспризорников... Ты уже понял, что я веду речь о Феликсе Эдмундовиче Дзержинском. В 1914 году он в письме к жене – Софье Сигизмундовне Дзержинской – размышлял о красоте:
«...Меня очень радует, что нашего Ясика так восхищает природа, что у него есть слух, что и лес, и цветы, и всё богатство природы его интересует. Ибо, кто чувствует красоту, тот может уловить и понять радость жизни настоящего человека... он уже впитывает те лучи, из которых будет в течение всей жизни черпать радость и отдавать её другим».
Черпать радость и отдавать её другим! – как сказано! С любви к своему дому, с любви к дереву и цветку начинается наша любовь к родине, чем мы старше – тем она осмысленнее, но начало её в любви к родной природе, к земле своей, прекраснее которой нет!

Разговор второй

О интересной и неинтересной, или О космонавте Германе Титове и скрипке его отца

Представь себе, что к директору завода вдруг поступило заявление от кого-то: «Уважаемый товарищ директор! Машины и поточные линии, которые внедряются сейчас на нашем заводе, не нужны. Они предназначены для узкого круга специалистов, а нам непонятны, и всё это – выдумки инженеров. Раз они их придумали – пусть сами и вкалывают, а нам для работы нужен молот да сверло, к которым привычны наши руки».
Понятно, что такое письмо никто не напишет: постесняется. А лучше пойдёт на курсы повышения квалификации, засядет за книги и схемы, у специалистов поучится – и станет сам специалистом.
Вот, к примеру, по нашей Восточно-Сибирской дороге ходили паровозы, потом пошли тепловозы, пришлось машинистам переучиваться. А потом дорогу электрифицировали полностью от Байкала до Москвы. А ведь сотни и даже тысячи машинистов водили по ней сотни и даже тысячи паровозов и тепловозов. И вдруг... На старости лет учись водить электровозы. Тяжело? Ещё как тяжело! Но никто не подал заявления с просьбой разэлектрифицировать дорогу. Человеку, знающему только таблицу умножения, недоступна премудрость высшей математики. Человек, знающий физику в объёме средней школы, не сумеет изобрести космическую ракету. Но ни тот ни другой не станут хвастаться своим ж знанием. И если их увлечёт математика ли, физика ли – они ступенька за ступенькой станут подниматься на верил ну знаний, потому что дорога эта не закрыта никому.
Передо мной лежит письмо, пришедшее в Иркутский комитет по радиовещанию и телевидению. Конечно, если бы такое письмо было единичным, не стоило бы и разговора нем затевать. Но писем таких немало. Вот оно:
«Уважаемая редакция музыкальных передач. Пишет вам ученик Михаил Колобов. Я часто с большим удовольствие! слушаю радиопередачи вашей студии, потому что очень люблю музыку. Но только вы много передаёте музыки не интересной – это когда играет симфонический оркестр или полчаса играет пианино. Мне такая музыка не нравится, мы с друзьями просим вас поменьше передавать симфоний и всяких опер, а побольше песен и танцев, которые очень любит наша молодёжь».
Прочитал я письмо, и стало обидно мне... за Мишу. Не ужели не понимает он, что сам расписался в собственном невежестве?
Ну что же, давай поговорим на эту тему.
Есть такая пословица: «Не знать и спросить – минутный стыд, не знать и не спросить – вечный стыд». Я понимаю эту пословицу широко: не торопись кричать всему белому свету о чём-то, чего ты не понимаешь, что оно тебе не нравится. Ну как же может нравиться Мише Колобову серьёзная классическая музыка, если он её не понимает?
Карл Маркс сказал: «Если ты хочешь наслаждаться искусством, то ты должен быть художественно образованным человеком». Вот в чем дело! Каждое воскресенье днём в зале Иркутской филармонии бывает концерт для тех, кто хочет понимать серьёзную музыку, он адресован школьникам. Серьёзные люди – музыковеды, знатоки очень доходчиво раскрывают секреты классической музыки, а оркестр исполняет произведения крупных композиторов, написанные специально для детей и для подростков, да и те, что созданы для взрослых тоже. И тот, кто внимательно прослушал беседу, слышит, как композитор изображает и звон ручья, и трель, жаворонка, и вой ветра, и полёт шмеля...
Представь себе человека, который сел бы играть в шахматы с международным мастером, а сам не знал бы не только шахматной теории, а не имел бы даже представления, как двигаются шахматные фигуры. Много ли удовольствия получил бы и он сам, и его партнёр? Так и с классической музыкой – её надо научиться понимать, а для этого слушать, слушать и слушать... И чем больше будешь ты слушать Моцарта и Чайковского, Бетховена и Прокофьева, чем чаще ты станешь бывать на симфонических концертах, и в первую очередь, на тех, что даются специально для развития музыкальных знаний, чем больше книг прочтёшь о том, как рождается музыка, о судьбах композиторов и их произведений, тем все яснее будет раскрываться удивительная сила, заключённая в миллионах вариаций из семи скромных нот.
Ты, я уверен, прочитал уже биографическую повесть «Отчий дом», которую написал лётчик-космонавт Герман Титов. Там есть такой эпизод:
«В училище это было. Горькие минуты довелось мне пережить. Может быть, самые горькие в жизни. Показалось мне, что начальство несправедливо со мною поступило. Взорвался, нашумел... Характерец у меня был нелёгкий. И совсем уже решил тогда, что все кончено. Не бывать мне в небе.
Ушёл подальше от всех, лёг в кусты, гляжу на звёзды. И такая тоска навалилась... Вдруг где-то запела скрипка. Я сразу узнал: второй славянский танец Дворжака. Такая знакомая мелодия. Взяла за душу и повела за собой. В детство моё. В родной дом. И сразу вспомнилось. Поздний вечер. Мы уже легли, но ещё не спим. Входит как всегда припоздавший отец. Тихонько раздевается. Ощупью достаёт скрипку и на сон грядущий играет Дворжака. Хорошо под неё мечталось...
И в тот раз – слушаю далёкую скрипку, а сам как будто с отцом говорю. Замолкла скрипка. Встал я с земли обновлённый какой-то, как будто дома побывал»
Музыка!
За шестью буквами этого слова и задушевная песня, колыбельная, с которой входил ты в жизнь:

Спи, моя радость, усни,
В доме погасли огни.
Дверь ни одна не скрипит,
Мышка за печкою спит...

Ты ещё мал, ты ещё не знаешь, что у твоей колыбели уже стоит Моцарт. А потом ты смотришь мультфильм «Петя и Волк», звучит таинственная музыка, но ты ещё не знаешь, что и сюжет этой сказки, и музыку к ней написал Прокофьев. А когда возникают кадры городов и ландшафты страны и диктор сообщает, какая будет погода, то слышится музыка Чайковского.
У каждого из нас довольно часто меняется настроение. И было бы несерьёзным сказать, что только симфоническая и инструментальная музыка (это когда, по выражению Mиши Колобова, «полчаса играет пианино») есть благо для души. Наоборот, человек гармонически развитый, с тонким вкусом и музыкальным слухом, сегодня найдёт радость в фортепианном концерте, а завтра – в новой песне, переданной радиостанцией «Юность», а в другой раз – в раздольной народной песне, в джазовой миниатюре, в оперной арии.  У каждого жанра своя одежда, свои достоинства. Теперь музыка сопровождает человека всюду – тысячи людей имеют в наши дни, как шутят, «карманные оркестры» – транзисторы.
И вот здесь нам стоит с тобой поговорить ещё на одну тему. Возможно, у тебя уже есть транзисторный приёмник. Или купили родители, или сконструировал сам. А если нет, то ты мечтаешь его заполучить. Не отворачивайся – это уж я точно знаю: сам был мальчишкой.
Если ты получишь свой «карманный оркестр» – не торопись его включать на такую мощность, чтоб было слышно от Иркутска до Байкала. Почему? Во-первых, это нескромно. Все так и решат, что ты задумал похвастаться. И не ошибутся. Во-вторых, это бестактно по отношению к окружающим: может быть, кто-то отдыхает или, может быть, вот тот человек сидит на скамейке и стихи сейчас сочиняет или машину какую-нибудь придумывает, или просто отрешился от забот-хлопот и рад хорошему деньку. А ты ему мешаешь. И ничего кроме досады у него твой «карманный оркестр» не вызовет. А ведь этот человек, несомненно, любит музыку. Но всему в жизни нашей свой час. И, в-третьих, это неуважение к самой музыке, потому что при включении её на мощную громкость для тебя самого пропадёт тонкость её нюансов, смешаются краски, деформируется звук.
И уж, конечно, под такой музыкальный гром мы вряд ли с тобой сможем сказать друг другу: «Давай поговорим», сказать-то скажем, а вот услышим ли хоть словечко?

Разговор третий

О корочке-спасительнице, или Где спит хлеб

Друзья мои дорогие!

Вот отклик на наши с вами разговоры о жизни: «Дорогая редакция. В воскресенье мы прослушали радиогазету «Пионерский костёр» на тему «Давай поговорим». Передача нам очень понравилась. Мы, дети детского приёмника-распределителя города Тайшета, недавно проводили беседу, в которой принимали участие старшие ребята. Тема беседы: «Хлеб – всему голова». Просим вас, проведите беседу о цене хлеба, как надо бережно к нему относиться. С уважением: Иванова Лена – 12 лет, Антипенко Олег – 7 лет, Шумилова Ира – 8 лет, Старкин Валера – 9 лет, Шевцов Саша – 8 лет и другие ребята».
Я был очень обрадован этим письмом, во-первых, потому что оно первое, а во-вторых, и это самое важное, потому что девочки и мальчики из Тайшета начали разговор о самом главном, о хлебе, с которого начинается всё. Ведь недаром же хлебом человек называет не только собственно хлеб, испечённый из пшеничной или ржаной муки, не только булочки или пирог, но и вообще всю свою пищу. Вспомните такое изречение: «Трудом человек зарабатывает себе на хлеб». Или когда хотят сказать о том, что человек сыт: «Хлеб спит в человеке». Хлеб спит в человеке, и человеку спокойно, и у него есть сила трудиться, и у него есть желание радоваться и петь. Вот почему сейчас, когда в полях Сибири идёт жатва, когда в непогодь, в жару, днём и ночью в полях гремит шинами страда, мы говорим: уберём хлеб без потерь, чтобы сторицей вернулось к людям то, что они сеяли, растили лето, о чём тревожились, когда небо разражалось гроза или град хлестал по неокрепшим колосьям. И не случайно народ сложил так много пословиц о хлебе: «Хлеб – батюшка, кормилец». Или: «Хлеб – батюшка, водица – матушка», «Хлеб выкормит, вода вымоет», «Не будет хлеба, не будет обеда», «Хлеба ни куска, так и в тереме тоска; а хлеба край, так и под елью рай»...
Да, уж воистину: не будет хлеба, не будет и обеда. И дело тут не только в нашей привычке обязательно любую еду принимать с хлебом, а в том, что без зерна нет и мяса, н и молока, нет и яиц, потому что и домашним животным нужны и комбикорма, и овёс, и отруби. А это всё хлеб.
Когда я вижу, как в столовой пионерского лагеря или школьном буфете ребята, не отдавая себе отчёта в том, что делают, начинают бросать друг в друга кусками хлеба, мне становится нестерпимо больно, в моей памяти возникают детские годы, когда мы после того, как убрано уже поле, ходили по нему, деревенские ребята, всем классом, собирая случайно оставшиеся колоски, потому что каждый из этих колосков обозначал жизнь. Наша страна только начинала свой путь после Гражданской войны. Ещё были вытоптан поля, ещё отстраивались сожжённые белогвардейцами и бандитами деревни, и вдруг грянула засуха, пожгла посевы. И начался голод. Не ломоть хлеба, а несколько зёрен иногда значили для человека: жить или не жить.
Мне вспоминается и другое. Двадцать пять лет назад познакомился с писательницей Майей Борисовой. Она по рождению – ленинградка, теперь она снова живёт в Ленинграде, а тогда, после окончания университета, была направлена в Сибирь и работала журналистом в газете «Красноярский комсомолец». Помню, что в один из первых дней знакомства, Майя Борисова прочитала мне только что написанные стихи.

Ленинграду

Да, он мне снится – этот город.
И, видимо, не раз, не два
Доказывать я буду в спорах,
Что он – красивей, чем Москва.
И в стороне сибирской дальней
Мне помнится родимый дом,
И то, что факелы ростральных...
А, впрочем, нужно – о другом...
Я вижу городок на Волге
В полукольце плешивых гор
В тот очень тяжкий, очень долгий
Сорок второй военный год.
Линялые, шатрами, крыши,
Стада, бредущие в пыли...
Туда блокадных ребятишек
Из Ленинграда привезли.
С утра в детдом несли подарки,
Каких-то ждали новостей...
Заплаканные санитарки
Рассказывали про детей.
Они еды, как солнца, ждали,
Им дали мяса, масла дали,
Они ж, качаясь, как в бреду,
За завтраком – недоедали,
В обед – опять недоедали,
За ужином – недоедали, –
На завтра прятали еду.
Они не оставляли крошек,
Тихи, глазасты и худы,
Они рассматривали кошек
Лишь как запас живой еды.
И падали при каждом шаге.
И молча плакали в тиши.
Но кто-то детям дал бумаги
И очинил карандаши.
И вот на четвертушках мятых
Стал робко возникать на свет
Неточный, памятный, крылатый,
Неповторимый силуэт.
Бессмертный шпиль Адмиралтейства!
Его нагую простоту
Чертило раненое детство,
Мусоля грифели во рту.
Он был залогом их спасенья,
Он был оплотом их мечты:
Сверкающий, как луч весенний,
Прямой и острый, точно штык.
Мне часто снится этот город
И, видимо не раз, не два
Доказывать я буду в спорах,
Что он – красивей, чем Москва.
Но вновь и вновь при трудном шаге
Я вспомню это: тишь палат,
Детей, и на листках бумаги
Рисунок, точно текст присяги
Тебе на верность, Ленинград.

Я тоже помню этих детей, исхудалых, плачущих уже не голода, а от ужасной мысли, что завтра не накормят, прячущих под подушки, под матрацы кусочки сбережённого за обедом или ужином хлеба: про запас, на чёрный день. И чтобы никогда для вас, мои друзья, не пришёл этот чёрны день, ни для вас, ни для тех, кто появится на свет тогда, когда вы будете большими, идёт на земле борьба за мир, против атомной, водородной, нейтронной бомбы, для этого крепим мы мощь нашей страны, для этого говорим: будем беречь хлеб, это – народное добро, это – наше достояние, это наша великая мощь.
Ты пришёл домой, в столовую, в гости. Перед тобой лежит ломоть хлеба. Знаешь ли ты: сколько он весит? Ленинградский мальчишка 1942 или 1943 года знал. Его ломоть весил 125 грамм. Как писала замечательная поэтесса, перенёсшая блокаду, Ольга Берггольц: «Сто двадцать пять блокадных грамм с огнём и кровью пополам». Это была норм на весь день не только ребёнку, но и рабочему, который делал пушки, танки, изготовлял снаряды для фронта. 125 грамм и больше ничего: вот твой завтрак, обед и ужин. Посмотри же, друг мой, внимательно на кусок хлеба, лежащий перед тобой.
Мы собираем миллионы пудов хлеба, бывают годы урожайные, бывают трудные. Дорого достаётся хлебороба каждый колосок: то жара несусветная, когда нужен дождь, то унылые дожди, когда нужно тепло, то поздние заморозки весной, то ранние заморозки осенью. Но люди борются урожай, и идёт в закрома страны золотое зерно: наша сил наша уверенность, наш хлеб насущный.
Есть хлеб и на вашем столе, Лена Иванова, Олег Антипенко, Ира Шумилова, Валера Старкин, Саша Швецов, и на столе ваших товарищей, есть он в каждом доме, в каждой семье. Ешьте его на здоровье, ешьте досыта. Он даст вам силу и крепость. Но не переводите хлеб зря, жизнь вам этого не простит. И ещё: помните – хлеб этот выращен в трудах и заботах человеком. Имя ему – хлебороб. Увидите хлебороба, скажите ему искреннее спасибо.