Печерский Н. П. / О жизни и творчестве

Горизонты прозы для детей

Книги для детей. Все большее внимание уделяет им сегодня не только литературная критика, но и литературоведение, и это знаменательно: художественная зрелость, психологическая глубина, подлинность характеров и поступков, сложность социальных и нравственных конфликтов, разговор с юным читателем, при всей специфике детской книги, о явлениях неоднозначных, непростых – все это сомкнуло «детскую» и «взрослую» прозу. Новые усложнившиеся задачи коммунистического воспитания юных, только еще вступающих в мир граждан нашей страны определяют изменения, которые произошли в книге для детей. Движение к художественной полноценности проявилось прежде всего в усилении аналитичности прозы, в пристальном рассмотрении разных сторон жизни, даже тех, что еще совсем недавно считались «запретными» для детской книги, в стремлении к широкому нравственно-социальному исследованию жизни ребенка в сложном сегодняшнем мире.

В творчестве писателей-сибиряков поиски новых средств изображения жизни как сложного единства ведутся упорно и в разных направлениях. Раздвигаются пространственные горизонты жизнедействования героев, многообразнее становятся временные ориентиры. Наряду с традиционным в детской литературе «линейным» временем, когда все события выстраиваются в последовательную цепь, многие писатели используют сопряжение времен – прошлого, настоящего и будущего (гайдаровская традиция, так ярко проявившая¬ся в повести «Военная тайна»).

А. Баздырев (Барнаул) в повести «Илька приехал в Крутояр», рассказывая о сегодняшних ребячьих делах, о проблемах современной колхозной жизни, закономерно обращается ко времени становления первых колхозов. Пуля, найденная ребятами в стволе сосны, стала началом расследования истории гибели первого крутоярского председателя. Так прошлое вошло в жизнь настоящую, позволило увидеть то, что мы привыкли называть повседневностью, в ретроспективе — и вдруг обычная будничная жизнь предстала как исполненная мечта, за осуществление которой погибали герои давних дней.

В ином повороте открывается связь времен в повести А. Соболева (Кемерово) «Грозовая степь». Так же, как и Баздырев, обращаясь к теме беспощадной классовой борьбы в деревне 30-х годов, автор не стремится, между тем, совместить или сблизить время событийное и время повествовательное, но говорит о прошлом, выделяя в нем то, что важно для настоящего. Н. Чаусов (Иркутск) в повести «Черная борода» протягивает временные нити между гражданской и Великой Отечественной войной. Такое длительное повествовательное время создает ощущение напряжения, непрерывности движения времени, спаянности времен и поколений.

В книгах писателей следующего поколения сложность взаимоотношения героя и цепи событий, оказывающих влияние на его судьбу, становится еще сложнее. Характер охваченного времени, его протяженность играют важную роль в развитии и выявлении центральной идеи произведения Г. Машкина «Синее море, белый пароход». Время, живущее на страницах книги, уходит в прошлое и простирается с будущее. Гражданская война (история деда, сожженного японскими интервентами в паровозной топке), бои на озере Хасан (воспоминания об отце Лесика), Отечественная война (экспозиция повести), первый послевоенный год на Сахалине (основное действие), надежды, устремленные в завтра, когда придется жить на «двух берегах одного моря», а стало быть – в протяженное грядущее – таков широкий поток времени, нужный автору для того, чтобы с исторических позиций ос-мыслить, постичь день сегодняшний.

Через сопряжение трех временных измерений Г. Машкин решает очень широкую проблему: ребенок и мир в его настоящем, прошлом и будущем, детство и нравственный климат земли. Усиливается мировоззренческий и нравственный смысл произведения, утверждающего идею преемственности идеалов, идею ответственности дня сегодняшнего пред днем прошедшим, перед днем грядущим, подчеркивается причастность каждого к общему состоянию мира. Личность ребенка в такой ситуации меняется, становится общественно более значимой, а, стало быть, происходит рождение качественно нового героя детской литературы. У Г. Машкина он необычайно активен, он мощно воздействует на окружающую среду и помогает пересозданию ее, нравственному освежению. Эта мысль проходит через всю книгу, но наиболее ярко проявляется в эпизодах, связанных с поисками невиновных, но подозреваемых в поджоге дома японцев, в сцене спасения японцев во время тайфуна, в момент высокого эмоционального напряжения во время похорон коммуниста Семена Ивановича.

После гибели Семена Ивановича Гера протестующе резко отвергнет примиренческое бабушкино: «На все божья воля»... и бескомпромиссно скажет: «...наша воля на все...». И как протест против сложившихся на послевоенном Сахалине недоверчивых и даже враждебных отношений между русскими, корейцами и японцами, недавними противниками в войне, против национальной розни, подогреваемой темными силами, воспринимается шествие Геры на похоронах Семена Ивановича за руку с японской девочкой Сумико и ее братом Ивао: «Мы рядом шли по городу, по самой середине главной улицы. Японцы, ко¬рейцы и русские оглядывались на нас. Сумико не поднимала ресниц. Она шла, сильно наклонившись вперед: пугни – и побежит. Но ято не дал бы никому ее обидеть, кинулся бы с кулаками на любого, кто засмеялся бы над нами».

Любопытно, что писатели-сибиряки обновляют и привычные приемы изображения художественного времени. Г. Михасенко, пишущий в традициях классической прозы, прибегает к форме «линейного» времени, и это дает возможность рассмотреть становление характера ребенка (это – главная проблема книг писателя) в привычных, повседневных обстоятельствах. Время в его произведениях всегда точно, конкретно, касается это календарного или хронологического времени. В социально-бытовых повествованиях Г. Михасенко время выступает как важная художественная деталь, служащая конкретизации событий, придающая особую достоверность изображаемому.

Он пишет: «Катя Поршенникова освобождается от занятий по 25 октября» («3 союзе с Аристотелем»), «Мама пыталась закончить какие-то курсы, но началась война, папа ушел на фронт, а мы переехали в эту деревню, в Кандаур, где жила папина сестра, тетка Феоктиста...» («Кандаурские мальчишки»). Причем для Михасенко характерна не только конкретизация времени как отрезка жизни героев, он и в определении часов и суток всегда точен. «Солнце спускалось за вокзал... Настало время наших пряток» («Неугомонные бездельники»). Это внимание к реалистической детали, как уже говорилось, придает особую достоверность произведениям Г. Михасенко, усиливая эмоциональное воздействие их на юного читателя. Дети в письмах спрашивают у автора и у издателей, не вернулись ли с фронта отцы Миши и Коли и других ребят, где живут сейчас герои «Кандаурских мальчишек», чем занимаются, какими профессиями овладели – дети считают, что в произведениях Г. Михасенко речь идет о подлинных людях и событиях.

Повествовательное и событийное время максимально сближены в книгах Н. Печерского. В его «сибирском цикле» несомненно сказалось влияние «второй специальности» – профессии журналиста. Н. Печерский создает свои книги в самой гуще тех самых событий, которые описывает: гидростроители перекрывают Ангару в Братске – и появляется на свет повесть «Генка Пыжов – первый житель Братска»; молодежные бригады тянут сквозь тайгу трассу Абакан-Тайшет – и выходит книга «Красный вагон»; геологи-поисковики открывают первые якутские алмазы – читатель открывает книгу «У тебя все впереди, Валерка». Это – особая ответственность: ведь подлинные Генки и Валерки могли сравнить книгу с жизнью. К чести автора, книги выдержали испытание временем: сиюминутная злободневность явилась долговечной художественной правдой.
Искусственная попытка сблизить событийное и повествовательное время всегда обертывается нарушением художественной правды. Так случилось с книгой Г. Ми-хасенко «Неугомонные бездельники». Время, настойчиво обозначаемое в произведении, – 60-е годы. Однако объективно в книге существует совсем иное трудное послевоенное время. Привнесенные из более поздних дней внешние временные ориентиры (точные даты, телевизоры в квартирах и пр.) так и остаются внешними по отношению к тональности повествования, к дыханию подлинно, помимо воли автора, живущего в книге времени. События биографии автора и судьба его друзей, ставших прототипами героев книги, пробились сквозь новую временную канву, смещение времени в сторону «сегодня» на достигло ожидаемого результата: крепкий сплав реальности и вымысла дал трещину. Поэтому можно сказать, что время не только «вещь необычайно длинная», но и необычайно упрямая. Художественное время не терпит произвольного обращения с собой, мстит за это художнику нарушением художественной объективности.
Усложнение, «повзросление» прозы для детей идет и по другим направлениям. Современная детская литература раздвинула и пространственные горизонты жизнедействования героев. Это продиктовано стремлением писателей к широкому многообразному изображению действительности, самим образом нашей современной жизни, подвижной и подвижнической, связанной с переездом тысяч людей на тысячи километров – на строительство гидростанций, таких, как Братская, Красноярская, Усть-Илимская, железных дорог – как Хребтовая-Усть-Илим, Абакан-Тайшет, наконец, – Байкало-Амурская магистраль. И хотя действуют на страницах книг совсем юные граждане, жизненный мате¬риал, конфликты в лучших произведениях детских писателей не страдают «детскостью», облегченностью, нарочитой наивностью. И совсем не случайно в состав книжной летописи Сибири, в серию книг «Молодая проза Сибири» достойно вошли повести, отвоеванные детьми и у взрослых, такие, как «Кандаурские мальчишки» Г. Михасенко, «Синее море, белый пароход» Г. Машкина. В них, как и во многих взрослых книгах о Сибири этапа 50-60-х годов, ставится важная задача – верно рассказать о крае, ставшем передовым плацдармом нового этапа коммунистического строительства, о трудных и высоких свершениях сибиряков, о процессе формирования нового человека в условиях напряженного труда и сложного быта.
Типологической особенностью сюжетостроения многих повестей писателей-сибиряков становится переезд, путешествие, отторжение героев от привычного, сложившегося семейного быта. Это прослеживается в книгах многих прозаиков – Г. Михасенко, Л. Квина, Ю. Самсонова и др. Такой сюжетный ход дает возможности рассмотреть главную проблему – становление личности ребенка – в особом повороте, как проблему ускорения нравственно-социального повзросления, рассмотреть диалектику роста героя на широком социально-историческом фоне, а не в узкой сфере школьно-семейной жизни.
Семь порогов повзросления, мужания духа преодолевает герой повести Ю. Самсонов «Семь порогов» Гринька Коробкин, помогая взрослым раскрыть тайну Большого болота, а по сути дела постигая, а затем – воспринимая, как свои, дела и заботы строителей таежной трассы – линии злектропередач Турока-Олим.
Не в классе, а на строительстве Братской ГЭС проходит свою важную пятую четверть, школу жизни, герой повести Г. Михасенко «Пятая четверть или гость Падунского Геракла». Здесь познает он цену настоящего труда и никчемность на-ивного романтического мечтательства.
Наиболее показательно этот пространственный эффект проявился в повестях Н. Печерского.
Действие книг Н. Печерского происходит на сибирских новостройках. Москвич Генка Пыжов, герой одноименной повести, вместе со своим отцом, плотником необычайной квалификации (восьмой разряд!) переезжает в Братск. Герой повести «У тебя все впереди, Валерка» вместе с родителями-геологами оказывается в далекой якутской тайге, в изыскательской экспедиции, на месте будущего города алмазников. На строительстве трассы «Абакан-Тайшет» происходят события повести «Красный вагон». В Якутии, на реке Вилюй, строят в тайге рабочий поселок «Масштабные ребята» отчаянного 7-го А, приехавшие на летнюю практику. Движение к новому месту жительства, непривычная обстановка становятся индикатором, проявляющим подлинные свойства человека. В столкновении с настоящей жизнью рушатся книжные представления героев о жизни и людях, выковывается характер.
Но увлечение пространственными перемещениями действующих лиц служит еще одной важной художественной задаче – познавательной стороне книги, столь важной для нашего «века насыщенной информации». Дорога из Москвы в Братск, движение строителей вдоль трассы, приключения ребят, заблудившихся в тайге, помогают авторам, и особенно Н. Печерскому, нарисовать ландшафты страны, познакомить читателей с историей, географией, геологией гигантского зауральского края, приблизить Сибирь, ее небудничную красоту, ее сегодняшние заботы к тем мальчишкам и девчонкам, что живут так далеко, за тысячи километров от Иркутска, Якутска, Братска, от села Кандауры и острова Сахалина. Они, эти книги, возбуждают мечты о дальних дорогах, о больших стройках, о новых городах, врезанных в бесконечную тайгу. И, стало быть, желание когда-нибудь приехать в Сибирь. Так художественное пространство, из категории эстетической переходит в категорию общественную, социальную, педагогическую.
Время и пространство – одна из граней многообразного поиска средств раскрытия современной жизни в книгах для детей. И этот поиск – свидетельство преодоления в детской литературе упрощенности, достижения ею уровня подлинного искусства. Искусства воспитания, которое, по словам А. М. Горького, – «великое государственное дело, требующее таланта и широкого знания жизни»