Михасенко Г. П. / Произведения

Милый Эп : отрывок из повести

В вестибюле было светло и жарко. Не зная квартиры, я постучал наугад, и выглянувшая старушка с сигаретой в зубах направила меня наверх, в седьмую квартиру.
Я поднялся и, на носках приблизившись к двери с полуоблупившейся цифрой семь на металлическом ромбике, припал к щели ухом. Внутри – ни звука, только отдалённая, быть может, от соседей, музыка. Неужели действительно никого? Это меня вдруг огорчило. Не отнимая уха, я позвонил и тут же отпрянул – послышались быстрые шажки и бодрый голос:
– Сейчас-сейчас!
Щёлкнул запор, и я торопливо сказал:
– Здравствуйте! – и удивлённо замер: передо мной стояла та самая девчонка в красных брюках, с которой я столкнулся сегодня в школе, покидая класс. – Здесь живут Снегирёвы?
Девчонка, ожидавшая, казалось увидеть кого-то другого, разочарованно ответила:
– Здесь.
– А мне бы Светлану Петровну.
– Её нету.
– Тогда извините, – буркнул пятясь.
– Постой-постой! – вдруг проговорила она, простирая ко мне руку. – Твоя фамилия Эпов?
– Да.
– Зайди-ка на минутку!
– Но раз Светланы Петровны нету...
– Зато Валентина Петровна дома, а это одно и то же. Давай-давай заходи! – девчонка шире распахнула дверь и нетерпеливо замахала рукой.
Поколебавшись и оглянувшие на лестницу, точно запоминая обратный путь на случай внезапного бегства, я вытер туфли о толсты мягкий половичок, вошёл в тесный коридорчик, снял влажны берет и опять сказал:
– Здравствуйте!
– Не здоровайся – никого нет. Валентина Петровна – это я, но мной ты уже и прощался, если помнишь, и здоровался. – Хозяйка захлопнула дверь, прижать к ней спиной и хмуро, зло уставилась на меня исподлобья.
— Я сестра Светланы Петровны. А ты двоечник Эпов!.. Я люблю сестру и не желаю, чтобы каждый бездельник издевался над ней, ясно? Чтобы из-за каждого лоботряса её отвозила скорая помощь в больницу?
— В больницу? – испугался я.
— А ты бы хотел сразу на кладбище? – пронзительно прищурившись, спросила она.
— Я растерялся.
— Нет, но... я не двоечник.
— Ну да! Света сказала, влепит тебе пару за четверть и не допустит до экзаменов. Ты же Эпов?
— Эпов.
— Ну вот и всё.
— Но у меня только по английскому двойка! 
— Валя презрительно усмехнулась:
— Нашёл по чему двойки хватать! Добро бы по физмату, а то по английскому!
— У меня как раз наоборот, – зал я и умолк, спохватившись, слишком уж размямлился.
— Ну, не знаю. – Валя вздохнула. – В конце концов, твои двойки меня не интересуют. Вози ты их возами! Но нечего перед Светой брындить и фокусничать!
—    Поэтому-то я и пришёл, – тихо сказал я.
—    Как это поэтому?
—    Ну, чтобы извиниться.
Валя выпрямила голову, пристальнее разглядывая меня, потом пожала плечами, нашарила на груди косу и, заводив её кончиком по губам, медленно прошла за портьеру, в комнату. Я остался один в коридорчике. Где-то журчала вода и тихо играла допотопная церковная музыка, с органом.
—    Тогда другое дело, – донёсся Валин голос.
—    А что со Светланой Петровной?
— Ничего. – Скрипнули пружины, Валя, видно, села на диван. – Честно говоря, её не увозила скорая помощь, она сама ушла и не из-за тебя вовсе, а по другой причине. Это я уж просто так. Чересчур вы все противные!
Я смутился и, надевая берет, сказал:
—    Ну, я пошёл.
—    А извинение?
—    Извини.
—    Я тут ни при чём.
—    Но вы – одно и то же.
—    Одно, да не совсем.
—    Тогда передай.
—    Нет уж, извиняйся сам.
—    Тогда я позвоню.
— У нас нет телефона. Музыка, всё время сочившаяся из глубины комнаты, оборвалась, забили позывные радиостанции «Маяк», потом пропикало, и диктор объявил, что московское время четырнадцать часов, то есть восемнадцать по-нашему.
Вдруг у меня мелькнула мысль, и я спросил:
—    У вас радио от сети или приёмник?
—    Приёмник.
—    Можно посмотреть?
—    Конечно.
Сдёрнув берет, я прошёл за ней. Комната выглядела пустой, хотя были тут диван, стол, стулья, сервант, книжные полки, телевизор, но всё это плотно прижималось к стенам, точно в огромной центрифуге, даже ковёр, которому бы лежать на полу, прилепился над диваном. Жёлтый, с коричневыми разводами приёмник стоял на приземистой тумбочке в правом углу, у окна. Мощный, с полным набором диапазонов, он тихо светился широкой шкалой и блестел, как зубами, тесным рядом клавиш.
—    Ничего машина, – сказал я, пробежавшись по УКВ. – Сверимся. На моих – шесть ноль шесть.
Валя недоумевающе скосила голову, глянула на свои часики, встряхнула их, послушала и сказала:
—    Стоят.
— Заведи. «В семь ноль-ноль я выйду в эфир – извиняться», – сказал я и ткнул пальцем в шкалу. – Ловите меня вот тут, на волне десять метров.
—    Как в эфир? – не поняла Валя.
—    Ну как? Раз! – и вышел. Только не прозевайте, это минутное дело. Позывные — Мёбиус.
—    Мёбиус?
—    Да, Мё-би-ус. Запомнишь?
— Запо-омню, – протянула Валя, широко открыв свои карие, густо опушённые чёрными ресницами глаза.
—    Значит, в семь ноль-ноль, — напомнил я, расправляя скомканный берет.
Физикой увлёк меня папа. На подоконнике, под стеклянным кол¬паком, как музейный экспонат, стоял маленький непутёвый электромоторчик, который я сделал ещё во втором классе из проволоки и жести от консервной банки, а на левом открылке стола возвышался оберегаемый тряпкой от пыли телевизор, который я собирал из деталей сейчас. Вон я куда маханул за шесть лет – всё отец! Даже портрет Эйнштейна повесил он. Я спохватился, что не просто думаю об отце, а как бы вспоминаю, точно его уже нет с нами. Чур, чур! Всё будет хорошо и с ним, и с мамой, и со мной! Уж я-то постараюсь не подкачать! И из школы уйду победителем, а не побеждённым! Только бы исправить эту дурацкую двойку по английскому...
Я вспомнил Светлану Петровну, неудачный визит к ней, девчонку, которой пообещал выйти в эфир, и глянул на часы. Было без пяти семь. Может, не стоит выходить в эфир? Девчонка и без этого всё, понятно, передаст сестре. Хотя тут уже дело чести! Да и та ироническая улыбочка взывала к отмщению.
Я живо подсел к приёмнику, в просторное нутро которого был вмонтирован самодельный передатчик, и азартно включил питание. Разрешения на передатчик у меня, конечно, не было, его и не выдают до шестнадцати лет, но в эфир я тайком выходил, правда, редко, чтобы не засекли, потому что дело это подсудное.
 В семь ноль-ноль я подсоединил микрофон и начал:
—    Я Мёбиус!.. Я Мёбиус!.. Я Мёбиус! – выдержал паузу. – Я Мёбиус! Я Мёбиус!.. Светлана Петровна, извините!.. Светлана Петровна, извините!.. Светлана Петровна, извините!.. Я Мёбиус!.. До свидания!.. Светлана Петровна, извините!.. Я Мёбиус!.. До свидания!.. Я Мёбиус! – и выключил передатчик.
Прошло сорок пять секунд. Маловато. Может, повторить?.. Не надо. Если ловили, то услышали, а если не ловили, то хоть заповторяйся.
– Правильно, Мёб? – спросил я у робота.