Михасенко Г. П. / О жизни и творчестве
«Я дружу с Бабой-Ягой»
Геннадий Михасенко широко известен и читателям-сибирякам, и далеко за пределами Сибири как автор книг о детях и для детей. Выходом в свет новой повести, изданной Восточно-Сибирским книжным издательством, «Я дружу с Бабой-Ягой» логически открывается новый виток творчества писателя.
Первый круг повестей Г. Михасенко, объединенных временной и «возрастной» последовательностью, был начат блестящей, получившей сразу всесоюзную известность книгой «Кандаурские мальчишки», где главными героями стали те, кто едва переступил порог начальной школы. Писатель рассказал о напряженных буднях села в годы Великой Отечественной войны, чье суровое дыхание опалило и души мальчишек, живущих так далеко от фронта. Далее художественная летопись народной жизни через трудовые послевоенные годы вела к нашим дням, и все перемены быта, обстоятельства будничной жизни, ее сложность и неоднозначность автор проявил в судьбах детей и подростков: «В союзе с Аристотелем», «Неугомонные бездельники», «Пятая четверть», и затем «Милый Эп» – повесть о социально-нравственных проблемах сегодняшнего юношества.
Новая повесть возвращает нас к делам, увлечениям младших школьников, к тому загадочному возрасту, с которого начинал писатель литературную биографию своего поколения. Но в первых книгах это были дети, ставшие к нашим дням взрослыми, а те, что действуют в книге «Я дружу с Бабой-Ягой», – наши сегодняшние ребята, дети «кандаурских» мальчишек и девчонок. Герои повести – одиннадцатилетние школьники, впервые оказавшиеся за пределами привычной домашней жизни, впервые столкнувшиеся со многими, дотоле неизвестными им проблемами: что есть подлинная и ненастоящая дружба, как высока честь Красного знамени, как высоко ценится достоинство человека, что такое долг и предательство. Новое повествование, как и все книги Г. Михасенко, построено на прочной связи с подлинной жизнью – созданием на берегу Братского моря военно-морского лагеря «Варяг» для школьников – старшеклассников. Тем, что увидел и что пережил сам автор, работая в нем комиссаром, определены и непредвиденные ситуации, и проблемы, отраженные в книге. Да и в самом названии он не отступает от привычной традиции давать повестям своим необычные метафорические названия: «В союзе с Аристотелем», «Пятая четверть, или гость Падунского Геракла».
При всей своей таинственности название «Я дружу с Бабой-Ягой» как нельзя лучше определяет содержание книги. Речь в ней, прежде всего о дружбе ребят Семы Полыгина (он же Ушки-на-макушке) и Димки Лехтина (он же Баба-Яга), о дружбе, в которой все было живым и подвижным, искренним и верным. Этот уровень отношений ребят с разными людьми – и взрослыми, и подростками, и их столкновение с бессмысленно-оскорбительной жестокостью, несправедливостью, унижением человеческого достоинства и подавлением личности, наконец, осознание ими великой силы взаимопонимания, подлинного товарищества и душевной чуткости, а также меры своих нравственных возможностей – самая сильная сторона новой повести.
Параллельно с рассказом о дружбе Димки и Семы автор не случайно повествует ещё об одной «дружбе» – перекошенной, построенной на особой «демократии», где большинство – это сильный. Это история сложных взаимоотношений старшеклассников Олега – Ухаря, Рэкса и Митьки, история возникновения в их приятельстве первых трещинок, которые, все умножаясь и углубляясь, раскололи, уничтожили «дружбу» между ними, развели их в разные стороны.
В книге довольно много эпизодов, диалогов, раздумий о подлинном и мнимом товариществе, и в их психологической точности и художественной яркости несомненная педагогическая ценность произведения.
Читатель узнает о многих атрибутах романтической морской жизни: есть в лагере, и деревянный Посейдон, и мичманы Владивостокского флота, и камбуз имеется, и рында, и даже карта Внутреннего Японского моря. Однако напряжение новой жизни, ее необычные законы и порядки, т.е. то, что связано с познанием и преодолением, оказывается не в фокусе изображения. С самого начала находишься в ожидании интересных, значительных событий, которые контрастно проявят жизнь ребячьей республики. Но первым таким действительно значительным событием – нападение «зеленых» на лагерь – заканчивается книга. Автор же вместе со своим героем-повествователем вынужденно заметит в финале, что «служба в лагере еще не начиналась, а только начинается». Возможно, авторский замысел устремлен к следующей книге, продолжению рассказа о событиях в военно-морском лагере, где судьбы, характеры полюбившихся героев найдут свое продолжение и раскрытие? Похоже на то. И тогда, должно быть, наши последующие замечания естественным образом отпадут.
Известно, что силою художественного переосмысления знакомый материал преобразуется в качественно новый. Но всегда ли это – приобретения? А, может быть, и потеря? Со многими фрагментами повести мы познакомились по прекрасным «Запискам комиссара», опубликованным Г. Михасенко в журнале «Сибирь» ещё в 1977 г. Эти дневниковые заметки писателя, как об этом упоминал он сам в «Записках», могли стать основой книги и действительно стали. Разнообразные яркие эпизоды, тонкие наблюдения над жизнью военно-морского лагеря «Варяг» волнуют неожиданной свежестью видения, философского, поэтического обобщения. Здесь любой эпизод, описание – законченное произведение художника, удивительно чистой выразительности. Рассыпанные в повести, вложенные в иные уста, в иной контекст, а главное, развернутые пояснениями, уточнениями, приспособленные к интеллектуальным возможностям рассказчика-ребенка, они порой не выигрывают, теряются.
Конфликтные ситуации, в которые попадают Сема и Дима, решаются в основном «на уровне» пинка, щелчка, клички. И даже там, где возникает некое затруднение, все происходит «бескровно», легко, как в сказке. Позорно потерял сигнальные флажки – сбегал, нашел. Возникает у начальника лагеря вполне обоснованное предположение о предательстве Димки и Семки – недоразумение разъясняется тут же, а юнге Семену Полыгину даже объявляется благодарность. Думается, что событийный сюжет в книге ослаблен потому, что «мелюзга» (главные герои) оказались вне своей среды (лагерь-то для старшеклассников!), а определив их адъютантами в штаб, автор лишил их возможности участвовать во многих событиях, интересных мероприятиях. Не случайно Семка буквально мечтает попасть на пост «Маяк», где они с Димкой «из-за адъютантства еще ни разу не были», ибо безответную мелочь чаще всего сплавляли в камбузный наряд. Службой в штабе мальчики поставлены в некое промежуточное положение между взрослым комсоставом и юнгами, а стало быть в положение наблюдателей.
Именно поэтому, думается, первая часть повести оказалась перегруженной информационной описательностью. Да и отбор материала второй части, посвященной собственно жизни лагеря, также скован малыми возможностями жизнедействования «мелюзги».
Повесть «Я дружу с Бабой-Ягой», между тем, дает почувствовать характерные для художника Г. Михасенко особенности творчества и достоверность материала, игру словом, добрый и тонкий юмор, поэтическое восприятие природы. Не раз уже отмечалось критикой психологическая верность, выразительность характеров, живущих и действующих в книгах писателя. Многочисленных персонажей не спутаешь, у каждого из них свое самобытное лицо и в книге «Я дружу с Бабой-Ягой»: от начальника лагеря, добродушного, дальновидного, тонко чувствующего юмор, ситуации и слова Филиппа Андреевича Давлета, до Мальчика Билла или коротышки Земноводного, лиц явно эпизодических. В каждом из них автор высвечивает наиболее характерное, особенное, неповторимое.
Книга прочитана, пережита, а у читателя нет-нет, да и всплывет в памяти и вызовет улыбку та или иная поразившая его авторская находка из неповторимого словотворчества.
Лиричность повествования, перевес позитивного в книге для детей, а главное высокое нравственное чувство, проявляющееся в серьезном, а не в снисходительном отношении к детству и детям, умение передать свою любовь к юным героям – во всем этом обнаруживаются уже знакомые, незаимствованные, привлекательные черты творческой манеры Г. Михасенко.
Впрочем, в целом оптимистический характер повести не исключает мотивов тревоги, выражающих полную меру беспокойства художника за судьбу ребенка в сложном сегодняшнем мире. У Феди и Димки отец по «алкогольному слабоумию» для семьи и дела воспитания – ноль, и мальчики становятся «санитарами леса», собирают порожние бутылки и сдают их. Замечает писатель и такой тревожный симптом подросткового возраста, как одиночество пятнадцатилетнего Олега, который мирится с неустраивающей его «дружбой с душком», потому что другой у него «просто нет, не получилось». Неравнодушно воспримет читатель и страницы с описанием морских берегов, заваленных топляками, мертвыми култышками-пнями, тянущимися непрерывной грядой. Г. Михасенко не делает обобщений, очень ненавязчиво соединяет нити окружающей среди и сердца ребенка, рождая в душе читателя высокое чувство ответственности.