Распутин В. Г. / Произведения

Край возле самого неба: очерки

САЯНЫ
Скалы вытянули вверх свои остроконечные головы и, ух­ватившись за небо, стягивают его вниз. Деревья, как самые бесстрашные альпинисты, выстроившись цепочкой, лезут на скалы. Когда дуют ветры, горы приветствуют друг друга, помахивая ветвями деревьев. Ветры разносят запахи, рас­плескивают по тайге горячее солнце, рассеивают снежную муку.

СОЛНЦЕ
Солнце встречают горы. Они заглядывают за горизонт, жадно подхватывают первые солнечные лучи и загораются чистым, чуть подкрашенным светом. Жидкие тени медленно скатываются с гор и незаметно прячутся под землёй. Сразу же появляется солнце. Несколько часов подряд оно в упор рассматривает себя в неверном зеркале горных речек и отво­дит свой взгляд только после того, как приходит усталость. Потом тени поднимаются в горы и никогда не срываются даже с самых крутых скал.

ВЕСНА
Всему свой черёд: наступает пора, когда зима становится никому не нужной. Весенние ветры, свергая её, начинают дуть всё сильней и сильней, они уже больше не мешают солнцу и появляются вместе. Зима и весна, как воюющие стороны, теперь стоят друг против друга — весна наступает днём, зима ещё удерживает свои позиции ночью.
Затем весна становится полновластной хозяйкой. Ещё нетронуто, едва-едва слезясь на солнце, лежат снега, ещё толст и прочен лёд на речках, но всё кругом точно выходит за поворот, откуда открываются в старом порядке новые виды с другими восходами и закатами, с другим небом и другим воздухом. В горах чувствуется радостное волне­ние — кажется, они сдвинулись поближе друг к другу и от­мечают какой-то свой праздник.

ГОРНЫЕ РЕЧКИ
Горные речки — это бунтари, которых никому не удалось сломить. Они ревут, набрасываясь на камни, ворчат, злятся неизвестно на кого, бесстрашно ныряют с порогов, а потом, успокоившись, трутся о скалы. 
Горы боятся речек. Горы никогда не спят, наблюдая за ними, боясь, что вода смоет их, разнесёт маленькими ка­мешками по саянской тайге, разотрёт своими сильными хо­лодными руками и утопит навсегда в своей пучине. Страшно горам. Дода-речка, точно иглой прошила, прошла через ска­лу и теперь смеётся злобно, показывая каменные зубы и вы­плёвывая пенистую слюну. Там, где мчится Казыр-река, ёжатся горы, жмутся от страха друг к другу, прикрываются по утрам туманами, перекликаются звериным рёвом: «Дер­жись! Держись! Держись!», «Эх, Казыр-Казыр, злая непу­тёвая река!».   Горы держатся за небо.

СНЕГ
Снег. Первый снег. Новый снег. 
Охотники выходят на улицу и блестящими от возбужде­ния и нетерпения глазами смотрят вдаль — на тайгу и горы. 
Притихшая тайга жадно дышит снегом. Собаки носятся по нему, как угорелые, и, взбрызгивая снег, прыгая в своих собачьих играх, поднимают отчаянный лай. Ребятишки ката­ются по снегу, как по постели. А снег всё падает и падает, падает тихо и чисто, навораживая богатую и удачную зиму. Земля белеет и тяжелеет. На снегу остаются следы.

— Снег, — возбуждённо шепчут охотники.
— Пора собираться, — говорят в каждом доме.
На улице в глаза охотников заглядывают олени.
— Мы знаем,— говорят охотники и показывают на снег: —  Вот Снег. Мы видим.
— Снег! — кричит кто-то изо всех сил.
— Снег! — подхватывает второй голос.
— Снег! — несётся отовсюду.— Снег! Снег! Снег!
Со Змеиной горы, как листья с деревьев, осыпаются кам­ни. Они долго катятся по снегу. На снегу остаются следы. 
Пора в тайгу. 
Когда тофалары охотятся вместе, они обязательно делят шкурки поровну. Это неписаный закон, которому подчиня­ются все. 
...И называется этот край — Тофалария.

В ОЛЕНЬЕМ СТАДЕ 
Оленье стадо, в котором может быть и триста, и четыре­ста оленей, обычно не стоит на одном месте. Зимой олени идут туда, где меньше ветров и снега и больше мха, который они выбивают себе в пищу копытами из-под снега. Самый страшный враг оленя зимой — волк, поэтому пастухи всегда настороже, и самый лучший их друг в работе — собака. Она не только защитит от зверя, но и поможет пастухам собрать всех оленей в загон, где их можно пересчитать, пометить и посмотреть, нет ли среди них больных. 
Летом оленье стадо переходит на богатые травой и водой выпасы. И обязательно эти выпасы должен продувать ветер, чтобы оленей не донимал таёжный гнус. Взрослые олени мо­гут уйти от него в горы, но маленькие оленята не поспеют за ними. Маленьких оленят, чтобы они не убежали от стой­бища, привязывают к лежащим на земле тяжёлым жердям. Ведь оленёнок поднимается на ноги уже через полчаса после рождения, но ножонки у него слабые, и, поднявшись, он пока­чивается на них, как на ходулях, и всё же норовит перестав­лять их в ту сторону, куда вместе со стадом ушла до вечера его мать.

СОБОЛЬ 
Собака пошла по следу соболя с самого утра. Соболь был старый и опытный, и он не стал подниматься на дерево и спускаться в нору, зная, что всё равно его выдаст след — самый страшный враг соболя, когда не идёт снег. Много раз опасность гонялась за соболем, и на этот раз она была не больше и не меньше, чем все остальные, когда умирала надежда на жизнь, и зверёк пошёл на хитрость. Он легко взобрался на скалу, на которую никогда не подняться соба­ке, и, оглянувшись, увидел, что она бросилась вправо, чтобы с другой стороны найти ход на гору и выйти на след. Снег был глубокий, и охотнику, который шёл за собакой, прихо­дилось трудно. Теперь соболь знал, что делать, и он спу­стился с горы слева, сделал крюк в несколько километров, ткнулся в свой собственный след, снова поднялся на скалу, подождал, когда собака бросится влево, и ушёл вправо, вы­черчивая на снегу громадные «восьмёрки». Охотник устал. Так продолжалось весь день, до самого вечера, и он не вы­держал, крикнул собаку и тяжело направился к своей юрте. Соболь влез на дерево.

КАБАРГА 
Летом очень легко увидеть кабаргу, это небольшое и кра­сивое, похожее на оленя, но только без рогов, животное. Даже мальчишки делают из берёсты пикульки и кричат, под­ражая крику кабаржонка, потерявшего свою мать. И кабар­га, как бы далеко ни была она, бежит на него, несётся сквозь тайгу навстречу опасности. Если кто-нибудь осмелится в неё стрелять и даже ранит, а через два, через три дня она снова услышит этот крик, всё равно она побежит на него, позабыв обо всём на свете. 
...Волк загнал кабаргу на скалы. Она сделала последний прыжок на лоскут ровного места перед каменной стеной и остановилась. Волк не мог добраться до неё и остался внизу. Он долго бродил вокруг скалы, потом улёгся на кам­ни. Кабарга тоже попыталась улечься на своём маленьком пятачке, но он был слишком крошечным и неудобным, и ей пришлось стоять, подогнув передние ноги. Когда она смот­рела на реку Гутару, то встречала голодные глаза волка. Через трое суток она упала, и волк завыл торжествующе и громко. Вой этот легко перемахнул через каменную стену, на которую не могла взобраться кабарга, и напугал оленей. Потом он утонул в шумной Гутаре.

ПОЧЕМУ ТОФАЛАРЫ ЖИВУТ В САЯНАХ 
  — Давно это было,— говорят старики, попыхивая труб­ками.— Шибко давно. 
Когда они были совсем маленькие, старики не помнили. 
Когда они на охоту не ходили, старики тоже не помнили. Вот как давно это было. Есть возле Верхней Гутары Сопи-гора. Тогда все горы такие были. На верхушку посмотришь — шею сломать можно. Есть по речке, по Бирюсе, кедрач невиданный и неслыханный — весь в шишках, как шерсть на звере. Тогда везде такой кедрач был. Шибко рясный да наливной. Белку тогда самый умный человек за сто лет ни за что бы не сосчитал. Ой, много белки было! 
А тофалары в те далёкие времена жили совсем в другом месте, где не было гор и тайги. Но затем, то ли спасаясь от злого врага, то ли подыскивая для своих детей более мир­ную и богатую родину, они всем народом ушли в горы, где никогда не бывал ни один человек и где деревья падали на землю только от старости. Они приручили оленей и стали бить зверя, научились ловить рыбу и стрелять белку. На охо­те они пели песни, а по вечерам в юртах рассказывали друг другу сказки, и не было среди них человека, который не лю­бил бы их слушать и не умел бы их рассказывать. Песни слагались про высокие горы и про дремучую тайгу, которую не может согреть солнце, про работяг-оленей и про мох, ко­торым они питаются, про долгую суровую зиму и короткое, но щедрое лето — про всё, с чем встречались тофалары в жизни, и обо всём это часто пелось в одной песне, потому что у неё не было конца. На следующий день песня продол­жалась, как продолжалась жизнь. А в сказках если и дейст­вовали злые силы, то недолго, и им приходилось плохо, ведь в горах, вздыбившихся на многие сотни километров, очень мало хоженых троп и на них нельзя разминуться добру и злу.

ТЫ — ТОФАЛАР, И Я — ТОФАЛАР 
До Октябрьской революции тофаларов называли карага-сами. Карагас в переводе на русский — это «чёрный гусь». Тофалары и сами не помнят, кто и когда дал им это обидное прозвище, но они носили его многие века. Точно так же иногда к хорошему человеку пристаёт какая-нибудь кличка и забывается его собственное имя. Когда наступили новые времена, карагасы отказались от своего прозвища и назвали себя тофаларами. Тофалар — значит человек. Охотник, ко­чующий по тайге, заезжал тогда во все юрты, которые встре­чались на его тропе, здоровался и говорил:
— Мы — тофалары. Ты — тофалар, и я — тофалар. Карагасов нету. Пускай шайтан зовёт себя карагасом. Я — то­фалар, и ты — тофалар.