Стародубцева А. С. / Произведения

Байкальское путешествие Лучика и Фу
Отрывок

Одним прекрасным солнечным утром Лучик привычно занимался зарядкой. Три кувырка вперед, три – назад. Ласты влево, ласты вправо. Один нырок, другой нырок.
– И – раз, и – два, и – три! – приговаривал он вслух.
– Эй, – раздался вдруг голос совсем рядом, едва нерпёнок в очередной раз вынырнул из воды.
Голос был грубоватым и хрипловатым, как будто его обладатель простужен. Обернувшись, Лучик обнаружил крупную всклокоченную ворону, которая присела на качающееся на волнах бревно.
– Эй, толстяк, – ворона уставилась на нерпёнка круглыми блестящими глазами, во взгляде её сквозила насмешка. – Перекувырнись ещё раз. Так потешно у тебя получается. Прямо цирк.
– Я не толстый, – рассердился Лучик. – Тюленям нужен жир, чтобы не мёрзнуть в холодной воде! – и тут же не сдержал любопытства: – А что такое цирк?
– Эх ты, темнота, – обидно захихикала ворона. – Даже не в курсе, что такое цирк. Плюхаешься тут в своей водице и ничего, кроме неё, не знаешь. А вот я куда хочу – туда лечу. Всюду бываю. Всё вижу.
Лучик от расстройства едва не разревелся, но из последних силёнок совладал с собой. Гордо вздернул голову и продолжил упражнения: ласты вверх, ласты вниз, ласты в стороны. И с преувеличенным равнодушием пробурчал:
– Ой, да что ты там видишь! Наверняка ерунду какую-то. А мне и тут неплохо. Не мешай заниматься. И – раз, и – два, и – три!
– Что, и про цирк не рассказывать? – ворона лукаво склонила голову набок. – Совсем-совсем неинтересно?
– Нисколечко неинтересно!
– И про канатоходцев неинтересно? И про жонглёров? И про клоунов?
– Нет! – мужественно отрезал нерпёнок, а сам с трепетом вслушивался в незнакомые слова. – Скукота сплошная!
– И про танцующих собачек?
– Нет! – самоотверженно не сдавался Лучик.
– И про львов, прыгающих через огненное кольцо?
– Нет!
– И про медведей на велосипеде?
– М-ме… – дрогнув, Лучик прекратил упражнения. – Медведи на велосипеде? Прямо верхом? А что это за зверь такой – велосипед?
– Зверь! – покатилась со смеху ворона. – Ой, не могу! Ну, ты дремучий... Велосипед – это не зверь, это такая штука на колесах. Садишься на него, крутишь педали лапами и едешь.
– Быть не может, – ошарашено пробормотал нерпёнок. – Какие велосипеды? Медведи зимой спят в берлогах, а весной просыпаются голодными и выходят на берег в поисках еды. Мне мама рассказывала…
– Много твоя мама знает, ага, – пренебрежительно хохотнула пернатая насмешница. – Цирковые медведи – это тебе не дикие, это артисты. Они ездят на велосипедах по круглой арене, и им рукоплещет публика. 
– А кто это такой – публика?..
– Не «такой», а «такие», дурачок. Это люди, которые хлопают в ладоши артистам, выражая восторг. А ещё в цирке сверкают разноцветные огни и играет музыка. Целый оркестр! Барабаны грохочут – тара-бара-бамс! Цимбалы звенят – дзынь-дзынь-дзынь! Трубы трубят – ту-ду-ду-ду-дум! 
– Откуда ты всё это знаешь? – с замирающим сердцем спросил Лучик, пытаясь представить подобные чудеса.
– Видал? – ворона расправила оперение. – Это у меня не ласты, это у меня крылья. Они меня носят в далёкие дали! Я летала в большой город, жила при цирке, львов в клетках дразнила, у леопардов кашу из миски таскала. А потом мне надоело – и я дальше полетела. А тебе с твоей мамашей, такой же дремучей, сидя в озере, никогда ничего не увидеть.
– Я тебя поколочу! – за честь мамы нерпёнок готов был сражаться насмерть и ринулся к бревну.
Но ворона легко вспорхнула и нахально закружила над головой Лучика, продолжая похохатывать.
– Дурашка ты, дурашка, – съехидничала она сверху. – Поколотить меня вздумал – вот умора. Что ты вообще можешь, тюфячок? Ни на что ты не годишься. Только бульк-бульк в своей водичке. Шума много, толку мало. Доля твоя такая, тюленья. Ничего не поделаешь. А я отправляюсь дальше, в моем владении – целый мир, огромный и чудесный. Каррр!
Чёрная птица поднялась ещё выше, сделала большой выразительный круг и полетела прочь. Вскоре в синем небе от неё была видна только крохотная точка. А потом и она растаяла. 
У Лучика заболели глаза. Сначала он подумал – это от яркого солнечного света. А затем понял – это горькие слёзы подобрались изнутри и жгут, норовят вылиться. 
– Ну и пусть, – бормотал он с отчаянием, стараясь успокоиться. – Пусть я ничего не могу, ни на что не способен. А зато я не злой и не важничаю, ни над кем не смеюсь и не издеваюсь. Просто я тоже хочу увидеть огромный и чудесный мир. Разве я многого хочу?..
Но отчаянный вопрос Лучика никто не услышал, и никто на него не ответил. Так же величаво колыхались байкальские волны, резвились на небе облачка и таинственно о чём-то помалкивали вдали Седые Великаны.
Пригорюнившийся Лучик поплыл в сторону своих сородичей, но на полпути остановился, вглядываясь в линию берега.
О, этот берег! Он тоже, как и Великаны, манил и дразнил. Как будто нашептывал: «Плыви сюда, Лучик. Не бойся. Не будь робким. Не будь слабым. Дерзай!»
«Чух-чух, чух-чух!» – тут же, в унисон воображаемому шёпоту, прозвучал привычный стук колёс, и из чёрной пасти туннеля показался знакомый поезд. Он задорно и длинно прогудел: «Ууууууу!» А потом три раза коротко: «У! У! У!» Словно тоже поддразнивал Лучика: «Ну что же ты? Что же ты такой нерешительный? Эдак всю жизнь проторчишь на одном месте! Вперёд! Навстречу приключениям!»
– Я не могу… – беспомощно пролепетал нерпёнок, провожая взглядом поезд. – Мама не велит…
«Эх ты!» – казалось, смеялись над ним удаляющиеся с громыханием вагоны и весёлые облака в небесах.
Лучик посмотрел на плескавшихся в стороне сородичей и увидел вдали маму – она о чём-то оживлённо беседовала со своими подружками-тюленихами. Наверняка про то, какая ранняя нынче весна и каков ожидается улов питательной рыбёшки. До чего же скучно! Однако… однако… В голове у нерпёнка крутились смелые и безрассудные мысли. 
«Когда мама принимается трещать с другими нерпами-кумушками, они так увлекаются, что совершенно забывают о времени. И час могут болтать, и два. А то и все три! А что если… Нет, нет», – в смущении останавливал сам себя Лучик. 
Он не мог огорчить маму. Он категорически не хотел её расстраивать!
Но мыслишки не унимались, вертелись ещё быстрее и заманчивее.
«Что если мигом сплавать до берега и обратно? Только глянуть одним глазком – и сразу назад! Мама и не заметит! 
Туда-сюда обернуться – делов-то! Это же совсем рядом. Ластой подать! Это совсем не то, что к Седым Великанам – до тех плыть и плыть. А берег – вон он, отчётливо виден. Только что поезд прошёл и прогудел так громко – ну прямо над ухом. Это же не расстояние, а смех один!»
Мысленно споря сам с собой, Лучик и не заметил, как начал потихоньку делать гребки в сторону берега. Один, другой, третий. И вроде бы он просто купается, а вовсе никуда не плывёт. Всего лишь чуть-чуть расширяет дозволенное ему пространство. 
И ещё гребок, и ещё. Вот, уже хорошо виден прибрежный склон. И деревца становятся всё больше, и кустарники. А вон – тропинка, весело бегущая в гору, а сразу за железной дорогой – густой лес и скалы. Совсем другой мир. Таинственный и непознанный!
С замирающим сердцем плыл нерпёнок, уже не оглядываясь на маму. Правда, он не забывал, что на пути его могут поджидать ловушки в виде расставленных сетей, поэтому двигался медленно и зорко присматривался к окружающей его воде. 
Вот уже различимы крупные камни на берегу. И даже мелкие, если напрячься, можно разглядеть. А вон камни сложены в небольшую горку, из сердцевины которой вьётся дымок.
«Тут был костёр, – догадался нерпёнок. – Мама рассказывала, что люди любят разжигать на берегу костры и готовить на них пищу. Значит, люди где-то здесь, неподалёку. Эта земля обитаема. Как всё интересно! Как захватывающе!»
Достигнув наконец края берега, Лучик опёрся на ласты и наполовину вытянул себя из воды, жадно оглядывая окрестности.
«Эй, обитатели суши! – хотелось ему позвать. – Где вы? Какие вы? Покажитесь. Мне очень-очень любопытно!»
Однако он всё же сдержался, помня мамины предупреждения. Присматривался, прислушивался, втягивал ноздрями воздух. Но – ничего и никого. Только слабый горьковатый запах дымка от костра, смешанный с запахом рыбы.
«Люди готовили на огне рыбу, – догадался нерпёнок. – Хи-хи, вот глупые. Зачем её готовить? Она и сырая такая вкууусная…»
Мирные раздумья прервал неожиданный звук. Очень необычный звук. В нем соединилось сразу несколько громких, незнакомых, необычных и непонятных Лучику шорохов, стуков, тресков, кряхтенья и даже стонов. 
Звук доносился сверху, с горки, откуда спускалась тропа на берег. Тут нерпенок заметил, что сверху что-то катилось. Катилось с треском и грохотом, сшибая на своём пути камни и ломая ветки. Оно мелькало в движении так быстро, что у Лучика зарябило в глазах. Ему едва удалось различить в несущемся с горки шаре два цвета – чёрный и белый.
А еще это чёрно-белое «что-то» вопило на одной басовитой ноте: «Аааааа!» Вопило так пронзительно, что нерпёнок на несколько мгновений оглох. Из-за этой оглушённости он забыл совершить две наиважнейшие вещи: испугаться и спрятаться. Застыл на месте, выпучив глаза, – даже ластой не шевельнул.
Меж тем «шар» выкатился на берег, стукнулся о большой камень костровища, грузно распластался бесформенной кучкой и затих.
Оторопевший Лучик с трудом стряхнул с себя оцепенение, мотнул головой и, наконец, осторожно произнёс:
– Ты случайно не ушибся?
Чёрно-белая кучка молчала.
Откашлявшись, нерпёнок заговорил снова:
– Мы незнакомы, и не подумай, что я навязываюсь, но… как ты себя чувствуешь?
Бесформенная кучка слабо шевельнулась, но не ответила.
Упорства Лучику было не занимать. Он опять кашлянул и в третий раз обратился к непонятному «нечту»:
– Если нужна помощь, не мог бы ты подать какой-нибудь знак? А то молчишь, и я не знаю, что для тебя сделать…
Свою многословную тираду он не закончил – существо на берегу снова зашевелилось и изменило позу. Медленно приподнялось, село и молча уставилось на Лучика.
Лучик тоже онемел, выпучившись на незнакомца. Ничего более диковинного ему до сих пор видеть не приходилось. «Чудо чудное, диво дивное», – говаривала его мама, когда её что-то сильно изумляло.
Похоже, скатившийся на берег невесть кто был ярким представителем «дивных див» и «чудных чуд». Как будто какой-то художник, у которого в палитре не хватало цветов, взял и разрисовал существо в вольном стиле всего двумя красками – чёрной и белой – так, как ему, художнику, заблагорассудилось. Живот и спина – белые. Четыре лапы – чёрные. Большая круглая голова – белая. Нос и стоящие торчком уши – чёрные. А ещё – чёрные кляксы вокруг глаз. Словно этот бедолага с кем-то отчаянно подрался и получил два синяка – сразу под оба глаза.
Пока нерпёнок приходил от ошалелости в себя, чёрно-белый незнакомец обхватил передними лапами голову и закачался из стороны в сторону, мученически приговаривая баском:
– О горе мне. Горе мне. Горе мне!
У Лучика немедленно защемило сердце и защипало в носу – его охватила острая жалость к горемыке. «Ещё б ему не горевать – с таким-то внешним видом, – подумал он. – Наверное, это несчастное существо совсем одинокое и потерянное. Над ним, поди, все смеются и потешаются. Дерутся, обижают его. Наверное, от своих обидчиков он и катился с горы».
– Не переживай! – пылко воскликнул нерпёнок, желая утешить страдальца. – Ты жив, а это главное! Просто в следующий раз не давай себя в обиду. Защищайся! Не позволяй никому дурно с тобой обращаться. В конце концов, ты не виноват в том, что таким уродился!
Незнакомец перестал раскачиваться, убрал лапы от морды и уставился на нерпёнка недоброжелательным взглядом исподлобья.
– Каким это – таким? – спросил он угрюмо.
– Ой… – спохватился Лучик. – Я совсем не то имел в виду!
– Каким «таким» я уродился? – не отступал тот.
– Странным, – пролепетал нерпёнок в надежде, что нашёл подходящее необидное слово.
Но не тут-то было. Существо поднялось на четыре лапы, еще грознее нахмурилось и с мрачной отчётливостью переспросило:
– Странным? И что, скажи на милость, во мне странного?!
– О, пожалуйста, не волнуйся так…
– Я совершенно спокоен! – перебив, громыхнул незнакомец. – Но мне непонятно, почему из ледяного моря выныривает непонятно кто и заявляет мне, что я странный! Ты сам-то кто будешь?
– Я Лучик… – пробормотал нерпёнок, оробевший от такого агрессивного напора.
– Лучик? Это что, имя? – явно поразилось существо.
– Ага. А почему ты называешь Байкал ледяным морем? – осмелился нерпёнок на встречный вопрос. – Он вовсе не море, он – озеро.
– Чушь, – фыркнул незнакомец. – Я много путешествовал и много озёр повидал. Таких гигантских не бывает – чтоб без конца и без края. Такие гигантские – только моря. Либо ты врун, либо невежда. И имя у тебя глупое – Лучик! Никак не пойму, что ты за создание такое. Ты тупоносый дельфин? Или ты усатая акула? Ха-ха! Акула с усами. Ха-ха! Акула с усами по имени Лучик. Ха-ха-ха!
Незнакомец хохотал густым своим баском, а растерянность Лучика сменилась нешуточной яростью. Он глотал ртом свежий байкальский воздух и какое-то время не мог ни выдохнуть, ни высказать что-либо в ответ. 
Да что ж это такое? Где справедливость? Все, кому не лень, хихикают над ним! И сиг, и ворона! И вот теперь – это диковинное чёрно-белое существо, комом свалившееся с горы на берег! А он, Лучик, ещё этому «невесть кому» сочувствовал! Пытался его утешить и подбодрить!
– Эй! – обретя, наконец, способность изъясняться, выпалил он, да так громко, что его звонкий голосок эхом отскочил от высоких скал. – Эй, ты!.. Не знаю, как тебя!.. Заруби на своём чёрном носу… и вообще, на всей своей чёрно-белой морде: я не врун! И не невежда! И не акула с усами! Я – байкальский тюлень! Или, по-другому, я нерпа! Уникальная, редчайшая озёрная нерпа! Я живу в озере Байкал, и да – оно без конца и без края! А если тебе до сих пор попадались озёра размером с лужу, то я в этом не виноват, ясно? Ишь какой! Явился невесть откуда, незваный гость, и грубит мне, хозяину этих мест… Просто неслыханно! Тоже мне, путешественник! Даже не представился, как полагается, – ну точно, самый настоящий невоспитанный грубиян!
Темпераментная речь нерпёнка, похоже, произвела на незнакомца сильное впечатление. Он покачнулся, неуклюже осел на задние лапы и вдруг выдавил:
– Фу.
– Фу?.. – клокочущий гневом Лучик возмутился еще пуще. – Ты говоришь мне «фу»?! То есть я тебе настолько не нравлюсь?.. Ну и пожалуйста! Ты мне тоже не очень-то приглянулся! Да ты, если хочешь знать, последний, с кем бы я хотел иметь дело. Ты сам «фу», понял?
– Ну да, – неожиданно мирно подтвердило существо. –Я сам – Фу. Это моё имя. Я тебе представился. Меня зовут Фу.
– Тебя зовут Фу?!
– Ага.
– Ну и ну, – в замешательстве пробормотал Лучик. – И ты еще утверждал, что это моё имя – глупое? Как это возможно – чтобы кого-то звали Фу?.. У нас говорят «фу» – когда рыба, например, протухла и плохо пахнет. Или когда кто-то некрасиво себя ведёт – это тоже «фу».
– У меня древнее и благородное имя, – насупился Фу. –И вообще, медведь – это уважаемое, почитаемое животное. Разве ты не в курсе?
– А при чём тут медведь? – озадачился нерпёнок.
– При том, что я и есть медведь.
– Ты?!
– Я.
Казалось бы, куда ещё больше Лучику изумляться, злиться и клокотать – однако нашлось куда. 
– Вон оно что, – воскликнул он, всплеснул ластами и устроили ими возле себя настоящий шторм негодования. – Вот, значит, как! Теперь я всё понял. Ты назвал меня врунишкой, а на самом деле дурачишь ты меня, а не я тебя. Думаешь, раз я живу в воде, то не знаю, какие они – медведи? Прекрасно знаю! Они огромные, страшные, клыкастые, бурого цвета. Если они дикие, то бродят по весне голодными и пожирают всех вокруг. А если они цирковые, то ездят на велосипеде!
Лучик взахлёб выдохнул все сведения о медведях, которыми с ним поделились сначала мама, а потом дерзкая насмешница ворона. Непонятное существо по имени Фу на берегу слушало его, открыв рот – то ли от удивления, то ли от растерянности.
– А ты…– добавил распалившийся нерпёнок, – ты… ты… просто какое-то недоразумение с кляксами вокруг глаз! Но я бы никогда не сказал об этом вслух, если бы ты не начал мне грубить и смеяться надо мной! А теперь прощай! Счастливо оставаться!
– Погоди…– Фу опять поднялся на лапы. – Погоди, Лучик… Постой!
Нерпёнок ещё был порядочно обижен, поэтому не откликнулся на призыв, а развернулся и поплыл прочь от берега. Им овладело горькое разочарование. Так хотел познакомиться с кем-то из обитателей суши, пообщаться. Называется, пообщался! Эх, невезучий он. Неудачливый!
И тут в спину ему ударил рык. Такой сильный, грозный и яростный рык, что привыкший к ледяной воде Лучик, тем не менее, заледенел. И вовсе не от холода, а от ужаса. Мгновенно замер на месте, икнул и медленно-медленно обернулся. И едва сдержал панический вопль, поскольку увидел, что на берегу возникло ещё одно существо.
Огромное. Бурого цвета. Устрашающего вида.
Раскрыв пасть во всю её ширину, оно издало еще один громогласный рык, обнажив при этом внушительного размера острые клыки.
Это был медведь. Самый настоящий медведь – нерпёнок сразу это понял. Судя по утробному рычанию и впалым бокам, медведь был страшно голоден и жаждал немедленно и с аппетитом перекусить. А если учесть, что никакого велосипеда при нём в помине не было, то сомнений не оставалось – существо это дикое и крайне опасное.
Нужно было стремглав улепётывать подобру-поздорову, но Лучик не шевельнулся, а как в кошмарном сне наблюдал за происходящим на берегу. А там разворачивалась истинная драма, грозящая вот-вот перейти в трагедию.
Фу от страха совсем потерялся. Его как будто даже парализовало, и он не в силах был сдвинуться с места. Только пригнулся и стал казаться совсем маленьким и беспомощным.
Медведь, зарычав в третий раз и вздыбив шерсть, пошел прямо на Фу, предвкушая вожделенный сытный обед.
«Плыви отсюда без оглядки, спасай свою шкуру, пока хищник и тебя не обнаружил!» – воззвал к нерпёнку голос разума. Но Лучик ему не внял. Потрясённо наблюдая, как этот чёрно-белый недотёпа Фу не предпринимает ни малейшей попытки для спасения, а покорно ждёт своей гибели, нерпёнок совершил прямо противоположное совету разума – повернул назад, к берегу. И закричал что есть мочи:
– Фу! Беги! Беги!!!
Медведь притормозил, поглядел в сторону озера и снова сотряс окрестности жутким оглушающим рыком.
Лучика это не остановило. Усердно двигая ластами, он продолжал вопить:
– Беги, Фу! Беги! Убегай, дуралей!!!
А тот будто и не слышал. Ничегошеньки не понимал. Только ещё больше пригнулся, почти распластался на камнях.
– Какой жирненький, – прогромыхал вдруг медведь, созерцая тушку приближающегося тюленя, и облизнулся. – Какой аппетитненький. Пойдёшь на десерт. Что за счастливый день сегодня? Никогда ещё я так удачно не просыпался.
– Беги, Фу!!! – вновь отчаянно прокричал Лучик, невзирая на перспективу послужить десертом для изголодавшегося зверя.
Фу, наконец, отмер. Поднялся на слабых, подгибающихся лапах, покачнулся, сгруппировался и бросился наутёк вдоль берега. Медведь, взревев, кинулся за ним вдогонку.
– Быстрее! – плывя в том же направлении, подгонял чёрно-белого Лучик. – Быстрее, Фу! Поднажми!
Это была необыкновенная гонка – сразу и по суше, и по воде. Нерпёнок, как ни старался на пределе сил работать ластами, отставал. Его сердце обмирало, когда он видел, как расстояние между Фу и бурым хищником неумолимо сокращается. Ещё чуть-чуть – и медведь настигнет свою добычу.
– Сворачивай! – молнией явилась к Лучику в голову блестящая идея. – Сворачивай в озеро, Фу! Плыви!
– Н-не м-могу, – дрожащим и заикающимся от испуга голосом пролепетал тот на бегу. – В-вода ледяная!..
– Зато в ней нет острых клыков, глупый! Плыви ко мне!
– Я б-боюсь простудиться! Б-боюсь обморозиться!
– А превратиться в обед для этого громилы ты не боишься?! Прыгай в воду и плыви! Я тебя поддержу!
Фу обернулся, убедился, что вот-вот окажется сцапанным, зажмурился и с басовитым воплем – «Аааа!» – блином шмякнулся в воду, неуклюже растопырив лапы. Раздался громкий «плюх», и Фу поплыл, тяжело переваливаясь с боку на бок.
– Аааа! – продолжал он вопить, но вскоре вопли сменились жалобными стонами: – Оооо… Я сейчас утону… Я плохо плаваю…
– Давай, давай! – азартно подгонял его Лучик, усердно гребя навстречу бедолаге. – Ещё немного – и я тебя подхвачу!
Меж тем медведь на берегу застыл в изумлении и негодовании. Он издал такое мощное рычание, что, казалось, скалы над ним задрожали, и даже стайки облаков разбежались по небу в страхе.
– Ах, вы подлые негодяи! – сотрясая всё вокруг, прогремел медведь. – Решили вмешаться в закон природы? Между прочим, он гласит: сильнейший поедает слабейшего! Вы – мелочь – созданы для того, чтобы идти на пропитание большим и сильным! Таким, как я!
– А мне чихать на этот закон! – дерзко парировал нерпёнок. – Из любого закона можно соорудить исключение!
Фу оставалось проплыть совсем немного до нерпёнка, но заметно было, что он теряет последние силёнки. Пыхтя и отфыркиваясь, бедняга тем не менее вступил в полемику:
– Уважаемый медведь, вам нельзя меня кушать. Ведь мы с вами – сородичи. Я ведь тоже – медведь…
– Да уймись ты со своими глупостями! – с досадой прошипел ему Лучик. – Сородич выискался! Хочешь насмешить медведя, чтобы он скончался, хохоча, от колик в животе? Таков твой план? Лучше молчи и работай лапами!
– Но это не глупости. Это правда! – проявил редкостное упрямство Фу и вдруг прекратил грести. Остановился буквально в паре метров от Лучика, закатил глаза и прошептал: – Всё. Больше не могу. Я иссяк. Я замёрз. Я потерялся. Мама… прощай…
– Эй, эй, – нерпёнок отчаянно ускорился, поднырнул под тонущее тело и самоотверженно подставил под него свою спину, удерживая несчастного на плаву. – Я не твоя мама, и никаких прощаний не потерплю! Борись! Не сдавайся!
– Всё кончено, – продолжил заунывно бубнить Фу, демонстрируя крайнюю степень пессимизма. – Я знал, что погибну здесь, в чужом краю. Я сам виноват, что так вышло. Уже ничего не исправить…
– Слушай, не зли меня! – пропыхтел Лучик, стараясь продвигаться дальше, теперь уже с внушительной ношей на спине. – Мне и так нелегко! Ты такой тяжёлый, будто каждый день жирной рыбой объедаешься!
– Я не ем рыбу, – печально сообщил Фу.
– А что ты ешь?
– Бамбук.
– Какой такой бамбук? – недоумённо спросил нерпёнок, но, не дождавшись ответа, вскричал: – Ой! Ой-ёй-ёй!
До этого момента он как-то выпустил из поля зрения медведя на берегу, а зря. Оказывается, тот успел войти в воду и теперь плыл в их сторону, злорадно похохатывая.
«Похоже, уже и впрямь ничего не исправить», – в ужасе подумал нерпёнок, а вслух пролепетал:
– Надо же. Медведи умеют плавать. Вот досада.
– Конечно, умеют, – отозвался Фу. – Я же плыл. А я медведь.
– Опять ты за своё! Не видишь – нас догоняют! Помогай мне! Греби!
– Брось меня, Лучик, – слабым голосом попросил Фу. – Брось, спасайся сам.
– Я тебе лучше ещё по паре синяков поставлю, – сердито пообещал нерпёнок, – если не прекратишь ныть! Более неподходящего времени для этого нельзя даже выдумать!
– Нет у меня никаких синяков. У меня такая расцветка. Я – особый медведь. Я – панда! 
– Ооо! – издал мученическое восклицание Лучик. – Вот навязалось чудо чудное на мою голову! Оно, оказывается, не только Фу. Оно ещё и панда!
– Я не оно! Я – он! Я – медведь-панда по имени Фу! Уясни уже!
– Да называйся как хочешь, – взмолился нерпёнок, – хоть рачком эпишурой. Только пожалуйста, греби!
– А кто это – рачок эпишура?
– Это такой байкальский рачок, который чистит воду от всего лишнего. Вот съест тебя медведь, бросит косточки в воду, а рачок их переработает, чтобы Байкал не засорялся. Ну, это если ты не поторопишься. Не болтай и лапами работай!
– Ладно, – неуверенно согласился Фу. – Я попробую…
Усердно и неловко барахтаясь в воде, они сумели ускориться, но всё равно продвигались недостаточно быстро. Бурый медведь приближался.
«Прости меня, мамочка, – пронеслось у нерпёнка в голове. – За то, что я тебя не послушался…»
– Ты посмотри, – задыхаясь от усердия, пробормотал вдруг Фу. – Посмотри, как красиво закатывается солнце за горы над этим ледяным морем…
– Всё-таки я был прав. Ты странный, – горько усмехнулся Лучик. – Именно сейчас ты решил полюбоваться красотами. Ни раньше, ни позже. Нас вот-вот съедят!
– Но если нас вот-вот съедят, значит, позже полюбоваться красотой не выйдет, а раньше я её не заметил. Получается, как раз самое время.
Как ни удивительно, рассуждение Фу было настолько разумным, что нерпёнок совершенно не нашёл, что возразить.
И тут пространство над озером пронзил короткий, резкий, оглушительный звук. Лучик его узнал – ему уже не раз доводилось слышать подобное. И он был прекрасно осведомлён, что ничего хорошего этот звук не сулит.
– Что это? – вздрогнув, пролепетал Фу. – Гром? Тогда где молния?
– Это не гром. Это выстрел.
– А что такое «выстрел»?
– А ещё говорил – всюду ты побывал, всё-то ты повидал, – проворчал Лучик. – Наверно, в хороших условиях рос, если не знаешь, что у людей бывают такие штуки – ружья, из которых они стреляют по зверям.
– Я рос в зоопарке, – сообщил Фу.
– Я бы спросил у тебя, что такое зоопарк, но, боюсь, это уже бессмысленно. Нас с минуты на минуту либо сожрут, либо пристрелят, – нерпёнок ощущал, что и он теряет силы и оптимизм. – Лучше, наверно, и впрямь любоваться закатом. На прощанье…
– Смотри! – воскликнул вдруг Фу. – Медведь уплывает!
Лучик взглянул и глазам не поверил – в самом деле, голодный хищный громила удалялся от них с такой поспешностью, будто его что-то ужалило. Выбрался из воды, отряхнулся, окатив берег вокруг себя фонтаном брызг, обернулся, злобно сверкнул глазами в сторону оставшихся в воде и потрусил к густому кустарнику.
– Его вспугнул выстрел! – догадался Лучик. – Люди ведь наверняка и на медведей охотятся!
– А где же стрелок? – полюбопытствовал Фу.
– Кто его знает. Может, притаился за каким-нибудь валуном и целится сейчас в нас.
– Ой, – испугался Фу. – Ой-ёй-ёй!
– Ты не ойкай, а греби. Нам надо плыть дальше. Тут, на берегу, нас поджидают человек с ружьём и свирепый хищник. Единственный выход – двигаться вперёд, несмотря ни на что.
– И долго?..
– До темноты. Она нас укроет.
– Я не выдержу, Лучик!
– Забавное заявление, если учесть, что это я тебя держу, – буркнул нерпёнок. – Ты расположился на моей спине!
– Значит, ты не выдержишь, – виновато выдавил Фу.
– Если ты перестанешь каждую минуту причитать, а будешь мне помогать, то я справлюсь. Не бойся, – уже мягче добавил Лучик. – Я не дам тебе утонуть. Ты ведь ещё не рассказал мне, что такое зоопарк и откуда ты вообще явился. А я страх какой любопытный!
…Сначала ушло за гору солнце, потом загустело синевой небо. Насыщенная синь медленно сменялась чернотой, а две фигурки плыли и плыли, кряхтя и разрезая тугие байкальские волны.