Огарков В. Б. / Произведения
Начинающий проказник
Уходя на работу, мама обычно оставляла миску каши, варёную картошку или макароны. Надо было съесть всё без остатка. Понятие «не хочу» не принималось, потому что началась фронтальная атака на мою худобу. Теперь еды в доме хватало, поскольку отец хорошо зарабатывал да ещё приносил спецпаёк, полагавшийся ему за перегрузки на сверхзвуковых самолётах. Кроме всего прочего, в тех пайках непременно имелись банки с американской тушёнкой (мне нравился маленький и удобный ключик для открывания банок). А ещё имелось несколько крупных плиток обожаемого мной шоколада.
Конечно, это была роскошь для послевоенных голодных лет, когда большинство жило очень бедно. За брошенную на землю корку хлеба тебя пристыдили бы словом «зажрался», а то и поколотить могли. Это было бы принято как издевательство над другими людьми.
С оставленной мне едой случались довольно весёлые приключения. Ну вот такие, к примеру. Однажды я, как примерный мальчик, кушал мамины макароны, запивая их киселём. Кисель был вкусный, макароны так себе. Вчера были лучше. Значит, вчера мама постаралась, а сегодня что-то сделала не так. И мне можно сделать не так. Что я — лысый что ли? А вот не буду есть их! И я взялся строить дороги — с ними, говорят, у нас неважные дела.
Макароны — отличный строительный материал, гнутся в лю-бую сторону. Прямо на столе я развернул дорожное строительство. Но потом пришла новая идея. Лучше рельсы! Вот они, какие красивые! Ровно и прямо идут-идут, потом лихо загибаются вокруг чайника. При хорошем воображении чайник может быть вокзалом. Есть крыша и стены, есть вода и тепло. Пассажиров тоже можно придумать.
Рельсы делают для поездов. Но не обязательно. Мы подойдём к этому творчески. Пусть по рельсам покатится танк. Пустой спичечный коробок — чем не танк? Очень даже будет похож, если спичку из него выставить.
Грозный агрегат покатился по рельсам. Он страшно рычит на врагов, давит их в лепёшку и несокрушимо идёт вперёд. Он запросто едет по рельсам, немножко корёжит их, но это ничего, поправить можно. Он внезапно заворачивает за чайник, где прячутся противники, и в упор стреляет по стаканам и кружкам. Стаканы валятся набок, из них выскакивают подбитые солдаты, а танк грохочет себе дальше, подминает под себя макаронные укрепления, снова стреляет. Враги удирают в панике. Ура-а-а!
На другой день вместо макарон была вермишель. Это хуже. Что делать? Вчерашние сражения повторить не получается. Мои команды вермишель выполняет плохо, не слушается — юлит, виляет да ещё к пальцам липнет. Ну что из неё выстроишь?
Сколько смог, я съел, больше не могу. Оставшуюся надо куда-то деть. Есть у меня некоторый опыт по этой части, но — отрицательный.
Однажды не смог доесть манную кашу, остатки утопил в по-мойном ведре. Но родители засекли эти хитрости, и мне влетело. В следующий раз придумал кое-что поумнее — закидал кашу в топку печи как можно дальше. Удивительно, но даже такое потом раскрылось, а я опять получил по мягкому месту. Говорят, что по заслугам, но у меня «особое мнение».
Щупаю это место, оно слегка побаливает и чешется. Помнит! Посмотрел на ложку с вермишелью — мне стало тоскливо.
За окном тоже тоскливое зрелище. С неба сеется мелкий са-халинский бус — нечто среднее между туманом и дождём. Это значит, что на улице тоже неинтересно. Всё мокрое, никуда не сходишь. Нет, лучше быть дома.
Жёлтый огарок свечи на подоконнике привлёк моё внимание. На него можно положить ложку с вермишелью, и тогда получится превосходный метательный снаряд. Ударив кулаком по свободному концу ложки, я заставил вермишель высоко взлететь над сто¬лом. Она красиво шлёпнулась в кружку с киселём. О-о, это мне нравится! Следующая порция угодила в окно и поползла вниз по стеклу, оставляя дорожку. Снова подкидываю вермишель, наращиваю огневую мощь, но беда в том, что снаряды ложатся совсем не кучно, куда попало разлетаются. Надо исправить, пока не поздно.
Белые червячки весело блестят на полу и стенах, ехидно хихикают надо мной: «Эх, поползаешь ты, дорогой! Да-да, поползаешь на коленках, поработаешь тряпкой, никуда не денешься!». Самое противное, что они абсолютно правы. Тактику боя надо менять.
От досады я стукнул посильнее и — вермишель прилипла к потолку! Вот так запросто делаются мировые открытия. Я засиял, как помытый помидор. На потолок её всю! Лучшего места не придумаешь. Скоро вся оставшаяся вермишель расположилась наверху. Уж здесь-то никто её не заметит — спорим хоть на миллион! Миллион, как выяснится, проплывёт мимо.
Тряпкой уничтожил следы сражений и стал ждать, что будет дальше. А дальше было то, что первым с работы почему-то пришёл отец. Обычно он приходил гораздо позднее. Этого я никак не ожидал.
Здесь надо сказать, что отец почти никогда не бил меня. Ну, может быть, шлёпнул два-три раза по мягкому месту. От мамы доставалось чаще и — ремнём. И всё-таки отца я боялся больше, а почему, не знаю сам.
Было заметно, что отец сегодня не в настроении, хмурый. На меня лишь коротко глянул. Снял мокрую плащ- палатку, вышел на середину комнаты, прикидывая, куда бы её повесить для просушки. И в этот момент вижу такое, что заставляет вздрогнуть: вижу, как два белых червячка отделились от потолка и тихо шмякнулись на его фуражку. Не почувствовал... Наконец, он повесил плащ, снял фуражку и тут увидел непорядок. Ловким щелбаном он отправил вермишель в угол с помойным ведром, осмотрелся и глянул вверх. Я похолодел от ужаса.
— Твоя работа? — спросил он с интересом.
Вместо ответа я опустил голову и захныкал. Напрасно, между прочим. Отец, хоть и не в духе, но он не злой, а самое главное — с чувством юмора у него всё в порядке. Спрашивает:
— А расхныкался в честь чего? Пожалел свою лапшу? Не горюй, новая вырастет. Вон сколько насеял её.
Я осмелел, поднял голову и увидел, что батя мой улыбается и покачивает головой, разглядывая следы, оставшиеся на столе после тряпки.
— Давай, рассказывай, что у тебя здесь было. Но честно. Понял?
Что ж тут непонятного? Сквозь напускную строгость я видел смеющиеся глаза отца и потому рассказал всё без утайки. Батя рассмеялся и сказал:
— Ну ладно. К делу ты подошёл творчески. С выдумкой, значит. Это уже лучше, чем без неё. Только не думай, что ты герой. До этого ещё надо дорасти и свои выдумки направить на полезные дела. А пока ты просто проказник, мелкий пакостник. Сообразительный, но всё равно пакостник. За тобой надо всё убирать, исправлять, переделывать. А кому это надо? Зачем? Времени у папы с мамой нет, сам знаешь. Так что кончай свои штучки-дрючки.
Разумеется, ничего я не кончил и не собирался кончать. Проказник только начинал, расправлял свои шаловливые крылышки, как птенец на краю гнезда. Всё ещё было впереди.