Соловьев М. В. / Произведения

Пятак

Аяна сердилась… Ну почему? Почему-почему никто не понимает, насколько интересно книжки читать? На самом деле эта бурятская девочка с миллионом вопросов наверняка жила б обычной жизнью, родись она в городе, а не в далеком шаманском краю, где даже радио не работает, не говоря про интернет…

А еще она сочиняла сказки. С самого детства. Сама и для себя…  Например, трава для нее была неведомым лесом. Лежит Аяна на солнцепеке, травинки рассматривает и представляет себя маленькой-маленькой в той чаще. Жалко, в нынешнем году трава не уродилась. Не поиграешь. Дедушка Толя так и сказал, мол, опять суходолье наше солнцем выжгло. Так и есть – дождей от самой весны нет как нет, а вместо травы пыль желтая – жарой убитая…

А книжка у Аяны всегда с собой. Мама даже ругается иной раз на дочку, когда прячется та от утренней или вечерней дойки коров. Заберется, бывало, в папин ЗИЛ-131 и посматривает только глазком из верхотуры кабины, кто и что делает. Мечтает Аянка о городе: старшая-то сестра, Юля, в Улан-Удэ в балетной школе-интернате учится, а на Аянку (как на самую взрослую) все заботы свалились – не почитаешь…

«Эх, – рассматривает девчонка иной раз младших сестер-погодок. – Хорошо маленькой быть, и почему я не младшая? Помогай теперь и по дому, и с этими возись…»

А в Бурятии детей до пяти лет стараются не ругать. Вольно жилось Аянке в те времена: хоть что делай, и ничего тебе не будет. Именно тогда попалась ей странная книжка, где и слов почти не было – картинки одни. А книжка-то не совсем детская – дедушка ее так смешно называл: комикс… Аянку и сейчас это слово веселит: на самом же деле комик-комикс… Смешно.

Смешно, да не очень. Именно в той книге впервые увидела Аяна картинку из каких-то своих тайных воспоминаний. И ведь не сама сочиняла – как глянула на рисунок, где главный плохой из той истории девчонку за косу тащит, так и почувствовала себя на ее месте. Упрашивала маму после кос не растить, да кто послушает… До сих пор кажется Аянке иной раз, что схватит ее тот страшный точно так же в самый неподходящий момент. Сколько раз в школе с мальчишками дралась, когда те по завсегдашней привычке за косицы дергают.

А солнце палит… На суходолье, если уж жара, так жара. Вдали марево картинку горизонта размывает – дрожит воздух, будто водой огромный аквариум заливают.

А у Аяны сегодня дело. Дедушка вчера проговорился, что через их участок (где дом сейчас стоит) в старые времена дорога конная проходила. Дорога и переправа через речку Джамболок. А где переправа, там, как правило, кострище жертвенное стоит – это Аяна еще давно слышала, когда дядя Бандан на реке Оке в наводнение шаманил. Воду останавливал. И ведь остановил же… Дальше его жертвенного костра вода и не поднялась. Чего он тогда в костер только не бросил – и еду, и монеты, и деньги бумажные. И бормотал-говорил-говорил-говорил… Даже ливень кострище то не залил – показалось даже, что от воды пламя еще сильнее разгорается… А когда обряд закончился, дождик разом и прекратился.

Глядит Аяна из кабины грузовика в сторону переправы старой: ой как неохота на жару выбираться. Здесь-то окна открыл, и сквознячок так и тянет прохладу с речки. Мама с бабушкой вон на улицу вышли – Аяну смотрят. Наверняка уже молоко переработали на сметану, а ей сейчас посуду мыть достанется.

– Аяна! – бабушка кричит… – Иди-ка домой, бросай свои книжки…
Когда тебя ищут, а ты не хочешь, чтоб нашли, нужно как на уроке поступать, когда учитель тянет своё: «К доске пойдёт…» Если правильно раствориться-зажмуриться да не думать ни о чем – никогда не вызовут. Но стоит лишь мыслишке какой промелькнуть – враз твою фамилию зачитают.

А речка, вот она – рукой подать, и старый брод, который дедушка указал… А еще он рассказывал, что костровище жертвенное всегда среди камней разводят. Ну тут уж пойди угадай – на высокогорье камней от ледника множество.

Ходит Аяна вдоль речки, камни, обожженные-обугленные высматривает. Чувствует девчонка, найдется в жертвенном кострище монетка, что клады указывает. Бабушкины истории она с детства помнит, и хоть та и говорила, что нельзя бурятам клады запрятанные трогать и в земле ковыряться, да кто нынче в колдовство такое верит?

Хотя не по себе вдруг стало Аянке, когда на камни, обожженные давним огнем, наткнулась. Чуть в стороне от брода кострище оказалось. Убежать вдруг захотелось. Запрятаться. Мыла б сейчас посуду себе на летней кухне… Даже солнышко по-другому светить вдруг стало – настороженно… Опасливо…

Только Аяну не напугать – она-то к шаманским делам с детства привычная. Стряхнула девчонка испуг мимолетный и в старый костер полезла. Один камень отвернула, второй. Шарит руками в ямках от камней – и впрямь жертвенник. Кости-пуговицы лежат, пепел, водой размоченный. Когда последний камень переворачивала, себя уж не помнила от азарта. Чует девчонка: прячется здесь давний секрет.

А солнце пАлит-палИт зловеще, речка журчит-грохочет. И чувствует Анка вдруг: смотрит на нее кто-то. Обернуться хотела, но тут попался ей в пальцы кругляшок железный. Вытащила-протерла – и глаз оторвать не может: лежит на ладошке пятак с орлами и стрелами, прям как бабушка рассказывала. И тут тень на Аянку упала. Девчонка монетку в карман кофты сует, а рука крепкая – хвать ее за косу.  Тут же книжка с картинками, что комиксом называется вспомнилась. Закричать хотела, а рта открыть не может, шевельнуться-отбиться не получается – замерла, как столб на въезде в усадьбу, куда коней вяжут, и ни моргнуть, ни пошевелиться… Поняла вдруг Аяна, что не врала бабушка и нельзя шаманских мест руками трогать, а руки за косицу почему-то не злобно тянут, как главный плохой мог бы из комикса, а ласково так. И голос вдруг бабушкин:

– Просыпайся-ка, подруга, иди посуду мыть…

Страшный сон Аянка посмотрела, когда заснула в холодке кабины папиного грузовика. Неприятный… Сидит сейчас кастрюли-бачки намывает, а сама понимает: ни за что теперь не пойдет жертвенник тот искать. Когда сообразила, что это бабушка ее за косу трогала-будила, с такой радостью на летнюю кухню понеслась. Даже мама удивилась – лоб пощупала, мол, не заболела ли наша любительница спрятаться-почитать…

А когда уже всё совсем успокоилось – посуда вымылась, и уборка закончилась, сунула Аяна в карман кофты и нащупала там вдруг кругляшок железный… Сразу побоялась доставать – вдруг тот самый пятак из сна… Всё щупала его, не вынимая, –пыталась орла со стрелами на монете угадать. А когда решилась рассмотреть, то оказались это современные пять рублей из нашего 2012 года, а таких по любым карманам нашарить можно сколько хочешь…               

Иркутск, 2020