Соловьев М. В. / Произведения
Мешок лесных орехов
Вы знаете, как много интересного может рассказать мешок лесных орехов? Они не просто шуршат и потрескивают, перекатываясь внутри мешка.
На самом деле они говорят… Говорят друг с другом, но могут пообщаться и с тобой. Орехи знают очень много. Они проделали огромное путешествие до той поры, как попали в твой дом. Все это время они слушали истории орехов соседей, рассказывали свои и подслушивали, о чем говорят рядом с ними.
Орехам повезло. У них в отличие от яблок или мандаринов – громкий голос. Не верите? А вы потрясите мешочек с мандаринами и мешочек с орехами… Ну? Кто громче? Мне в детстве тоже повезло. Каждое лето Мама с Папой вывозили меня на дачу, и там я впервые услышал их голоса.
Ночевал тогда на чердаке в комнатке, сделанной отцом. Он ее собрал из фанерных листов, отгородив от прочего пыльного пространства прям под шиферной крышей. В ногах моей брезентовой раскладушки с пружинами однажды появились два картофельных куля с кедровыми шишками. Мы с друзьями нарвали их забираясь на деревья, так как дожидаться созревания не было времени: еще немного и придется идти в школу.
Жарить и варить шишки, как другие, не хотелось. Я точно знал, что через некоторое время орехи дозреют. Смола уйдет. Скорлупа станет коричневой, а ядра обретут настоящий вкус. Правда, немного уменьшатся в размерах.
То была моя самая первая ночь в компании с орехами.
Каждый знает с детства, что даже в домах ночной воздух полон неясного шума и непонятного потрескивания. Иногда это не мешает, иногда пугает, а иной раз ты пытаешься разгадать: что же все-таки происходит...
Так и случилось в тот раз на чердаке.
Устраиваясь спать, я вытянулся на детской раскладушке и уперся ногой в тугой мешок. Решил немного его оттолкнуть. Надавил. Неожиданно зазвучали тихие голоса, напоминающие хруст.
Я надавил еще раз и прислушался:
— Несносный мальчишка!
— Мало что навалили в кули, так еще и пинаются…
Были голоса и в мою пользу:
— Успокойтесь, пускай спит…
— Этот хоть не варит и в костер не сует…
— Старший сказал, пусть дозревают…
— Мы им нужны целыми и спелыми!
Я был сначала сильно огорошен, уловив в шуршании и хрусте тот сумбурный разговор.
Беспокоить орехи еще раз тогда не решился. Ничего больше не услышал, а лишь незаметно уснул, ещё пытаясь опознать шорохи.
На следующую ночь всё повторилось до точности, как только я пошевелил мешок ногой:
— Надоел!
— Так хорошо спали…
— Ничего, пора бы уже и вставать…
— Противный мальчишка!
— Да ладно, ведь не кедровка же и не белка…
— Да белка-то ладно…
— А кедровка больно грызется…
Голоса затихли. Сердить тычками орехи больше не хотелось, и я просто перелег головой на их сторону. Теперь тихий шепот звучал прямо возле самого уха:
— Зато мы теперь в большом путешествии…
— Какое путешествие, мы на чердаке лежим…
— А сколько проехали и посмотрели…
— А бросали-то на землю как…
— А за угловых вообще веревку привязали, вон как скрипят…
— Нижним всегда тяжело…
— Тут уж кому и как повезло…
— Но они нас не любят…
— Тут уж кто кем родился, ты не обращал внимания, что ниже нас все погрызенные и неправильной формы…
— По-моему у нас и рядом такие же…
— Не может быть, мы элита, потому и сверху…
Так, слушая коротенькие рассуждения, я снова уснул.
Утром мешок молчал. Я шевелил его и тряс, но все бесполезно.
Вспоминая вчерашние споры, я аккуратно развязал куль и открыл горловину. На самом верху лежала огромная и ровная кедровая шишка. Даже на меня она смотрела очень презрительно. Пожалуй, вот и первый претендент на съедение.
Я выбрал штук пять самых красивых и пошагал вниз к кастрюльке с кипящей водой. Варить…
Вечером я уложил оба куля на бок и засунул тугие края мешков под раскладушку, чтобы лежать головой прямо на мешках с шишками.
А внутри оказалось шумно:
— Отлично! Теперь каждый из вас знает, кто есть кто… — бормотали верхние…
— Несправедливо, – кричали снизу.
— Все должно быть по очереди, завтра мы будем на вашем месте, – пытались их урезонить справедливые…
— Еще чего, — злобно шипели несогласные…
Я решился вступить в диалог:
— Ребята, а может, вас рассыпать по полу и всем будет хорошо?
Что тут началось!
— Да, – кричали нижние.
— Давно пора, – бормотали справедливые.
— Не вздумай, – шипели сверху несогласные.
— Молчите, он нас слышит… – пытались урезонить осторожные.
Когда первая паника прошла, они начали рассказывать мне свои истории, что впитали вместе с соками родительского дерева и насмотрелись-наслушались в «большом путешествии».
Правда, отношение к тем или иным событиям у них оказалось разное. Как и
место в мешке, да и характер, полученный при рождении.
В точности, как у людей…
С той поры я при случае всегда старался положить рядом с собой перед сном мешочек орехов.
Грецкие рассказали мне про веселье-застолье и песни, что звучат в тени их деревьев. Рассказали про хвастливые речи, громкие тосты, красивые песни и необъятные просторы гор.
Земляные орехи — про жизнь обитателей подземного мира, сказки-истории о бурундуках, кротах, землеройках и подземных войнах…
Особенно интересными оказались лесные орехи. Ну, те, что растут на кустах и рисуются на шоколадках… У них самые громкие голоса и наиболее интересные истории.
Они мне рассказали про то, где осталась их родина. Про неудачников, что не смогли или побоялись уйти в «большое путешествие» от родного дерева и теперь влачат жалкое существование.
Отлученные от высшего общества, они продолжают свой род в лесу. Становятся кустами и деревьями. Не видят белого света. Жалко плодят на свет себе подобных.
Оказалось, что среди ушедших в путешествие были и такие, кто этого не хотел. Просто так случилось. Руки сборщиков безжалостно выискали их, спрятавшихся неподалеку, и, безжалостно оборвав, забросили в корзину.
Я общался с орехами еще несколько лет и стал понимать, что на самом деле интересных историй у них маловато. В той жизни оказались в основном рассказы родителей, руки сборщиков, пыльные мешки и дальняя дорога.
Большинство впечатлений мои собеседники набирались от разговоров рядом с собой да вели бесцельную борьбу за то, чтоб оказаться на самом верху.
Я подрос, и мне уже надоедала их бесполезная возня. Начиналась взрослая жизнь, что мало отличалась от происходящего в пыльном мешке. Однако первый опыт отношений, подслушанный из куля, набитого шишками, мне сильно теперь помогал.
Оказавшись внизу, я не унывал, зная, что придет время, и мой мешок перевернут.
Будучи наверху и освещенный солнцем, старался не надувать от важности щек, зная, что и это временно.
И еще я знал точно, на примере самой красивой и важной кедровой шишки в начале истории, что зарвавшихся съедают первыми.
Иркутск, 2010