Янковский К. Д. / Произведения
В ЗИМОВЬЕ НА ОРЕНДЫКАНЕ
Дверь упорно не хотела открываться. Как будто кто-то держал ее изнутри.
После многокилометрового похода по тайге, по глубокому снегу на лыжах так хотелось отдохнуть. Поесть, попить чай в этой маленькой таежной избушке, до которой добрался с таким большим трудом.
И вот изволь, кто-то или что-то не пускает. Вспомнился давно слышанный рассказ о том, как медведь вместо берлоги облюбовал охотничью избушку, решив переспать в ней длинную сибирскую зиму.
Подумалось и о том, что может быть старый охотник, поселившийся в этой избушке с осени, почувствовал себя плохо и, не успев выйти на свежий воздух, упал около двери и своим телом прижал ее.
Но что бы ни было, а двери я отворить не мог. Раздумывать долго было некогда. Я изрядно вспотел, и теперь меня начал пробирать крепкий морозец. Сделав безуспешную попытку рассмотреть что-либо через маленькое оконце-бойницу, решил изо всех сил навалиться на дверь, а если и на этот раз она не поддастся моим усилиям, то тогда взять топор, с которым в таежных заходах никогда не расстаюсь.
И дверь чуточку приоткрылась. Прислушался. Тихо. Еще раз нажал и дверь отворилась ровно настолько, чтобы я мог боком пролезть в избушку. Там было темно. Не сходя с места, чиркнул спичку. При слабом свете успел только разглядеть кучу чего-то, лежащего у самой двери, на полу. Но это не было ни медведем, ни человеком.
Я глянул. Под ногами что-то зашуршало. Обойдя кучу, добрался до нар. Хотел сесть и не мог. На нарах тоже лежало что-то.
Тогда я опять зажег спичку, вторую, третью. Сено, самое настоящее таежное сено было на полу и на нарах. Все стало понятным. Это сено накосили и принесли сюда не обычные косцы, а маленькие таежные зверьки пищухи, или как их еще называют – сеноставки.
Безобидные зверьки, в серовато-охристой шубке, с большими полукруглыми ушками, затратили так много труда, заготавливая его.
Срезанную острыми резцами траву они раскладывали на камни, уступы скал, сухие колодины. Работали весело, дружно, с мелодичными пересвистами.
Трава подсыхала медленно. Зверьки старательно переворачивали ее – «ворошили». И не раз, когда часть сена была готова к уборке, раздавался предостерегающий, тревожный свист. Он слышался с разных мест. Тревога! Приближается дождь. И тогда поднималась суматоха, но в сплошной авральной работе зверьки не мешали друг другу.
Схватив в рот пучки еще не просохшей травы, они стремительно бежали под камни, в глубокие расщелины скал, бежали туда, где можно было бы сохранить от дождя свой труд.
Ни на один листочек, ни на одну травинку не упала капля дождя.
Уплывала туча, напоив землю, умыв тайгу. Под горячей лаской солнца обсохли камни, скалы, колодины. И вновь раздавался мелодич¬ный свист, но уже не было в нем тревожных ноток.
Как из-под земли, а оно так и было, снова появлялись зверьки. С пучками травы бежали к нагретым солнцем камням и вновь расстилали ее для просушки. Несомненно, бывали дни, когда несколько раз приходилось пищухам носить траву то в укрытие, то обратно в «сушилку». А каждый вечер, еще до росы, зверьки уносили в укрытие непросохшую траву и каждое утро, если не предвиделось ненастья, надо было вытаскивать, досушивать ее.
По мере готовности сена – зеленого, душистого – зверьки перетаскивали его по маленькому пучочку в эту, почему-то ими облюбованную и, как видно, давно не посещаемую охотниками избушку.
И вот большой запас для большой колонии пищух сделан. Не залили его осенние дожди, не разбросал штормовой ветер, не завалил его снег. На всю зимушку запасен корм. Обычно сеноставки хранят свое сено в глубоких расщелинах скал, в каменных пещерках, под большими камнями. Реже хранят в таежных условиях, в маленьких, искусно сложенных копешках высотой около полуметра.
Я не обидел этих славных зверьков. Не выбросил из избушки ни одной травинки. Сделав метелку, только подмел в зимовье.