Шастин А. М. / О жизни и творчестве

С Сибирью связаны судьбы моих дедов и прадедов. Даже покидая ее, они возвращались сюда снова и оставались здесь навсегда. И, может быть, не только по рождению и жизненному опыту, но и по самым своим корням, которыми принадлежу я Сибири, она вошла во все, что довелось мне написать.
Я до сих пор помню отцовские сказки и те, что услышались во время поездок по Лене и другим сибирским районам. И не только сказки, но и охотничьи бывальщины, песни, – совершенно забытые в других местах, уходящие в какую-то дальнюю даль.
Все меньше остается в Сибири уголков, где живут те сказки, бывальщины и песни. И уже не ими поражает она воображение заезжего человека. Он немеет перед новыми городами, которые, едва достигнув совершеннолетия, насчитывают многие сотни тысяч жителей со средним возрастом выпускников школы.
Сибирь поражает удивительным сочетанием первозданной природы и технического прогресса. И вновь вспоминаются слова А. Амфитеатрова: «Край этот сам по себе столь невероятен и в хорошую и в дурную сторону, что ни превзойти его выше достоинств, ни оклеветать не хватит фантазии даже у барона Мюнхгаузена».
Тому высказыванию более семидесяти лет. Но и до сих пор в Сибири остается остро подмеченное литератором причудливое сочетание всего нового со стародавним, доживающим свой век. И, может быть, потому первыми моими книжками, написанными для детей, были сказочные истории. Сибирь была в них так же, как она была в рассказах и очерках для ребят, написанных в период работы на радио, в молодежной газете и «Пионерской правде».
«О чем шептали деревья», «Треугольный парус», «Камень-семицвет» – книжки сказок, изданные в Иркутске и Новосибирске, сменились короткими повестями и рассказами о сегодняшних сибирских мальчишках и подростках – «Жили-были мальчишки»! («Таежные звездочки»), «Пять цветов августа», увидевшими свет в Москве.
И все-таки, рассказывая о людях сегодняшнего дня, невозможно было не обратиться к истокам, к тем годам, когда начиналось наше общество, когда были предопределены пути его развития, а вместе с ним становление и развитие нового человека.
И, думается, иначе и не могло быть. Не случайно уже в первое десятилетие после победы Октября взоры участников и современников революции были обращены не только к недавно пережитому, но и к далекому прошлому, в котором содержались первоистоки величайшего события, потрясшего мир. И это было неизбежно, потому что победа революции явилась логическим завершением многочисленных попыток угнетенных перестроить мир на основе справедливости, Именно в это время Ильич произносит речь, посвященную 250-летию восстания под руководством Степана Разина, принимает непосредственное участие в подготовке решения Совнаркома о сооружении памятников вождям и участникам революционного движения, читает слушателям Свердловского Коммунистического университета лекцию «О государстве», в которой отмечает преемственность русской революции. Именами выдающихся борцов за народное счастье были названы улицы и площади наших городов, а в литературе появились превосходные книги О. Форш, А. Чапыгина и другие.
Появление их, очевидно, связано не только со всеобщим интересом к «родословной революции», но и желанием историей проверить современность.
И как авторы первых после Октября исторических повествований, исследуя «родословную революции», в далеком прошлом искали ответы на живые вопросы времени, так и мы революцией поверяем современность.
И как бы далеко мы ни ушли от давних лет революции и гражданской войны, какие бы новые потрясения ни совершились после, мы неизбежно снова и снова будем обращать свой взор к предтече современного. Мы будем стремиться понять «становление личности в эпохе» и осмыслить факты сегодняшнего дня, поскольку обращение к истории – не уход от сегодняшнего, а лишь попытка полнее и с максимальной точностью его осознать.
Так думалось во все то время, пока писались теперь уже давняя книга для взрослых «И сближаются годы», а затем позже «Дом, полный кошек» и «В ночь на субботу», публиковавшиеся в журнале «Дружба народов», изданные у нас и за рубежом.
То же обращение к первым годам после разгрома белогвардейщины в Предбайкалье, ко времени сложному и бескомпромиссному, и в последней книжке, написанной для ребят, «Трое с Нижней», увидевшей свет в Иркутске. И обращение это, мне думается, было неизбежным.
Еще до сих пор в сибирских местах, в Предбайкалье, живет память о давних годах. Напоминают о них то название какого-нибудь таежного распадка, то одинокая могила на высоком яру, от которого нет до ближайшего села ни пути, ни дороги, то имя полузабытой уже деревеньки – Ор, например, что означает – Октябрьская революция. Многие факты истории стали сказками, легендами и бывальщинами. И о чем бы ни довелось мне писать, все это, думается, будет связано с Сибирью, со всем тем, чему принадлежу я по рождению, интересам и самой жизни.