Шастин А. М. / Произведения

Жили-были мальчишки 

Отрывок из повести

ГЛАВА I, в которой племя сойкиноков вступает на тропу войны

 В этот вечер воины отважного племени сойкиноков исполняли боевой танец. Взявшись за руки, они стремительно кружились вокруг жаркого костра и негромко подвывали в такт музыке. Вожди племени, мудрые и неподвижные, сидели в стороне. Они смотрели на огонь и слушали воинственный напев, который рождал в их сердцах воспоминания о давно минувших битвах и победах.
С каждой секундой танец становился стремительней. Музыканты неистово колотили палками в дырявые днища ржавых кастрюль и тянули бесконечную зловещую мелодию:
— О-о-о! А-а-а!
Искры золотыми светляками рвались в черное беззвездное небо. Они цеплялись за колючие ветви сосен и гасли  там.
— О-о-о — нарастал напев.
   Цзинь-трах-бух-тара-рах! — гремел оркестр.  Воины, потрясая над головами тяжелыми палицами и копьями, мчались в бешеном хороводе.
  И тогда поднялся вождь племени мудрый Сойкинок, и я встал тоже. Мы стояли рядом, закутавшись в плащ и скрестив на груди руки. Сойкинок был на полторы головы выше меня. Тощий и длинный, он мрачно смотрел на огонь из-под нахмуренных белых бровей и молчал.
  — Воины! — повелительно крикнул он наконец, но голос его показался мне недостаточно внушительным и серьезным. У меня бы, наверное, получилось лучше, но я молчал. Мы поклялиеь слу-шаться Сойкинока беспрекословно,  и нарушить клятву я не мог.
    Воины! — повторил Сойкинок и треснул себя по шее, сгоняя комара. — Мой друг Куриное Перо...
— Соколиное...— зашипел я, толкнув его локтем, и Сойкинок согласился.
— Мой друг Соколиное Перо;— сказал он, — принес важные вести. Не болтайтесь и не кривляйтесь, а слушайте и запоминайте, как положено слушать и запоминать отважным воинам отважного племени.
Сойкинок умел говорить складно, и с этим никто не спорил. Пожалуй, и у меня получилось бы не хуже, если б я читал с утра до ночи Фенимора Купера и орал во всё горло на берегу шумной Медяннки, набив полный рот камней. Сойкинок утверждал, что так делал древний оратор Демосфен и что это помогает развитию голоса.
Может быть, это и так, только мне совсем не нравилось выступать перед солидными белыми гусями, которые вечно торчат на берегу, а завидев мирного человека, вытягивают шею и начинают противно шипеть. Что же касается камней, то, когда они лежали за щекой, говорить, по-моему, все равно невозможно: камни стучат о зубы и норовят проскочить в живот, а мне это вовсе ни к чему.
Во всяком случае, Сойкинок был настоящим оратором. Когда он заговорил, музыканты побросали свои тазы и кастрюли, воины прекратили танец и, тяжело дыша, выстроились на поляне. Обнаженные по пояс, в трусах или подвернутых до колен щтанах, стояли они, ярко освещенные красным светим костра. Их лица, разрисованные сажей, были воинственны и мужественны. У каждого в волосах торчало по перу, а то и по два. За поясами виднелись прочные стрелы, в руках тугие луки, копья, закопченные на кострах палицы.                        
— Вести, которые принес Соколиное Перо, заставляют нас выступить в поход немедленно, — заявил Сойкинок под восторженные вопли всего пле-мени. — Бледнолицые вошли сегодня в наши края. Время не ждет. Мы должны отстоять свой лее от нашествий.
Он отошел и оперся спиной о сосну. Лицо его выражало непроницаемость и волю — белые брови сурово сдвинуты, губы сжаты, а нос наморщен.
Над взлохмаченной головой Сойкинока покачи-вались три гибких петушиных пера, выдернутых из хвоста самого красивого в нашем поселке петуха тетки Феоктисты.
— Вождь прав, — сказал я, выступив вперед. Я распахнул плащ, который, как и у Сойкинока, был сделан из старого байкового одеяла, и указал рукой в черные заросли.
— Они там. Их двадцать тысяч. 
Говорить нужно было немногословно и убедительно. Я помнил об этом и старался не сбиться.
— Ты, Большая Ложка, останешься здесь сторожить наши вигвамы и печь картофель, — распорядился я, не ожидая возражений.
Но Рогожин стал орать, что так дело не пойдет, что если он толстый, так его надо звать Боль-шой Ложкой и заставлять печь картошку?
Тонким противным голосом он вопил, что не согласен так жить дальше. Его пухлые щеки тряслись, стриженые ежиком волосы встали дыбом, а рот обиженно искривился. Он плевался и кричал о своем несогласии с вождями, чем вызвал ропот недовольства всего племени.
— Теперь не время спорить, — властно произнес Сойкинок. Лицо его стало печальным, и голос зву-чал глухо. — Пусть Большая Ложка идет. Новое имя он должен заслужить своей отвагой.   
Рогожин успокоился, но все еще продолжал дуться и обиженно моргать круглыми кошачьими глазамн,  в  которых недобро  плескались рыжие огоньки костра. 
Я не стал спорить с Сойкиноком. Я молчал, я на всю жизнь рассердился, на Большую Ложку. Этот лакомка больше всего на свете любил уплетать всякие сласти, валяться на траве, задрав ноги, и выл, как девчонка, если его кто-нибудь нечаянно заденет.
Вожди не любили Большую Ложку. И, наверное, вообще, трудно было среди нас найти человека, который бы согласился по-настоящему дружить с ним. Наше племя приняло его только потому, что он умел отлично печь картошку и варить уху из пескарей,  которых мы ловили в Медянке.
Я молчал, опустив голову. Все видели, как мне тяжело, что среди воинов начались раздоры. Нако-нец я тряхнул головой, как бы отгоняя печальные мысли, и грустно произнес:                  
— Пусть он идет.
Рогожин пробурчал что-то себе под нос и важно выпятил живот. Воины неодобрительно посмотрели на него, и мне это было приятно. Я верил: все они — и Колька Петухов — он же Меткий Глаз, и Коротыш, и наши музыканты — Лешка с Сереж-кой — были за меня.
Я сказал, что в поход мы выходим все и, может быть, многие из него не вернутся. А потом мы с Сойкиноком приказали закрыть входы в наши вигвамы, сооруженные из жердей и сосновых веток, загасили костер и двинулись в путь через заросли.                           
   Лесная чаща была темной, молчаливой и казалась непролазной. Наши голые пятки больно наступали на сухие шишки и сучья, ветви царапали обнаженные тела воинов и хватали нас с Сойкиноком за  плащи. Но мы упрямо продолжали путь,  пока не вышли к излучине Медянки. Отсюда начался пологий, подъем к цели нашего похода. Воины тяжело дышали, но старались идти быстро и неслышно..
Племя  сойкиноков  вступило на тропу войны.