Хайрюзов В. Н. / Произведения
Юрий Гагарин. Колумб Вселенной
отрывок из книги воспоминаний
Родом из детства
В городских дворах, на сельских улицах подрастало и проходило практику поколение мальчишек, многие из которых стали инженерами, конструкторами, лётчиками, шофёрами, токарями. Но находились и такие, которым хотелось жить легко и просто, брать то, что лежит плохо. Происходил естественный отбор, но, следует отметить, не стихийно, а направленно, государство старалось направить неуемную ребячью энергию в контролируемое русло. Для миллионов мальчишек и девчонок открывались профессионально-технические училища, строились новые школы и институты. Государство брало на себя расходы, давало место в общежитии, выделяло форменную одежду, выплачивало стипендию. И всё это возвращалось сторицей.
В ту пору после семилетки образование было платным, но уже с середины пятидесятых годов все расходы государство взяло на себя. Иди, учись, все двери тебе открыты.
Все, кто помнил Юрия Гагарина, отмечали его целеустремленность. Особенно ярко это проявилось, когда он поступал в Люберецкое ремесленное училище.
В начале пятидесятых годов даже в «ремеслуху» попасть было непросто, для этого надо было иметь семилетнее образование. А у Юрия было всего шесть классов. А ещё нужно было пройти обязательный конкурс. Юра понимал, что родители не смогут дать ему высшее образование. Он решил вначале приобрести рабочую специальность, чтобы уже самому помогать родителям. Поступить в училище ему помогла двоюродная сестра Тоня. Приехав с Юрой в училище, она зашла прямо к заведующему и показала табель успеваемости брата. Там были почти одни пятёрки. После этого она выскочила к Юрию в коридор и коротко спросила:
– Можешь сдавать сейчас? Готовиться некогда.
И Юрий сдал экзамены без подготовки. Сегодня скажи кому, что в ремесленные училища существовал конкурс и нужно было сдавать экзамены, не поверят. А тогда это были престижные профессионально-технические училища. В основном, они наполнялись ребятами из деревень, их привлекали новая форма, которую выдавали в училище, бесплатное питание, общежитие и гарантия того что, закончив обучение, ты не останешься на улице.
25 августа 1949 года Гагарин был зачислен в Люберецкое ремесленное училище. Спустя много лет в училище припоминали: «Вакансия оставалась единственной – в литейную группу, где дым, пыль, огонь, тяжести... По силам ли такому мальчишке? Но он не только согласился, а настаивал, и мы его приняли». Действительно, Юра поступил в группу, в которую не все-то охотно шли. И здесь он проявил характер и настойчивость. В сентябре Гагарин поступает в 7-й класс вечерней школы рабочей молодежи, который он заканчивает с отличием, а в декабре того же года был принят в комсомол. Судьба не раз испытывала его, заставляла обязательно преодолевать препятствия. Судите сами: мечтал о Москве – очутился в Люберцах, хотел учиться на токаря или слесаря – зачислили в группу литейщиков.
Однажды москвич из группы токарей, рыжий парень, питавший к Юре симпатию, подвёл его к своему станку, быстро и толково объяснил, что такое передняя бабка, каретка, суппорт, резцедержатель, показал включение и даже разрешил попробовать поработать. Юрий нажал на черную кнопку, станок вздрогнул, патрон завертелся, и Юра, забыв про всё на свете, подвёл к болванке резец. От металла тут же взвилась тонкая синевато-серебряная, как дождь на новогодней елке, стружка. Еще нажатие на штурвальчик – и новый фейерверк стали.
– Красота! – протянул Гагарин, неохотно отходя от станка.
Паренёк выдвинул из шкафа ящик и достал какие-то инструменты, похожие то ли на гаечные, то ли на разводные ключи.
– Это штангенциркули, – проговорил он, не без гордости передвигая хомутик линейки. – Один с точностью измерения десятая миллиметра, другой – пять сотых. Приходи еще, будем учиться растачивать втулки.
В литейный цех Юрий вернулся расстроенный, с тоской посмотрел на свои инструменты – трамбовки, напоминающие мастерки каменщиков и печников, счищалки – плоские деревянные скребки, щетки для очистки. Ему захотелось стать токарем, всё же там красивая работа. Но опытные литейщики объяснили ему, что профессия литейщика – одна из самых уважаемых в России.
Надо научиться преодолевать в себе слабость, и тогда не будет тебе в жизни никакой преграды. И Гагарин, спрятав свою слабость, учился преодолевать самого себя, те трудности, которые встречались на его пути...
В 1949 году часть своей первой зарплаты, триста рублей, Юрий решил отправить родителям, хотелось показать: он не нахлебник, а полноценный помощник в семье. Вся его последующая после полёта жизнь была подтверждением сказанному. Он почти никогда не отказывал и принимал самое деятельное участие в судьбе не только близких, но и зачастую не знакомых ему людей. А таких на его пути после его полета оказались тысячи. Просьба, доброе слово Гагарина открывали все двери. Зная доброту и отзывчивость Юрия, многие пользовались этим.
Как и все мальчишки того времени, Юра активно занимался спортом. Имеются спортивные грамоты за победы на спартакиадах ремесленного училища. Юра пробежал стометровку с результатом 12,8 секунды, а в эстафете еще быстрее – за 12,4 секунды. Рядом с ним всегда были его неразлучные друзья – Тимофей Чугунов и Александр Петушков.
В 1951 году, окончив семилетку и училище, друзья получили направление в Саратовский индустриальный техникум по той же специальности – литейщика-формовщика. Они оказались в числе 35 студентов, принятых на учебу в техникум. Большинство сокурсников были старше Гагарина; учиться пришли даже бывшие фронтовики-орденоносцы. Трое друзей, прозванных «неразлучными москвичами», оказались среди лучших студентов. Они много занимались математикой и мечтали приобрести логарифмическую линейку, стоившую довольно дорого.
Впервые в жизни у Гагарина появилось немного свободного в имени. Саратов – красивый волжский город с богатыми культурными традициями, и Юрий ходил на спектакли оперного и драматических театров, любил смотреть кино и очень много читал. Больше всего ему нравился роман Льва Толстого «Война и мир», кроме этого, он зачитывался книгами Жюля Верна и Герберта Уэллса, а также рассказами Конан Дойла.
Летом 1952 года его направили воспитателем в пионерский лагерь, где он впервые попробовал себя в роли педагога. Его работа был оценена очень высоко, и на следующее лето Юрий Гагарин решением комсомольского бюро был назначен инструктором физкультуры в один из крупнейших в области пионерских лагерей. Сначала его активная деятельность многим детям и воспитателям не понравилась. Не все торопились выходить на зарядку, но очень быстро Юра заставил всех выбегать на зарядку по свистку. Стали проводится соревнования с соседями.
В Саратовском техникуме его избирают председателем физико-технического кружка. В 1952 году его избирают председателем комсомольского бюро техникума, и здесь же он был назначен секретарём спортивного общества «Трудовые резервы». Биография, которую мы заполняем, когда поступаем в институт или оформляемся на работу, по своей форме предполагает указать те события в жизни человека, которые, по его мнению, являются в прожитой жизни основными. Это, где и когда человек родился, кто были его родители, где учился, что о закончил, чем награждён. И совсем редко в ней указывают черты характера, наклонности, что любил, был активен или отлынивал от выполнения общественных обязанностей. В биографии Гагарина бросается в глаза, что Юрий всегда был на виду: комсоргом, капитаном футбольной команды, членом комсомольского бюро техникума. Не думаю, что он сам, как порою говорят, лез в начальство. В силу своей натуры, живого характера он не молчал там, где обсуждалась жизнь класса, школы, училища. И его живой ум отмечали сразу же и, как это водилось во все времена, выбирали своим лидером.
В феврале Юрий со своими однокашниками едет на стажировку в Москву, на завод имени Войкова, а потом в Ленинград, на завод «Вулкан». В Ленинграде Гагарин с интересом знакомился с городом, где прошли школьные годы его матери.
После возвращения в Саратов у него появляется новое увлечение – авиация. Саратовский друг по учебе в техникуме Виктор Порохня вспоминает, что вначале у них была мысль поступить в Краснокутское летное училище ГВФ. Но туда брали только при наличии десятилетки или законченного техникумовского образования. Кто знает, может, стал бы Гагарин классным гражданским летчиком, но судьба, как в свое время Королева, готовила его для другого...
26 октября 1954 года он вместе со своими друзьями поступил в Саратовский аэроклуб. Курсантов разбили по группам. Гагарина зачислили в отряд Анатолия Васильевича Великанова.
Когда я узнал, что Гагарин был зачислен в шестую летную группу, мне припомнилась наша, тоже шестая летная группа в Бугурусланском лётном училище. И командиром у нас был лётчик, понюхавший пороха в небе Великой Отечественной войны, – Андрей Владимирович Биценко. Командиром же у Гагарина стал Герой Советского Союза Сергей Иванович Сафронов, однофамилец прославленного лётчика-истребителя в Заполярье Бориса Сафронова. Лётчиком-инструктором у Гагарина стал Дмитрий Павлович Мартьянов. А начальником Саратовского аэроклуба был Герой Советского Союза Григорий Кириллович Денисенко. Уже одно наличие таких прославленных асов говорило о том, что Гагарин попал не в простой аэроклуб. Здесь, в Саратове, умели привить курсантам настоящую любовь к небу. Каждому человеку выпадает в жизни шанс, надо только верно им распорядиться. Но для этого надо разглядеть его и приложить немалые усилия, чтобы реализовать, не упустить этот шанс. Своим шансом Гагарин воспользовался сполна.
Поступить в аэроклуб и получить таких наставников – это был даже не шанс, а подарок судьбы. А уж если они похвалили, то, значит, ты на самом деле чего-то стоишь. И, конечно же, особняком в биографии лётчика стоит тот день, когда он увидел землю с высоты птичьего полёта. Таким днём для Гагарина стал первый парашютный прыжок с самолёта По-2. Случилось это 18 мая 1955 года. Ночь накануне прыжков прошла для Гагарина беспокойно. Ещё бы утром ехать на аэродром, где первый раз в жизни тебя поднимут в воздух, чтобы сделать обязательный парашютный прыжок да не один. Курсант должен уметь управлять парашютом и в случае опасности покидать самолёт. Многие лётчики не любили доверять, как они говорили, свою жизнь тряпке. Но это была отличная возможность проверить себя: сможешь ли ты преодолеть в себе чувство страха и перешагнуть черту, которая отделяет тебя от всех остальных, предпочитающих передвигаться по земле на своих двоих. Когда рассвело, Юрий привычно вместе со всеми умылся, почистил зубы и прислушался к себе. Всё, как и прежде, пульс в норме, сердце, его не слышно, значит, всё в порядке. Они собрались на аэродроме вместе с девушками, тоже аэроклубовками, подшучивали друг над другом. Как и все, Юрий делал вид, что прыжок с парашютом для него – дело привычное, не страшнее, чем прыгнуть с крыши дома или с крыши идущего поезда. Но, как только стали надевать парашюты, руки разоблачили сами себя – никак у него не ладилось с лямками и карабинами. Несколько раз Юрий надевал его раньше, тренируясь, залазил в подвесную систему, всё вроде знакомо; сзади – большой ранец с основным парашютом, спереди – ранец поменьше, с запасным. Наконец всё надето, закреплено, проверено. Теперь самое трудное – ожидание. Первый прыжок – это первый шаг в неизведанное.
«У меня аж дух захватило! – вспоминал Гагарин о своём первом парашютном прыжке. – Как-никак это был мой первый полёт, который надо было закончить прыжком с парашютом. Я уже не помню, как мы взлетели, как По-2 очутился на заданной высоте. Только вижу, инструктор показывает рукой: вылезай, мол, на крыло. Ну, выбрался я кое-как из кабины, встал на плоскость и крепко уцепился обеими руками за бортик кабины. А на землю и взглянуть страшно: она где-то внизу, далеко-далеко... Жутковато...
– Не дрейфь, Юрий, девчонки снизу смотрят! – крикнул инструктор. – Готов?
– Готов! – отвечаю.
– Ну, пошел!
Оттолкнулся я от шершавого борта самолета, как учили, и ринулся вниз, словно в пропасть. Дёрнул за кольцо. А парашют не открывается. Хочу крикнуть и не могу: воздух дыхание забивает. И рука тут невольно тянулась к кольцу запасного парашюта. Где же оно. Где? И вдруг сильный рывок. И тишина. Я плавно раскачиваюсь в небе под белым куполом основного парашюта, открылся, конечно, вовремя, это я уже слишком рано стал думать о запасном».
Юрий скользил по упругому воздуху, глядя на ровную, точно выглаженную утюгом землю. Она казалась такой близкой, что хотелось потрогать её ногой. Слева была Волга, он ещё не знал, что через каких-то пять лет они вместе с другими космонавтами пробудут здесь, на саратовской земле, не один день. Почти ежедневно их будут поднимать в небо маленькие Ан-2, и опытные наставники-инструктора будут отрабатывать технику приземления на парашюте. Возвращение с орбиты предполагало на заключительном этапе парашютное приземление.
А сейчас, после первого покидания самолёта, когда над ним, упруго натянув стропы, стоял купол парашюта, ему хотелось беспричинно кричать, петь и смеяться.
– Ну что, тверда земля? – спросили его после приземления.
– Да что вы! Ударила неожиданно, но терпимо.
– Хорошо, что не было ветра, – улыбнулись бывалые. – А то потащило бы по полю.
– Я бы погасил, – заулыбался в ответ Гагарин. – Подтянул бы на себя нижние стропы.
– Правильно, – похвалил его подошедший Мартьянов.
После прыжков надо бежать сломя голову в техникум, уже начались экзамены, а Дмитрий Павлович Мартьянов, конечно, об этом не знает. Спрашивает, приглядевшись к ученику:
– Хочешь полетать?
– Конечно, хочу!
Гагарин вскочил, вытянулся в струнку перед командиром. На что же такое похожа эта птица, поблескивающая дюралем и плексигласом кабины? Ах да, на ту, что встречал на Крушинской луговине! Но у той машины были острый нос и пулемёты. Учебный «Як» – с виду вполне доступная машина. Лётное поле покрыто короткой зелёной травой. Оно довольно ровное и расположено на горе. С одной стороны, его ограничивают лесопосадки, другим концом оно упирается в овраг. За ним церковь, на ней колокольня и крест. Но с лётного поля виден только крест. И вот на Гагарина надели парашют. Юрий забрался в кабину, пристегнулся. Вырулили на старт. Все делает инструктор Мартьянов. Юрий смотрит по сторонам и за приборами. Короткий разбег – и вот они в воздухе. Земля замедляет бег, выравнивается и вдруг неожиданно ползёт куда-то в сторону. Пытаясь сохранить вертикальное положение, Гагарин инстинктивно отклонился в сторону и упёрся головой в фонарь. Но через мгновение понял, что делать этого не следует. Через несколько минут набрав высоту, Мартьянов сделал переворот, на выходе крутанул «бочку», затем боевым ушёл вверх, перевернул самолёт. И вот они несутся вертикально вниз. Земля на глазах растягивается, как резиновая. А под ним, точно из огромной, во весь земной шар камеры, казалось, выпускают воздух, который куда-то за хвост отбрасывает винт. Ощущение приятное и неприятное одновременно. Что запомнилось ему ещё? Наверное, когда инструктор после горки перевёл самолёт в отвесное пикирование. Они летели вниз, как с огромные качели, и вновь зелень полей надвигалась с невероятной скоростью, Юрию казалось, до земли осталась самая малость, еще миг, и они уткнутся, вмажутся в нее, как со всего маха разлетается брошенное в стену яйцо. На всю жизнь он запомнил это одновременное ощущение ужаса и восторга. С огромной скоростью он летел к земле лицом, не было привычного горизонта, чуть внизу приборная доска, стекло фонаря, а за ним расползающаяся во весь видимый мир земля. И казалось, что от неё не уйти, не отвернуть. Но вот какая-то нечеловеческая сила начала вдавливать его в сиденье. Невозможно поднять руку. Нос самолёта уходит от земли, пересекает линию горизонта, не останавливаясь, задирается ещё дальше вверх, Гагарин начинает цепляться за привязные ремни. И вдруг небо опрокидывается за голову, и самолёт вновь несётся к земле. Ему вновь кажется, что до неё подать рукой и самолёту может не хватить высоты, но вот впереди откуда-то сверху выплывает линия горизонта, и Юрий догадывается, что они выполнили знаменитую петлю Нестерова. Нет, Гагарин не сидел в кабине мешком, он ловил любую подробность, смотрел, как ведёт себя самолёт в том или ином режиме, укладывая свои собственные ощущения в отдельный уголок, он знал: все это, уже уложенное в определённом порядке, пригодится ему в последующих полётах. Конечно же, он и предполагал, что инструктор продемонстрирует ему в первом же ознакомительном полёте весь высший пилотаж, покажет не только, но себя и возможности крылатой машины...
После приземления к самолету подбежали друзья.
– Ну что, похвастался завтраком? – участливо, но с ехидцей спросили они.
– Все нормально, – ответил Гагарин.
В последовавших после этого полётах Юрий уже научился по шуму воздуха определять его скорость и плотность, когда самолёт, уходя в петлю, задирал свой нос в зенит, он по слабине привязных ремней ощущал, что земное тяготение гораздо сильнее надрывного стрекота мотора, воздух на крыльях слабел, его недавняя упругость и плотность, сравнимая с упругостью жидкой резины, пропадала, парашют под ягодицами уже не казался налитым свинцом, а свободно висел где-то между небом и подвешенным на ремнях телом. Но уже через секунду-другую, миновав верхнюю точку, самолёт вновь набирал скорость, и винт уже не царапал слабенький, разжиженный воздух, а врезался в него, как штопор в огромную прозрачную пробку, показывая, что и у него есть плотность и немалая сила. Вот так на практике он реально постигал законы аэродинамики и физики. И восхищался человеческому уму, который приспособил эти законы для своей пользы, изобрёл чудесную воздушную машину, в которую неожиданно попал и он, вчерашний деревенский паренек.
Лётчики любят подначки, проверяя зеленых юнцов на сообразительность. Однажды во время предполетной подготовки инструктор пригласил Гагарина к доске и, попросив написать аэродинамическую формулу прямолинейного горизонтального полёта, неожиданно спросил:
– Вот вы, товарищ курсант, утверждаете, что во время установившегося горизонтального полёта сила тяги уравновешена лобовым сопротивлением. Тогда объясните: почему самолёт не останавливается, а продолжает движение?
– Самолёт продолжает движение за счёт инерции, – подумав немного, ответил Гагарин.
– Молодо, но не зелено, – похвалил его инструктор. И, помолчав, добавил: – Иногда даже опытные летчики не в силах правильно ответить на этот, казалось бы, простой вопрос.
В свободное время курсанты аэроклуба, поглядывая свысока на девчонок, пели шутливую курсантскую на мотив очень популярной в те годы песни «За два сольдо, за два гроша»:
В палатке мрак и тишина,
Берёт гитару старшина.
И без лирических прикрас,
Ведет рассказ...
Эта песня о курсантах, о пилотах,
Эта песня о безграмотных полётах,
Эту песню, сочинённую на старте,
Я для вас, друзья курсанты, пропою.
Самолёты все раздеты и разуты,
На линейку их прикатим за минуту,
А потом зарядим наши парашюты
И в столовую бежим, как на пожар.
В столовой шум и суета,
И не поймёшь там ни черта,
Там каждый ищет, где бы сесть
И чтобы съесть!
Вот на старте ты упорно просишь взлёта,
За тобой стоит с десяток самолётов.
И орешь, пока тебе не скажет кто-то,
Что приёмник твой пора отдать на слом.
Набирая высоту, уходишь в «зону»,
Выпирает из тебя обед казенный,
А из «зоны» возвращаешься зелёный,
Кое-как сажая в поле самолёт.
Для того чтоб настоящим стать пилотом,
Искупаешься не раз холодным потом,
Ну, а если овладеешь самолётом,
Никогда не пожалеешь о судьбе...
Вот через такие, самодельные, воспевающие полёты песни, через авиационные байки, общение с бывалыми лётчиками курсанты аэроклуба приобщались к лётному братству, где единственной любовью и мерилом всему было небо. Но его ещё предстояло покорить. И здесь Юрия поджидала первая неприятность, связанная с его лётным обучением. Здесь, как и после первой в жизни школьной линейки, все начинают одинаково: первые уроки, первые оценки. Но у одних пятёрки, а у других тройки и даже колы. С теорией у Гагарина было всё в порядке, одни пятёрки. Но когда дело дошло до полётов, то начались неприятности. Главными для курсанта перед выпуском в самостоятельный полёт были построение прямоугольного маршрута и заход на посадку, определение высоты выравнивания и плавное касание земли при посадке. В первых же полётах Юрий не сумел зафиксировать в своей памяти необходимую высоту выравнивания и начинал движение ручкой управления намного раньше, чем надо.
Происходили высокое выравнивание и, как следствие, грубая посадка. Попытки и стравить ошибку и подвести самолёт поближе к земле прерывались инструктором, он, применяя нецензурную лексику, вырывал машину у самой земли, самолёт взмывал, бывало, что при этом колёса задевали землю и получался классический «козёл». И это продолжалось из полёта в полёт. Инструктор даже подумывал об отчислении Юрия из аэроклуба. Чего возиться с неумехой, понапрасну жечь бензин, когда вон, только свистни, как на место Гагарина прибегут сотни других. Юрий чувствовал, что его лётной карьере грозит серьёзная опасность, но поменять что-то самому было уже почти поздно. Он сидел на старте, смотрел, как друзья взлетают, строят «коробочку», выполняют четвертый, последний, разворот и садятся у посадочного «Т». Всё у них получалось ладно, они вылезали из кабины со счастливыми, радостными лицами. «Что же я делаю не так? – думал он. – Почему у них получается, а у меня одни ошибки?» На уме у Гагарина почему-то всё время вертелась шуточная авиационная песенка про неудачные курсантские полёты. Ему казалось, что эту песню сочинили про него:
Даю я газ решительно,
Земля летит стремительно,
Контрольный мне доверили полёт.
Машина успокоена,
«Коробочка» построена,
Утюжу я воздушный океан.
Но вот беда случилась –
«Коробочка» скривилась,
И вышел из коробки чемодан...
Приборы разбегаются,
Инструктор матом лается
О, жизнь авиационная моя!
Убрал я газ, спланировал,
Машину низко выровнял
И резко дернул ручку на себя.
И оторвал мохнатую,
Скотину бородатую,
Огромного воздушного «козла».
За это благородное
Домашнее животное
Три дня за самолётом бегал я,
Язык на плечи высунув,
И еле ноги двигая, –
О, жизнь авиационная моя!
Но Гагарину повезло, инструктор не стал торопиться с отчислением, а сам Юрий сумел настроиться и проанализировать свои ошибки. Через несколько дней начальник лётной части Константин Филимонович Пучик, слетав с Гагариным, пошёл к Великанову и уговорил слетать с Юрием, чтобы тот убедился: годен парень к полётам.
Понимая, что другого шанса уже не будет, Гагарин сумел на этот раз собраться и слетал с Великановым безукоризненно.
– Вы что же, Гагарин, притворялись никак? – спросил его уже на земле Анатолий Васильевич. – Значит, когда в кабине начальство поэтому и не ошиблись ни разу? Так не пойдёт. Летайте без нас, командиров.
Мартьянов не сел, как обычно, в «шестерку желтую», а, оставаясь, сказал:
– Полетишь один.
«Я вырулил на линию старта, дал газ, поднял хвост машины, и она плавно оторвалась от земли, – вспоминал о том полёте Юрий. – Меня охватило трудно передаваемое чувство небывалого восторга. Лечу! Лечу сам! Только авиаторам понятны переживания, связанные с ощущениями первого самостоятельного полета... Сделал круг над аэродромом, рассчитал посадку и приземлил самолет возле посадочного знака. Сел точно. Настроение бодрое. Вся душа поёт.
– Молодец, – сказал инструктор, – поздравляю!
Мы шли по аэродрому, а в ушах продолжала звенеть музыка полёта. А на следующий день товарищи говорят: Знаешь, о тебе написали в газете...»
Юрий недоверчиво глянул на товарища. Ну что такого он сделал, чтобы о нём писала газета? Но тот тут же развернул местную газету «Заря молодёжи» и громко прочитал:
«5 часов утра. Мы на аэродроме саратовского аэроклуба... Начинается подготовка к полётам. В этот день программа разнообразна. Одни будут отрабатывать полет, другие – посадку, третьи пойдут в зону, где им предстоит выполнять различные фигуры пилотажа. Сегодня учащийся индустриального техникума комсомолец Юрий Гагарин совершает свой первый самостоятельный полёт. Юноша волнуется. Но движения его четки и уверенны. Перед полетом он тщательно осматривает кабину, проверяет приборы и только после этого выводит свой Як-18 на линию исполнительного старта. Поднимает правую руку, спрашивает разрешения на взлёт. «Взлёт разрешаю», – передаёт по радио руководитель полетов К. Ф. Пучик. В воздух одна за другой взмывают машины...». Через несколько дней Юрию удалось достать этот номер газеты и послать родителям в Гжатск. Мать в ответ написала: «Мы гордимся тобою, сынок... Но смотри, не зазнавайся».
А он и не зазнавался. И отныне его мысли были подчинены одному – летать.
В июне 1955 года Юрий защитил диплом и сдал экзамены в техникуме с оценкой «отлично», получив квалификацию механика литейного производства, мастера производственного обучена, а уже 24 сентября выполнил зачётный полёт в аэроклубе после окончания лётной программы. Саратов дал ему всё, что он хотел; взять. Теперь ему предстояло брать другие высоты. 25 октября он приехал в Оренбург (Чкалов) и был принят в 1-е Чкаловское военное авиационное училище имени Клима Ворошилова (ЧВАУЛ) и стал курсантом. 8 января 1956 года Юрий принял воинскую присягу. Вскоре нескольких курсантов отчислили со второго курса по состоянию здоровья, и Гагарина, уже имеющего лётную практику, перевели в группу с двухгодичным сроком обучения. И вскоре его назначают помощником командира взвода.
Требовательность Гагарина к товарищам в январе 1957 года привела к конфликту. Трое однокурсников устроили ему «тёмную», так что Юрию Алексеевичу пришлось целый месяц провести в больнице, а на злоумышленников завели уголовное дело. Не раз приходилось слышать, как многие парни, да что там парни, зрелые мужи с гордостью рассказывают о своих похождениях, самоволках, выпивках в кустах и своих мнимых победах над «слабым полом». Гагарин не был ханжой, служакой, выскочкой, он понимал, что требования устава, поддержание дисциплины есть необходимое требование для молодых людей, надевших военную форму, чтобы молодые ребята понимали, их собрали не в волчью стаю, а для обучения любимому делу, где высшей целью будет готовность Родину защищать.
В 1956 году начались учебные полёты. Они проводились на усовершенствованном Як-18.
В училище, помимо обучения лётному делу, большое внимание уделялось физической подготовке. Гагарин, как всегда, был в числе лучших: на соревнованиях между эскадрильями он завоевал первые места по гимнастике, баскетболу, волейболу и в беге на сто метров.
В ту пору в Советском Союзе существовала одна из лучших в мире систем отбора и подготовки авиационных кадров. Более трёх тысяч лётчиков ежегодно пополняли авиационные полки, эскадрильи и отряды гражданской авиации. Она включала в себя специализированные лётные школы, аэроклубы, лётные училища. Конкурс в лётные училища был огромен, бывало до двадцати человек на одно место. И это среди тех, кто прошёл медицинскую комиссию и был признан годным к лётному обучению. Для тех, кто попадал в избранные, небо становилось точкой отсчёта уже новой, полной особого смысла жизни. Каждый лётчик мечтал освоить новую, более современную авиационную технику и подняться на собственную орбиту.
Во время пеших проходов по городу курсанты пели переделанную на собственный лад популярную в те годы песню из кинофильма «Матрос с кометы».
Тот, кто рождён был для неба,
Тот полюбил навсегда
Лётную форму пилота,
Быстрый полёт «мигаря».
Чем запомнились Гагарину те два года, которые он провёл в лётном училище? Распорядок в военных учреждениях был построен таким образом, что курсанту скучать было некогда. Это занятия, самоподготовка, наряды, дежурства, а после, когда начались полёты, то время полетело, на «Миге» не угонишься. И все же Юрию хотелось побыстрее окунуться в самостоятельную жизнь.
В апреле 1957 года Юрий начал летать на самолёте УТИ-Миг-15. Учебно-тренировочный истребитель. Когда начались вывозные полёты, то Гагарин сразу же отметил, что система подготовки лётчиков, будь то в аэроклубе или военном училище, была схожей только здесь предстояло освоить более сложную, реактивную машину. И здесь у него получалось не всё и не сразу. И дело было вовсе не в виражах, исполнение которых приходит с опытом. Но опытные отцы-командиры вовремя подсказали, на что при выполнении полёта распределить внимание, последовательность действий в кабине самолёта и что, на их взгляд, мешает Гагарину овладеть новой машиной.
Почувствовав, что курсант готов к самостоятельному полёту, инструктор доложил командиру эскадрильи. Тот дал добро на поле, сообщив Гагарину, что тот допущен к выполнению самостоятельного полёта, инструктор завязал ремни в задней кабине и хлопка курсанта по плечу, мол, давай, не подведи меня. Пока Юрий рулил на исполнительный старт, друзья по летной группе в квадрате разложили пачки сигарет с позывными Гагарина. Прикурив, смотрели как он производит взлёт, как строит «коробочку», как заходит на посадку, выравнивает и сажает истребитель. После заруливания они побежали встречать его. Но первым, как это и положено, к самолёту подошел инструктор. Он пожал Юрию руку, следом то же самое сделали друзья-однокашники. Всё, свершилось! С этой минуты, этого дня он – летчик! С первого самостоятельного полёта начинали все, от Чкалова до Покрышкина. Теперь пришёл его черёд. По давней лётной традиции Гагарин с пачкой «Казбека» пошёл к машине руководителя полётов, где собралось начальство, начал угощать инструктора, командира эскадрильи, руководителя полётов.
На старте задымились вылетные,
Всё стихло в ожидании команд,
Ещё одну затяжку, и на вылет,
Так пожелай мне счастья, лейтенант!
Когда подойдёт отпуск, Гагарин приедет в Гжатск, пройдётся о в форме по родной улице, по которой он когда-то бегал босиком, гонял мяч, ездил на велосипеде, ходил в школу. С каждым, кто ему встретится по дороге, он поздоровается за руку. Особая честь старикам. Те будут подниматься с лавок, отдавая честь лётчику. Не забудет он и родной школы, при первой возможности, начистив сапоги и пришив свежий подворотничок, Юрий пойдет туда, чтобы встретиться и поговорить с учителями...
В родной школе, встречаясь с учениками, он скажет, что при помощи самолета можно учить или повторять географию. Вернее, сравнивать и проверять то, что когда-то проходили в школе. При уточнении задания на полёт, подготовке к полётам курсантов заставляют учить карту района полётов. Её он должен знать, как фотографию своего лица. Во время своих первых шагов в небо, когда, сделав свой первый самостоятельный полёт и немного освоившись, курсант начинает делать шаги в сторону от аэродрома, приступая к маршрутным полётам, то начинает более детально работать с полётной картой, сличая то, что на ней нанесено, с землей. «Хорошо учитесь, и тогда вы никогда не потеряете в жизни ориентировку», – сказал он, прощаясь с учениками.
6 ноября 1957 года он окончил по первому разряду Чкаловское военное лётное училище с квалификацией «пилот-техник», и ему было присвоено воинское звание лейтенанта Советской армии. Как это водится, событие это было обставлено со всеми принятыми почестями, наставлениями инструкторов, речами отцов-командиров и в заключение обмыванием лейтенантских звездочек в столовые училища.
А в это время южнее Саратова, на полигоне Капустин Яр, уходили в небо ракеты. Юрий ещё не знал, что в проектах уже есть чертёж корабля, на котором он облетит земной шар.
В январе 1956 года познакомился со своей будущей женой, Горячевой Валентиной. Кстати, поначалу он ей совсем не понравился. Маленький, стриженный налысо. Ну, в общем-то, не красавец! Но было в нём что-то такое, что Валентину потянуло к этому весёлому, с ясными глазами пареньку.
Вот как вспоминает жена Гагарина Валентина своё знакомств с Гагариным. «Я хорошо помню тот вечер в авиационном училище, кружащиеся в танце пары, музыку и вдруг появившуюся группу курсантов первогодков, стриженых, суетливых, возбуждённых своим первым выходом в свет после карантина. Я его увидела, когда он пригласил меня танцевать. Вёл легко, ровно и сыпал: «Как вас зовут? Откуда вы? Учитесь или работаете? Часто ли бываете на вечерах училище? Нравится ли это танго?» Потом был другой танец, третий... В десять часов музыка смолкла. Он проводил меня до выхода и, словно мы уже обо всем договорились, сказал: «Итак, до следующего воскресенья».
Я промолчала. Уже дома подумала: «А почему я должна встречаться с этим лысым? И вообще, почему он держится так уверенно? Знакомы мы всего один день…» В следующее воскресенье мы пошли в кино. Не помню, какой фильм мы смотрели, но в отношении к нему наши взгляды разошлись. Сначала спорили, доказывали друг другу свою точку зрения, но потом разговор стал совсем скучным. Долго шли молча, около нашего дома он так же, как и в тот, первый вечер, сказал:
– Итак, до следующего воскресенья. Пойдем... – Вот тут он замолчал и посмотрел на меня. Посмотрел и добавил: – Пойдем в гости.
– Это к кому же, – удивилась я, – к нам, что ли?
– К вам.
Сказал он это просто, непринуждённо, словно я сама пригласила, мы давным-давно знаем друг друга. Позднее, когда я лучше узнала Юру, мне стало ясно, что это одно из самых примет характера. Юра легко и свободно сходился с людьми, осваивался в любой обстановке, и в обществе он сразу же становился своим, чувствовать, как рыба в воде.
В ту пору нам было по двадцать. Далеко идущих планов мы не строили, немного стеснялись друг друга. Сказать, что полюбила его сразу, значит, сказать неправду. Внешне он не выделялся среди других. Напротив, прически ребята-старшекурсников делали более привлекательными, более степенными, девчонкам они нравились больше. Ну а мой кавалер? Мой лысый? Не сразу я поняла, что этот человек если уж другом, то станет на всю жизнь. Но когда поняла... Много было у нас встреч, много разговоров по душам, долго мы приглядывались друг к другу, прежде чем приняли решение связать навсегда свои жизни и судьбы.
«Любовь с первого взгляда – это прекрасно, — говорил Юра, – но ещё прекраснее любовь до взгляда. А для такой любви мало одного сердечного влечения. Валя, – продолжал он, — давай действовать по пословице «Семь раз отмерь, один раз отрежь».
В Оренбурге у Гагарина был один непростой момент, когда он мог поставить крест на своей лётной карьере. Как-то Юрий узнал, что срок учёбы в училище продлевают на один год, и тогда он решил бросить училище и поехать в Томск работать на заводе. Тем более друзья по Саратовскому техникуму писали, что в этом сибирском городе требуются литейщики. Сомнения Гагарина были вполне оправданны, в то время ему уже было двадцать три года, сколько же ещё можно учиться и сидеть на шее государства? Мне кажется, здесь Гагарин вступал в противоречие с самим собой: надо отдавать то, что в тебя вкладывали, помогать родителям. А тут всё стол да парта. Не знал он, что ему придётся учиться всю свою короткую жизнь. Но именно она, Валя, настояла, чтобы он продолжил учёбу.
Сразу же после окончания училища они с Валей сыграли свадьбы: одну в Оренбурге, у Горячевых, другую в Гжатске, куда они приехали во время Юриного отпуска. Декабре 1957 года Юрий Гагарин вместе с другом по лётному училищу Юрой Дергуновым прибыл в 769-й истребительно-авиационный полк 122-й истребительно-авиационной дивизии Краснознаменного Северного флота. Часть была расквартирована в посёлке Луостари-Новое Мурманской области. Вскоре к нему приехала Валя.
Уже в марте 1958 года после необходимой наземной подготовки и сдачи зачётов Юрий приступил к полётам на самолётах УТИ-Миг-15 и Миг-15 бис. 6 апреля 1958 года Гагарин выполнил первый самостоятельный полёт в Заполярье, а 7 июля 1959 года получил квалификацию «Венный лётчик 3-го класса». Поднимаясь в небо Заполярья, Гагарин ещё раз убедился, что карты не врут. Узенькие ниточки рек. Маленькие, похожие на наросты посёлки, тёмная шерсть тундры, которая упиралась в белую скатерть снегов, а дальше, к северу, тёмный скалистый берег. Колотый мрамор льдов и металлическое литьё безбрежного Ледовитого океан. И небо здесь было совершенно иным, чем в Саратове. И Оренбурге. То, что полёты в Заполярье требуют особой подготовки и внимания, он понял во время первых же своих самостоятельных вылетов. В один из дней, когда Гагарин отрабатывал задание «зоне», непогода за считаные минуты закрыла аэродром. Топливо было на исходе, уйти на запасной уже не было возможности, Юрий вышел на привод, построил «коробочку» и посадил свою машину на полосу в условиях ограниченной видимости. Такие полёты дают лётчику многое, главное – уверенность в своих силах. Бывает, что лётчик совершит десятки полетов при видимости миллион на миллион. И будет считать себя асом. Но это до первой проверки по-настоящему сложной погодой.
Здесь хотелось бы ещё раз взглянуть на лётную подготовку, которую давали курсантам в училище. Судя по тому, что Гагарин только в апреле начал летать, а в ноябре уже был выпущен из училища, подготовка шла по укороченной программе: взлет, полёт по кругу, посадка. Ещё были полёты в зону, под шторкой, в паре, учебный бой на виражах. И всё! Этого было мало. Курсанта, образно говоря, научили только ходить по небу, но настоящих навыков лётчика, который может взлететь, выполнить боевую задачу и сесть в любую погоду, ему не успевали дать. Всё это оставлялось на потом, полагая, что профессиональные навыки он должен был получить в полку, оставалось только сожалеть, что подобной практики в сложных метеоусловиях у Гагарина было мало, он попросту не успел воспользоваться уникальными условиями полётов в небе Заполярье. Его лётная карьера практически завершилась здесь, в небе Заполярье, поскольку жизнь дала неожиданный и ошеломительный поворот, всё было подчинено уже другим, более высоким задачам.
О самостоятельных полётах в сплошной облачности, взлётах и посадках ему пришлось надолго забыть...