Хайрюзов В. Н. / Произведения
Валерий Николаевич Хайрюзов — член редколлегии журнала «Сибирячок», много лет назад, когда он ещё был лётчиком местной иркутской авиации, написал для детей увлекательные «Истории таёжного аэродрома». Одну из них мы предлагаем вам, читатели.
Храбрый цыпленок
Задание было необычным – перевезти с Сахалина на Ка¬мчатку цыплят. К самолёту их привезли в больших ящиках и стали заносить в грузовую кабину. Сразу же наш самолёт стал напоминать птицеферму: писк, шум, гам.
Минут через двадцать после взлёта случилось небольшое происшествие. Один из ящиков раскрылся, и цыплята через открытую дверь хлынули на свет в пилотскую кабину. Через секунду она стала напоминать поляну, усыпанную живыми одуванчиками. С писком цыплята носились взад и вперед, некоторые из них пытались запрыгнуть даже на сиденья.
Тотчас же следом в кабину влетела худая, с пронзительно тонким голосом сопровождающая и начала ловить цыплят, водворяя их обратно в ящик. Цыплята носились как угорелые. Один из них, самый шустрый, вырвался из рук и заскочил ко мне на колени.
– Ишь какой шустрый, а ну, на место! – крикнула сопровождающая и хотела схватить цыпленка, но я остановил её, хотелось посмотреть, что же он будет делать дальше.
Цыплёнок, недолго думая, перепрыгнул на штурвал и, растопырив для устойчивости короткие крылышки, двинулся к левой руке, но тут по пути ему попалась красная кнопка выключения автопилота. Он остановился, посмотрел на неё сверху и стал долбить тоненьким коротким клювом.
– Сразу видно – старый пилотяга, – рассмеялся бортмеханик, – хочет перейти на ручное управление.
Мы накрошили нашему «пилотяге» хлебных крошек, налили в чашечку воды. Цыплёнок поклевал крошек, попил воды, затем потряс крылышками, потянулся и заскучал. Бортмеханик унёс его в ящик к остальным цыплятам.
Из Южно-Сахалинска вылетели поздно – под заход солнца. Пока набирали высоту, пока собирали цыплят, вышли на Курильские острова и, оставляя чуть в стороне Полярную звезду, пошли на Камчатку.
Слева расплавленным шоколадом блестело Охотское море. Далеко, на самом горизонте, красной подковкой уходило под воду солнце. Справа была уже ночь, она выползала из чёрного необъятного провала Тихого океана. Острова шли цепочкой один за другим, и нам временами казалось, что через море бредёт стадо, разделяя собой день и ночь.
Вскоре проклюнулись звёзды, они, как маленькие жёлтые фонарики, опустились сверху и светились всё ярче и ярче. И мне на секунду показалось, что это не звёзды, а цыплята, которых кто-то оставил без присмотра, они выскочили из ящи¬ка и разбежались по всему небу.
Коротка летняя ночь. К Петропавловску-Камчатскому мы подлетали уже утром. Небо впереди посветлело, стало си¬реневым, затем, накаляясь и расползаясь в стороны, поползла по горизонту алая полоска. И вот уже ярко брызнуло солнце, и впереди по курсу, словно головка сахара, заблестел заснеженный конус вулкана. Чуть правее и ниже оказался ещё один. Над ним курился лёгкий дымок. Это были Корякский и Авачинский вулканы. А на земле была ещё ночь, хорошо были видны огни города и порта, а серая гладь Авачинской губы напоминала гигантский, заполненный пеплом ковш.
Через полчаса мы были на аэродроме. Нас уже ждали. К самолёту подъехали машины. И сразу же, словно по команде, зашевелились, запищали цыплята. Я смотрел на мелькающие в руках грузчиков ящики и пытался разглядеть того храб-рого цыпленка. Уж очень он мне понравился, и даже взгруст¬нулось, что я уже никогда не увижу его.
¬ Когда мы собрались вылетать домой, бортмеханик заговорщически поманил меня и показал глазами на ящик, в котором хранилось самолётное имущество. Там, как ни в чём не бывало, расхаживал знакомый цыплёнок.
– В угол забился. Я чехлы доставать стал, слышу, пищит кто-то. Понравилось ему, видно, летать, вот он и сбежал.
Пришлось везти цыплёнка домой. Рос он быстро и к концу лета вырос в красивого белого петуха. Целыми днями он но¬сился по двору, разыскивая жучков. Но была у него маленькая странность – невзлюбил он нашу соседку тётю Лиду, которая крикливым своим голосом, видимо, напоминала сопровождающую. Войдёт во двор соседка, а он бежит, сердито топает, бросается на неё, не пускает в дом. А потом встанет посреди двора, вытянет голову и смотрит на соседских кур свысока: «Вот я какой храбрый»