Стародумов В. П. / О жизни и творчестве

Жил среди нас сказочник

Прежде чем оценивать творческое наследие Василия Пантелеймоновича Стародумова, хотелось бы привести слова выдающегося ученого 19 века А. Н. Афанасьева – правоведа, этнографа, фольклориста, составителя сборника народных русских сказок – уникального издания не только отечественной, но и мировой фольклористики.
«...Увлекаясь простодушною фантазией народной сказки, детский ум незаметно привыкнет к простоте эстетических требований и чистоте нравственных побуждений и познакомится с чистым народным языком, его меткими оборотами и художественно верными природе описаниями». Мысль эту разделяли лучшие из наших поэтов: Жуковский и Пушкин, познакомившие публику с некоторыми народными сказками, передавая непростое содержание в прекрасных стихах.
Жуковский под конец своей жизни думал исключительно заняться переводом сказок различных народов; а Пушкин в одном из своих писем говорит о себе: «Вечером слушаю сказки и вознаграждаю тем недостатки своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма».
Справедливости ради, необходимо напомнить о трудно сложившейся литературной судьбе В. П. Стародумова. Трудной отчасти по его вине, но больше – по нашей. От каждого из нас что-то зависело, каждый из нас в чем-то мог помочь ему и – не помог. Я тоже очень долго был в числе только сочувствующих: что-то знал о Василии Пантелеймоновиче, что-то читал, что-то слышал...
Около сорока лет назад я впервые побывал у него дома во Втором Иркутске и увидел: этот человек не мыслит, не представляет своей жизни вне литературы. Об этом говорило всё: и его ставшее вдохновенным и прекрасным лицо, когда речь зашла о творчестве; и книги, книги, книги, которые были всюду; альманах, начиная с его первого названия и кончая нынешним, «Сибирью», любовно и со вкусом переплетённый... Едва ли не каждый из иркутян, хоть что-нибудь сделавший в литературе, мог найти у него свою книгу... Он брал в руки очередной томик и всё более загорался, радуясь не только тому, что всё это им прочитано, но и тому, что лично знаком с автором...
И – богатейшая переписка, и не оттого скопившаяся, что он кого-то тревожил, беспокоил, а оттого, что он сам интересный, глубоко и разносторонне талантливый человек, личность в полном смысле этого слова. Природа наделила его, кажется, всем, что требуется писателю: здоровьем, долголетием (он прожил 89 лет), талантом, жизнерадостностью, любознательностью и... великой доверчивостью, без которой, мне думается, и не может быть детского писателя. В житейских бурях она ему вредила, но и в свои 79 лет, когда мы с ним познакомились ближе, несмотря на бесконечные отказы в местном издательстве, он не обозлился, сохранил наивную, чистую душу, правда, все меньше и меньше верил, что его оценят сполна, повернутся к нему, как в той сказке, не задом, а передом.
Встречаясь с ним на литературных пятницах, а потом и на средах в писательском доме, я радостно с ним здоровался, спрашивал, как идут дела, разумеется, книжные, он отмахивался, видимо считая, что слова делу не помогут, глаза его уже оттого весело светились, что вот, не забыл, первый подошёл к старику... Я знал, что дома, в Иркутске, ему опять отказано и что собираются напечатать его книгу сказок где- то на стороне...
Однажды летом увидел я его возле центрального рынка в Иркутске стоявшим с палочкой и глубоко задумавшимся возле дождевой лужи. Даже окликнуть его было страшно, настолько он ушёл в себя, и я не трогал его минуту-другую... Не-е-ет, понял я, не новую сказку сочиняет Василий Пантелеймонович, а задумался о том, что вот, жизнь прошла, а он, можно сказать, так и остался непонятым. Сожаление о несбывшемся, печаль о прошедшей жизни, о жестокости людской прочитывались и в выражении лица, и во всей его как-то странно свалившейся набок фигуре...
Я осторожно окликнул его.
Он не слышал.
Тогда я позвал его громче.
Он очнулся, весело вскрикнул, как будто благодарил меня за то, что отвлёк его от печальных дум. И я вспомнил: точно в такой же позе в том же году стоял он возле писательского дома, не то выйдя из него, не то не зная, заходить ли туда. 60 лет прошло, как он начал ходить в этот дом, а не стал своим...
Ещё в начале 30-х годов в литературных вечерах и собраниях, в периодической печати принимают живейшее участие начинающие литераторы и журналисты В. Стародумов, С. Рослый, И. Трухин, Г. Безымянный, М. Ошаров, И. Чернев, И. Рождественский. Значительным событием в литературной жизни Иркутска суждено было стать альманаху «Стремительные годы», изданному в 1932 году.
В нём была представлена большая подборка стихов иркутских поэтов: А. Балина, В. Стародумова, Е. Жилкиной Ф. Илюхина, И. Молчанова-Сибирского, К. Седых… Литературная общественность Иркутска рассматривала издание этого альманаха как несомненную творческую удачу. В 1933 году иркутяне выпускают альманах «Переплав». Авторами его были прозаики П. Петров, П. Лиет, И. Чернев и поэты А. Балин, Е. Жилкина, В. Стародумов, К. Седых...
В 1933 году В. Стародумов организовал на заводе во Втором Иркутске литературное объединение (ныне литературный клуб «Парус»), с которым не прерывал связи едва ли не до последних дней. В этом же году получил удостоверение, что является членом Союза советских писателей Восточной Сибири, подписанное ответсекретарем оргкомитета ССП И. Искрой. В феврале 1935 года как делегат принимал участие в работе Первой краевой конференции советских писателей Восточной Сибири. В содружестве с композитором Б. Беловым В. Стародумовым написано около 20 песен, вошедших в сборники «Песни родного края», «Иркутские песни», «Сибирь поет», в московский журнал «Смена». Его песни исполнялись во многих самодеятельных коллективах, по Всесоюзному радио, по телевидению. Выходили они в шести коллективных сборниках. Всего им написано около 300 стихотворений. Одно из них, самое первое, «Утёс над Байкалом», опубликовано в новосибирской газете «Сибирский гудок» в 1928 году рядом с неизвестным до этого стихотворением С. Есенина «Песнь о пастушонке Пете». Печатался в журналах «Будущая Сибирь», «Ударник», «Новая Сибирь», в центральных газетах, а вот даже маленькой книжечки стихов, по какому-то странному стечению обстоятельств, так и не составилось.
Василий Пантелеймонович рассказывал о себе:
– Родился я по старому стилю 26 декабря 1907 года в семье слесаря-железнодорожника на ст. Иннокентьевская (ныне Иркутск-Сортировочный). Жили мы на самой окраине посёлка, за ним сразу начинался лес. Как-то, трёх лет от роду, ушел за поселок в лес и заблудился. Нашли кричавшим: «Да где же эта Сибирь проклятая?!»
Самое большое впечатление в раннем детстве вызвала у меня, ещё не умеющего ни читать, ни писать, увиденная в хрестоматии «Живое слово» репродукция картины Левитана «Над вечным покоем». На всю жизнь запомнилась мне эта вызывающая щемящую грусть и неизъяснимое притяжение картина.
А ещё впечатляли издаваемые Сытиным красочные книжки сказок с цветными иллюстрациями Васнецова и Билибина – первых выразителей мира прекрасного в становлении моего интеллекта.
Но вот мы с Мишей Другаком – школьники. Впервые получаю за сочинение на заданную тему награду – книжечку Льва Толстого «Где любовь, там и Бог». Властителями дум для нас становятся Марк Твен, Жюль Верн, Майн Рид, Ф. Купер, Гюстав Эмар... Начинаем и сами «издавать» рукописные «приключенческие» книжонки. Миша написал печатными буквами «Пещерные люди, или затерянные в Гималаях», я – серию сыщицких выпусков: «Потрошители париков в Иркутском театре», «Тайна перелицованного пиджака» и другие. Надо отдать должное Пинкертону: он, сам того не ведая, развивал в нас чувство юмора. «Иллюстрировали» мы свою продукцию тоже сами. А клоню я всё же к тому, что творческий мой путь к байкальским сказкам тем и знаменателен, что исходил именно оттуда, и кем я стал – обязан Майн Риду.
Начало сознательной жизни отношу к 1917 году, когда я нашёл Сибирь советскую, будучи учеником второго класса начальной школы. Революцию переживал как празднество – занятий в школе не было, разучивали только «Марсельезу» и «Варшавянку». Помню, сбросили портреты Романовых, нацепили на себя красные бантики и ходили с красными знаменами по улицам, напевая: «Отречемся от старого мира...»
До нас из Иркутска глухо доносились выстрелы защитников Белого дома, а сквозь ставни нашего небольшого кирпичного домика пробивался отсвет пожара – горел знаменитый пассаж миллионера-коммерсанта Второва.
В 1925 году закончил семилетку (по тем временам образование немалое) и поступил на железную дорогу – чернорабочим в вагонный цех депо станции Иннокентьевская. С 1929 по 1931 год служил в 9-м железнодорожном полку, где вступил в Бурят-монгольскую группу Ассоциации пролетарских писателей. Активно сотрудничал как поэт в военной газете «Тревога». Демобилизовавшись, работал актёром Иркутского ТРАМа (театра рабочей молодежи), затем – художником и руководителем драмколлектива на строительстве иркутского авиационного завода. Участник Великой Отечественной войны. Служил военным художником штаба и клуба учебного танкового полка. Член КПСС с 1947 года. До ухода на пенсию в 1968 году более 30 лет работал ответсекретарём многотиражной газеты на авиазаводе.
Надеюсь, меня правильно поймут, для чего я все это пишу. Не на пустом месте появились сказки Стародумова, и ещё для того, что не можем мы, не имеем права смотреть на него как на всех пишущих: дар писателя-сказочника редок, уникален, и относиться к нему должны мы бережно, с любовью. Не какой-то старичок чаще заходил в Дом писателей и крайне редко – в издательство, а человек, проживший богатую, наполненную жизнь, и предлагал не какие-то сказки, а талантливые, давным-давно высоко оцененные читателем. Известный советский кинорежиссер-сказочник Роу узнаёт о нём, прочитав в «Советской культуре» небольшую заметку за 29 июня 1968 года под названием «Сказки Сибири», в которой говорилось о байкальских сказках Стародумова и приводилась одна из иллюстраций самого автора к «Омулёвой бочке». В иркутский Дом литераторов на имя автора сказок он присылает письмо. Потом таких писем было около 20.
«Дорогой Василий Пантелеймонович!
Вы чудный, вдохновенный сказочник, поэт Байкала. Ваш народный талант сверкает каплями бриллиантовых россыпей росы утренней на каждой странице Ваших сказов-сказок.
...Творите, – помните, Вам дан редкий дар поэта-сказочника. Ваши книги приносят людям радость и чистоту мысли, учат людей добру, прививают им любовь к родной природе.
Счастья Вам, здоровья.
Ваш А. Роу. 27.5.69 г.»
Общую характеристику дал такую:
«...персонажи сказок и ситуации новы... Ваши сказки самобытны и совершенно не похожи ни на какие другие известные нам сказки народов СССР».
«...Они поэтичны, фантастичны...»
А вот письмо заслуженного артиста РСФСР Георгия Милляра по поводу присланной ему иркутской книжки «Омулёвая бочка» с иллюстрациями Р. Н. Бардиной:
«...Текст поражает простотой и ясностью, написан экономно, строго и непринужденно, на благородном уровне народных… легенд... В искусстве вообще, включая кино, мне непонятно разделение произведений по адресам: это – для взрослых, а это – для детей. Ваше творчество одинаково интересно и одинаково понятно и взрослому, и ребенку, тонкому ценителю и простому зрителю-читателю. Таковое свойство и является классическим признаком произведения, представляющего собой истинную народную ценность. На Вашей стороне будут и академик, и школьник... Ещё раз спасибо за книгу, которая украсит не только любой шкаф, но и мозги читающего...»
И ещё один отзыв бывшего иркутянина, известного писателя В. К. Шалагинова:
«...Только что прочёл твою «Бочку». Прекрасные есть вещички, особенно первая – «Ангарские бусы».
...есть в сказках изюминки и аромат. Да и подбор их весьма удачен. Полиграфия и художник на высоте. Наружно: книжка – блеск...»
Ещё в 1955 году доброжелательно отозвался на первые сказки В. Стародумова крупнейший художник современности М. А. Шолохов, но это не смутило некоторых иркутских писателей. Может, я преувеличу, но всё равно буду близок к истине, если скажу следующее: «Как так, – возмутились они, – мы не умеем писать сказки, а Стародумов – пишет?! Не пущать!» Василий Пантелеймонович наткнулся в Иркутске на писательский дзот, открывающий по нему огонь, как только он появлялся на литературном поле.
И Стародумов пошёл в обход.
В 1968 году Новосибирск публикует его сказку «Омулёвая бочка» 300-тысячным тиражом в прекрасном многокрасочном оформлении художника Владимира Колесникова. И по содержанию, и по оформлению первая книжка В. Стародумова не уступала лучшим образцам Детгиза. Это была одна из сказок, приглянувшаяся Шолохову ещё за тринадцать лет до новосибирского издания.
Окрыленный тем, что на стороне, оказывается, легче издаваться, Стародумов наводит мосты с Бурятским книжным издательством. Оно и выпускает в 1970 году его книжку из десяти сказок с иллюстрациями автора. В. Стародумов вполне профессионально владел рисунком с удивительным сказочным ароматом, рисунки эти прекрасно дополняют сказки.
В 1975 году в этом же издательстве выходит ещё одна его книжка из пяти сказок с оформлением художника А. Хомякова.
«Ну, – подумал автор, – теперь-то уж и родной город выкатит «Омулёвую бочку» на прилавки книжных магазинов!»
Книжка из семи сказок в 1979 году выходит в Иркутске, но лишь после того, как за автора решительно заступился новый директор издательства Юрий Иванович Бурыкин. Лёд, как говорится, был сломан. Потом вышла ещё одна книжка в Иркутске, но радости особой у автора не было, опять те же сказки, которые выходили в Улан-Удэ и в Иркутске! Создавалось впечатление, что больше у автора печатать нечего. На самом же деле Стародумовым написано около 50 сказок. Это волшебные сказки, бытовые, сатирические и сказки о животных. Образы фантастические у В. Стародумова отражают реальную действительность, в них мы нередко видим торжество представителей трудового народа: крестьянина-бедняка, пастуха, рыбака, охотника... Дети, наравне со взрослыми, являются героями многих сказок... Несомненный интерес представляют сказки, отражающие наш сегодняшний день или недалекое прошлое, не повторяющие известные нам сюжеты, написанные поэтичным языком и с глубоким знанием народной жизни. Покоряют оригинальные зачины сказок, присказки, сочиненные В. Стародумовым.
И тем не менее один известный иркутский прозаик в своей рецензии на рукопись В. Стародумова сделал, например, такой вывод: «Ваших сказок никто в нашей стране печатать не будет». Помню, я написал для иркутского издательства очень воинственную рецензию, полемизируя с его недоброжелателями, и черновой вариант показал Василию Пантелеймоновичу. Он вспылил, кое-как успокоился и попросил вычеркнуть имена тех, с кем я был не согласен в оценке его творчества.
Плохих рецензий было мало, но они определили его судьбу, и Василий Пантелеймонович не хотел об этом говорить. Но тут было что-то ещё...
– Да ведь жизнь прошла, Василий Пантелеймонович, теперь-то чего бояться?
Неожиданно, как это у него бывало, громко хохочет. Знал себе цену, верил, как в сказке, что всё равно в конце концов правда победит.
Неслышно, как будто со страниц сказок своего старшего брата, появилась передо мной одна из трех сестер Василия Пантелеймоновича. Может, Тамара, может, Юлия, а может, Надежда, теперь уж не помню. Тоже старенькая, сдержанно-радушно просияла глазами, поняла, что я с добрыми намерениями, исчезла, не проронив ни слова. Я так перевёл её взгляд:
«Спасибо, мил человек, что зашёл, хочешь помочь моему братцу... Но мы подождём сильно радоваться, посмотрим, что из этого получится...»
И мне подумалось: не со своей ли сестрицы писал он самых добрых волшебниц?
Потом она, так же неслышно, едва заметно улыбаясь, появилась с компотом...
И в третий раз, когда я уходил, чтобы проститься. До трёх раз! Как в сказках, как в заклинаниях! Мне чудилось: уж не из этой ли волшебной двери, что нарисована в прихожей, или из волн Байкала на стене в рабочем кабинете появилась она?! Картины природы раздвигали стены небольшой комнаты, Василий Пантелеймонович ни на минуту не расставался со своим Байкалом, с живой природой, которую он любил, знал и защищал всеми своими силами...
Никто в его окружении не умел так громко и заразительно смеяться. Стоило ему засмеяться каким-то своим, особенным смехом, и сразу же всем, кто был рядом, делалось светлее и легче. А ему? Нисколько не сомневаюсь, что его свободный, непринуждённый смех тоже спасал его от житейских бурь и неурядиц. Только потом до меня дошло: никого и ничего он не боялся, никогда и ни перед кем не склонял голову, ни на один грамм, даже на йоту, не хотел и не мог просить для себя! Помогать другим и, если хотите, государству – это было его призванием. Как нам не хватает теперь таких людей! В многотиражной газете авиазавода более 30 лет работал он ответсекретарём и в то же время – художником и литсотрудником. Его рисунки в газете восхищали и детей, и взрослых! Когда все были в отпуске, он заменял собою всех: газета выходила вовремя и ещё более интересной. Его звучный, проникающий в самое сердце смех из коридоров, цехов и комнат завода легко превращался на страницах газеты в стихи, блистающие юмором и глубиной. Когда он успевал так профессионально рисовать, писать стихи, исторические исследования, даже тем, кто его близко знал, было непонятно. Из этих стихов, разбросанных по страницам многотиражки, составилась бы книжка пародий, которые и сегодня ничуть не устарели. Вот хотя бы две из них, не на выбор, а первые попавшие.

МНЕ Б СОКРАТА ЛОБ...
Мне б иметь могучий лоб Сократа,
Чтоб проблемы быта разрешить,
Чтобы в нём была ума палата
По вопросам, что и где купить.
Есть бы мне морковку без нитратов 
Да водички не гнилой испить,
Но, увы, не дан мне лоб Сократа,
Чтобы ведать, что и где купить.
А имела б, – сразу неуклонно,
Не взыщите, мудрые отцы!
Отменила б всякие талоны,
Тем смягчив бумажный дефицит.
Спекулянтам пресс вдавила б в холку,
Рынок чёрный ввергнув в никуда,
И ввела бы снова барахолку,
Где дешевле ценности всегда!
К сожаленью, на изломах быта 
Всюду зришь, куда ты ни приди: 
Лбы сократовские в дефиците, 
Лбами медными – хоть пруд пруди.

ДОСАДА
...Казалось: клятвенным обетам
Момент свершения настал.
Но неопознанным объектом
Над миром ангел пролетал.
М. Дюкова
Мечтала я все годы лиха,
Чтоб мир ко мне добрее стал.
Но вот над ним по небу тихо 
Однажды ангел пролетал.
И взмыла духом я на крыльях 
Надежд на ангела, но вдруг 
Свернул он в сторону и скрылся, 
Продемонстрировав испуг.
Я онемела. Не обидно ль?
Был смазан ангелом эффект.
Меня он принял, очевидно,
За неопознанный объект...

В. Стародумовым написан 700-страничный многоплановый роман о Гражданской войне в Сибири. Отправленная по почте М. А. Шолохову рукопись затерялась, даже знаменитому писателю не удалось найти её концов. Роман был написан в молодости, ему были отданы самые свежие силы. Но сохранилась копия, которую, хочется надеяться, прочтёт внимательный собрат по перу, и не исключено, что со временем читатель познакомится ещё с одной гранью таланта нашего земляка. Василий Пантелеймонович, наткнувшись на глухую стену непонимания руководящей литературной братии в Иркутске, не падает духом и все силы отдает новому для него жанру – детской сказке.
Не стало известного кинорежиссера А. Роу – он собирался поставить фильм по сказкам Стародумова, – и киносценарий пока что лежит без движения.
Через литературное объединение при авиагазете, создателем и душой которого был Василий Пантелеймонович, прошли многие иркутские писатели. Первые литературные шаги он помог сделать Василию Фёдорову, ставшему дважды лауреатом Государственных премий, К. Балкову, В. Хайрюзову, В. Смирнову, В. Сидоренко, Л. Мончинскому, В. Рудых, Д. Цветкову, Н. Сидоровой, А. Денисевичу... И я, пока жил по улице Мира, недалеко от дома В. Стародумова, находился под обаянием этого разносторонне одарённого, яркого, мгновенно отзывавшегося на всякое доброе дело человека.
Особо хочется сказать о ветеране завода Николае Васильевиче Бердникове, с которым они состязались и в стихах, и в графике, и в живописи. Николай Васильевич свято хранит и памятью друге, и немалую часть его наследия, с изумительной душевностью и строгостью исполняет обязанности председателя комиссии по литературному наследию П. Стародумова. А ведь Николаю Васильевичу 80 лет! Но когда заходит речь о его друге, он сбрасывает с себя половину возраста!
Жители Иркутска-Н высоко оценили своего разносторонне талантливого земляка: ещё при жизни его именем названа детская библиотека. Как ни сопротивлялся этому Василий Пантелеймонович, но против таких замечательных женщин, как заслуженные работники культуры РСФСР Р. К. Чувашова, Е. М. Печейкина, директор городской библиотеки № 5 Е. Е. Смагло, библиотекарь Н. М. Калинина и, конечно же, директор Центральной библиотечной системы В. М. Горбунова, устоять не мог.
Главной уговаривающей была здесь Рита Кондратьевна Чувашова, заведующая детской библиотекой № 19. Василий Пантелеймонович был для неё и остается родным человеком, восхищавшим её и своей талантливостью, которая основывалась на глубоком знании народной жизни, и оригинальностью суждений, за что его одинаково любили и дети, и взрослые. На любое начинание, когда касается памяти В. П. Стародумова, она отзывается мгновенно.
Женщинам помогали верные друзья Стародумова ещё с молодости – поэт и художник Денис Цветков, прозаик В. В. Гинкулов, старейший ветеран завода А. И. Денисевич, до войны бывший заместителем начальника сборочного танкового цеха, один из тех, кто к маю 1942 года подготовил танковую колонну «Иркутский комсомолец», принявшую участие в боях под Москвой.
Ветераны авиазавода В. М. Бондарчук, Н. В. Бердников вместе с работниками литейного и слесарного цехов бесплатно изготовили и водрузили на доме, где жил В. П. Стародумов, мемориальную доску, под которой, я нисколько не сомневаюсь, всегда будут цветы.
Названы не все имена, друзей у Василия Пантелеймоновича гораздо больше, не считая самых многочисленных – юных читателей, с которыми он постоянно встречался и которых становится все больше.
«...И если в зрелых летах, – говорит А. Н. Афанасьев, – мы любим останавливать свой взгляд на детских играх и забавах, и если при этом невольно пробуждаются в нас те чистейшие побуждения, какие давно были подавлены под бременем вседневных забот, то не с той ли теплою любовью и не с теми ль освежающими душу чувствами может образованный человек останавливать свое внимание на этой поэтической чистоте и детском простодушии народных произведений...»
Эти слова в полной мере мы можем отнести к лучшим сказкам В.П. Стародумова.