Стародумов В. П. / Произведения

Омулевая бочка

Случилось это очень давно. Но русские тогда уже промышляли омуля на Байкале и в рыболовецком деле не уступали коренным жителям Славного моря — бурятам да эвенкам.
А первым среди умельцев-добытчиков значился дедко Савелий — недаром в вожаках полжизни проходил и морем кормился сызмальства. Крепко своё дело знал старый рыбак: подходящее место найти и время для лова выбрать верное — это уж из его рук не выскочит. Родову свою дедко Савелий вёл от рыбаков поселения русского Кабанска, а кто не знает, что кабанские рыбаки по всему Славному морю за самых фартовых считались.

Излюбленным угодием дедка Савелия был Баргузинский залив, где он и неводил чаще всего. Плёс этот близок от Кабанска, но байкальскому рыбаку приходится выезжать зачастую и дальше: в поисках омулёвых косяков на одном месте не засидишься.
Вот здесь-то как-то утром после удачного замета рыбаки позавтракали жирной омулёвой ушицей, напились крепкого чаю и расположились у моря на отдых. И потекла у них беседа о том о сём, а больше — о той же рыбе, о её повадках, о тайнах морских глубин.
А был в этой артели особо пытливый парень, большой охотник послушать бывалых рыбаков, у которых уму-разуму набраться можно. Хлебом молодца не корми, а уж если что запало в душу — дай разобраться, без этого и спать не ляжет, себе и людям покоя не даст.

Звали парня того Гаранькой, и родом он был откуда-то издалека, потому и хотелось ему побольше узнать о Славном море. Неспроста он дедки Саве-лия держался близко и всё норовил выведать у него что-нибудь, донимал вопросами всякими, а у того и в привычке не было, чтоб с ответом медлить: всегда человека уважит.
И на этот раз Гаранька сидел рядом с дедком Савелием и слушал всё, о чём он рассказывал, а потом вдруг и спросил его:
— А правда, что здешние ветры имеют власть над рыбами?
На это дедко Савелий ответил не сразу. Поглядел он на Гараньку с удивлением и спросил:
— О бочке, что ль, прослышал?
Гаранька того больше удивился.
— О какой такой бочке? Ничего не знаю…
— Есть такая... омулёвая. Особенная она, бочка та. Волшебная...
У Гараньки даже дух захватило от услышанных слов, он и пристал к дедку Савелию:
— Так расскажи о ней. Расскажи, дедко!
Дедко Савелий куражиться не любил. Набил трубку табаком, раскурил её от уголька и, видя, что не только Га-ранька, но и все остальные рыбаки навострили уши, неторопливо начал:
«Дело-то из-за рыбы нашей байкальской получилось, а как давно это было и как это открылось миру, неведомо мне. Старики сказывают, а им вся вера. Над рыбьими угодьями тогда, сказать надо, хозяйничали ветры-великаны — Култук и Баргузин, попервости — хорошие приятели.
А страшилищами были оба — словами не передать! Густые волосы разлохмачены, пеной брызжут почище бесноватых, пойдут гулять по морю — света белого не увидишь! Любили они друг к другу в гости ходить — поиграть, повеселиться. А для забавы была у них одна на двоих игрушка чудесная — омулёвая бочка. На вид простенькая такая, обыкновенная, какие и теперь наши бондари делают, а вот силу-то как раз она имела необыкновенную: куда плывёт она, туда и омули неисчислимыми косяками тянутся, будто в бочку ту сами просятся. Ну, это и забавляло великанов. Налетит на Култука Баргузин, расшумится, выкинет бочку из пучины да и бахвалится:
— Гляди-ка, сколько рыбы нагнал! Видимо-невидимо! Попробуй проворотить!
А Култук выждет своё время, подхватит бочку ту и посы-лает её обратно со смехом:
— Нет, ты лучше на мои косяки погляди да полюбуйся: чай, побольше будет-то!
Так и вводили они друг друга в задор. Не то чтобы им нужна была эта рыба или за богатство какое они считали её, а просто нравилось им проводить время как можно озорнее. Прикинуть в уме ладом, так будто и не такое уж заманчивое занятие, а вот не надоедало им. И доныне, пожалуй, так перекидывались бы они омулёвой бочкой, да вдруг крутенько повернулась им эта забава.
А получилось вот что.
Полюбили богатыри Сарму, горную богатыршу, хозяйку Малого моря. Оно называется так потому, что от Большого моря, Байкала, отделяет его остров Ольхон. А у Сармы свой путь по волнам проложен, и если уж разгуляется она каким часом, то добру не бывать: норов-то у неё покруче, чем у Баргузина с Култуком, да и силы побольше. А кого не за-манит иметь такую жену.
Вот раз Баргузин и говорит Култуку:
—Хочу жениться на Сарме — сватов засылать буду...
 Да не больно-то по сердцу пришлись Култуку такие слова, он и говорит:
— А это уж как ей поглянётся. Я-то ведь нисколько не хуже тебя и тоже хочу, чтоб она была моей женой. Я тоже пошлю своих сватов, а там видно будет, за кого пойдёт Сарма.

На том и порешили. Без спору и обиды, по доброму согла-сию. А в скором времени и ответ от Сармы принёс баклан — птица морская:
— Замуж выходить меня пока неволя не гонит, но приглядеть жениха надо.

А вы мне нравитесь оба — и видные-то вы, и весёлые. Однако ж кто из вас лучше — судить буду после, когда увижу, кто скорее исполнит моё желание. А желание моё таково: хочу иметь омулёвую бочку, чтобы и моё Малое море кишело рыбой. И кого из вас я увижу с бочкой первым, того и назову своим мужем!

Совсем не хитрым показался богатырям каприз невесты, только и делов — завладеть бочкой, выкинуть её в Малое море, и гуди победу — станешь женихом.
Ан не тут-то было! В той кутерьме, которую подняли ветры-великаны, когда улетел баклан, никак нельзя было определить, кто кого осилит. Только Баргузин ухватится за бочку, как Култук тут же вышибет её и норовит за собой оставить, но через миг бочка снова в руках Баргузина. Ни в какую друг другу уступать не хотят. Так остервенились, что по всему Байкалу слышно было, как они ворочаются и ревут. Да и бочке ладно досталось — только знай поскрипывает да летает с места на место.
Совсем разъярились богатыри, оставили бочку, да и кинулись грудью друг на друга, сцепились, ревут, пеной брызжут. Долго возились, а поскольку силы-то у обоих одинаковые, один другого не может одолеть.
...Уморились, глядь, а бочки-то и не стало вдруг: то ли в воду ушла, то ли в небо улетела...
Пометались, пометались разъярённые ветры-великаны да и затихли, уморились от напрасных поисков. Решили подождать, когда бочка сама появится. А только напрасно на то надеялись: бочки будто и вовсе не бывало. День прошёл, за ним другой, потом недели полетели, месяцы, а бочки всё нет и нет. Ветры-богатыри и понять не могут, с чего так получилось? Измучились от дум да от мук сердечных: жаль, что игрушку волшебную упустили и Сармы лишились. А по-том порешили, что это сам Байкал отобрал у них свой подарок-бочку из-за их раздора и запрятал её в своих глубинах.
Сарма же сперва ждала, чем кончится спор у великанов, а потом послала своего верного баклана передать богатырям, что она ни за кого из них замуж не пойдёт, одной, мол, лучше. Да ещё и посмеялась: какие-де вы богатыри, раз не сумели бочку удержать в своих руках!
Только с тех пор, говорят, в Большом море куда меньше рыбы стало, чем прежде. Вот и думается, что хорошо было бы, коль эта омулёвая бочка нашлась бы, но где она сейчас, никто не знает...».
Кончил свой рассказ дедко Савелий и перевел дух. Вздохнул и Гаранька — будто воз на гору затащил. Так всегда бывало с ним: слишком уж заслушивался он, когда кто рассказывал что-нибудь удивительное, лицом даже каменел. Перебивать он никогда не перебивал рассказчика, а неясное всё на память брал, чтобы потом не скупиться на вопросы. Так и тут получилось.
— А может, Сарма и в самом деле достала ту бочку? — спросил он у дедка Савелия.— Взяла и утащила у богатырей, пока те боролись.
— Да кто ж его знает, всё может быть,— ответил он.— Сарма самая сильная из ветров-великанов, её сам Байкал побаивается и устоять перед ней не может, готов исполнить любую её прихоть. А Сарма-то, Гаранька, такая: побалует-побалует да вдруг ко всему и охладеет, отступится...
С той поры глубоко запала в голову парня дума о чудес-ной омулёвой бочке, которую прячет где-то в своих глубинах батюшка Байкал.
«Вот бы найти её да к делу пристроить в нашем рыбацком промысле»,— часто мечтал он и всё ждал, когда предста-вится такой случай.
Сколько-то времени прошло с тех пор, и вот снова рыбачила дедушкина артель в Баргузинском заливе. Работали рыбаки дружно, но на этот раз улов оказался совсем никчёмным. И сколько ни заводили невод, а рыбы вытащили, что кот наплакал.
— Так не пойдёт дело,— нахмурился дедко Савелий.— Рыбы здесь нет. Да вроде и не предвидится.
— А не поплыть ли нам в Малое море? — живо встрепе-нулся Гаранька.
— А что, можно опробовать,— поддержал дед Савелий,— в Куркутскую губу, авось нам там подфартит.
Рыбаки согласились. Приплыли они в Куркутскую губу, поставили шалаш из бересты на берегу и подготовили снасть к замёту.
А плёс такой облюбовали, что краше и не бывает, поди. Тут и скалы могучие да высокие, и тайга-матушка зелёная, а над водой чайки да бакланы летают и кричат. С неба лазоревого солнышко светит и греет ласково, а воздух такой медовый разлит вокруг, что и надышаться невозможно. Однако дедко Савелий, глянув на небо, нахмурился вдруг.
— Не быть сегодня удаче. Видите, над ущельем белые кольцевистые морока появились, навроде тумана. Непре-менно вскорости Сарма пожалует.
Гаранька так и обмер.
— Неужели доведётся увидеть богатыршу эту?
— Непременно доведётся.
Сказал это дедко Савелий и велел всё прибрать и запрятать в скалах, а шалаш снести — всё равно-де Сарма разрушит его. И только управились с делами рыбаки, как точно ударил с угрюмых гор сильный ветер и вокруг сразу стало темным-темно. Зверем заревело Малое море, затрещали на его берегах вековые деревья, со скал полетели в воду огромные камни...
Гараньке хоть и не по себе стало от такой страсти, а любопытство всё же взяло верх, высунулся он осторожно из-за укрытия.
Видит, нависла над морем огромная, будто из дыма сотканная голова женщины, страшная и лохматая. Волосы пепельного цвета с проседью, щеки, что студень, так и трясутся, изо рта пар густой валит, а губы, что мехи кузнечного горна, так волны и вздувают, нагоняют друг на друга.
— Ох, и сила же! — подивился Гаранька и скорей обрат-но в укрытие полез.
Дедко Савелий улыбнулся:
— Ну, как Сарма? Приглянулась?
— Ой, дедко, век бы с ней не видеться и не встречаться!
— Да, Гараня, красоту всяк по-своему понимает. Тебе страшна, а для Култука или, скажем. Баргузина — не сыскать краше. Так-то.
Долго ли, коротко ли бушевала разъярённая Сарма, а все же наконец стихла. И когда над Куркутской губой снова заликовало солнышко, вышли рыбаки из своих укрытий и видят: на прибрежном песке, около их стана, лежит прибитая волнами какая-то бочка, а на бочке той баклан чёрный, как обугленная головешка, сидит. Но сидел он недолго, поднялся и улетел, а на его место села чайка, белая-белая, и начала клювом копаться в своём крыле.
Рыбаки, конечно, диву дались. И у всех сразу одна дума в голову ударила: уж не та ли это чудесная омулёвая бочка всплыла, которую Баргузин и Култук потеряли в давнишнем споре? Но вымолвить этого не смеют — глядят на дедка Савелия и ждут, что он скажет.
Не хватило терпения у одного лишь Гараньки.
—Дедко... она, поди, а?
А тот и сам оторопел, молчит да посматривает на берег исподлобья. Наконец одумался и команду дал:
— Идите за мной!
И повёл рыбаков на отмель. Чайка, завидя людей, взмахнула крыльями, закричала что-то по-своему да и взмыла в воздух. И тут, откуда ни возьмись, другие чайки, а с ними и бакланы поналетели, и такая их тьма объявилась, что неба не видно стало. И начали они всем скопом в море нырять и рыбу доставать да пожирать.
—Добрая примета! — молвил дедко.
А когда подошёл и глянул на бочку — не стал сомневать-ся и тут: по всем признакам бочка та — и сделана на диво добротно, и выглядит краше всяких других, и дух от неё исходит такой остро-пряный!
—Ну, Гаранька, правый ты был, вот кто так долго бочку хранил, теперь-то нам будет удача,— сказал парню дедко Савелий и поглядел на море. А там тоже перемена. Раньше были разные полосы воды: светлые — тёплые и темные — холодные, рыбой не терпимые. И вот на тебе: никаких полос и слоев, одна ровная, гладкая поверхность. Это дедко Савелий за хорошую примету принял. Повернулся он к рыбакам и сказал весело:
— Богатый ноне улов будет! Тут не надо и воду щупать и корм рыбий искать!
И рыбаки принялись за дело: погрузили в мореходку снасти и выехали в море на замёт.
Вот плывут они не спеша и невод помаленьку в воду выбрасывают. А когда выбросили, дедко Савелий крикнул на берег:
— Ходи!
Сам одной рукой кормовое весло к бедру прижимает, правит, а другой бороду приглаживает и улыбается. Удачу чует. Глядя на вожака, и остальные рыбаки готовы чуть ли не песни петь, да удерживаются: не хотят прежде времени радость свою показывать.
Не дремали и оставшиеся на берегу — начали они вер-теть вороты и наматывать на них концы невода, чтобы вытащить его на берег. И тут заметили рыбаки с баркаса, что на плёсе какая-то заминка вышла: остановились люди.
— Что там? Заело? — подал голос с кормы дедко Савелий.
— Да нет,— закричали с берега.— Тянуть больше не можем, не под силу!
— Экая напасть приключилась,— удивился вожак, баш-лык по-местному, и давай торопить гребцов, чтоб поднажа-и.— Надо помочь ребятам.
И вот уже вся артель за вороты встала.
—А ну, ходи! — скомандовал дедко Савелий.
Приналегли ребята, поднатужились. Что такое? Вороты ни с места. И от помощи никакого толку не вышло. Рыбаки ещё больше удивились и забеспокоились.
— Хилое дело...— вздохнул башлык и даже затылок почесал от досады. Не рад стал, что столько рыбы зачерпнул своим счастливым неводом.
— Не достать ведь, ребята, по всему видать. Что делать будем?
А что оставалось рыбакам? Один и был исход: распороть мотню и выпустить рыбу на волю. Сколько ни судили, сколько ни рядили, только время дорогое потратили, сошлись всё же на том, чтобы хоть невод пустой вытащить.
Так и сделали. Выехали в море на подъездке, распороли мотню у невода и выволокли его на берег. К вечеру высушили невод и починили. И тут дед Савелий по упрямству своему решил ещё раз испытать счастье — что выйдет.
Рыбаки возражать не стали.
Но и второй замёт таким же колесом пошёл. Пришлось снова распороть мотню. С тем и заночевали.
Наутро дедко Савелий уже не решился выходить в море, предусмотрителен стал. Но и делать что-то надо было. С пустыми руками возвращаться — кому охота? Собрали совет. Дедко Савелий предложил:
— Надо, ребята, волшебную бочку в море пустить. Тогда опять всё пойдёт своим чередом. Согласны, что ль?
Эх, и прорвало тут Гараньку! Вскочил он, закричал:
— Да разве можно бросать такую бочку, дедко? Нам счастье в руки даётся, а мы отказываемся от него! Ведь столько рыбы никому не доводилось видывать! Да с такой бочкой весь свет завалить рыбой можно! Неужели мы такие дураки будем, что выбросим её?
Дедко Савелий выслушал Гараньку спокойно, а потом так же спокойно сказал:
— Чудак ты, Гаранька! Какое же это счастье, если рыбы много, а взять её нельзя? Пусть лучше меньше будет, да всё в руки нам попадёт. Не жадничай, паря, как жадничала Сарма. Ей-то самой надоело, так нам задачку задала озорница...
И порешили рыбаки чудесную бочку эту в Большое море пустить. Полюбовались и столкнули её в воду.
— Пусть по всему Байкалу плавает, а не в одном месте,— махнул рукой дедко Савелий.— Глядишь, лишняя рыба уйдет в Большое море, и тогда везде будет богато её. А достать рыбу мы всегда достанем, только бы руки да сноровка при нас остались.
А Гаранька совсем в уныние впал, когда увидел, что волны подхватили волшебную омулёвую бочку и понесли её вдаль.
И вдруг из лазоревого море стало тёмным, потемнело и небо, заволоклось тучами, и всё вокруг загудело, заходило ходуном. И волны поднялись такие огромные, что закрыли бочку.
Дедко Савелий нахмурился.
— Баргузин подул, быть нам и сейчас не при деле. Пусть побалует...
Услыхал Гаранька про Баргузин — куда и обида делась! Кинулся к дедку Савелию:
— Неужели и этого богатыря увидеть доведётся?
— А ты на море погляди...
Гаранька глянул — и ахнул: за дальними волнами, там, где море сходилось с небом, поднялась страшная голова с огромными мутными глазами и всклокоченными белопенными волосами, с которых змейками-струями стекала вода. А потом над водой вытянулись крепкие жилистые руки и по всему морю разнеслось:
— Э-гэ-гэй!!!
От богатырского зычного крика море заволновалось ещё пуще, и Гараньке стало не по себе.
— Ох и чудище! Хоть и не Сарма, а боязно...
Но на море глядит, за Баргузином следит. А тот снова:
— Э-гэ-гэй!!!
И тут заметил Гаранька, что в руках Баргузина появи-лась волшебная омулёвая бочка. И не успел парнишка глазом моргнуть, как бочка эта была отброшена богатырём далеко-далеко. И в ту же минуту море успокоилось, тучи рассеялись, и над водами снова засияло солнце, а Баргузина и след простыл. Дедко Савелий заулыбался:
— Ну, вот и нашлась волшебная игрушка. Непременно сейчас Култук откликнется...
— И его мы можем увидеть? — разинул рот Гаранька.
— Сдаётся, что так.
И только успел сказать эти слова старый башлык, как море из лазоревого снова стало тёмным, потемнело и небо, заволоклось тучами, и всё вокруг загудело, заходило ходу-ном. И волны по всему морю поднялись такие огромные, что за ними ничего сперва и не видно было, а только через минуту появилась зелёнокудрая голова другого страшилища, и на всю морскую ширь громовым раскатом пронеслось:
— Э-гэ-гэй!!!
Хоть и ожидал появления Култука Гаранька, а всё же снова страшновато стало. А когда увидел в руках Култука волшебную омулёвую бочку и как тот через минуту кинул её назад, подумал: «Что-то будет теперь!»  А ничего и не было. Култук исчез, просветлело, успо-коилось море, и всё вокруг озарилось солнечными лучами.
— Вот и славно, ребята,— сказал дедко Савелий.— Видать, Баргузин и Култук забыли ссору. Теперь снова волшебная бочка будет при деле. А у Сармы богатств в Малом море и без бочки хватит...
А на морской поверхности между тем снова разные по-лосы появились, и светло-голубые — тёплые, и иссиня-чёрные — холодные. Но эта перемена не обескуражила дедка Савелия.
— Ловить рыбу будем так, как ране ловили,— сказал он — Потрудимся с честью — добудем рыбы, а нет, так брюхо подтянем. В полдень замечем невод...
И вот в полдень повёл дедко Савелий свою артель в море. Выметали невод, поплыли назад. На берегу уже концы тянуть начали. Ходко пошло дело!
А что рыбы вытащила на этот раз артель дедка Савелия, так не скажешь словами: видеть надо!
Повеселели рыбаки, ожили. Легко стало на сердце и у дед-ка Савелия. Повернулся он к Гараньке, усмехнулся и говорит:
— Ну, будешь ещё попрекать меня волшебной бочкой?
— Нет, дедко, не буду,— весело сказал Гаранька.— Твоё умение волшебнее...