Сергеев М. Д. / О жизни и творчестве

Шахерова, О. Н. Особенности художественного мира лирики Марка Сергеева

  И только поэты, как старые мудрые боги,
 Творят напряженно свои золотые миры.   
Марк Сергеев

Последней прижизненной книгой Марка Сергеева стал том стихотворений 1996 года «Каждый день начинать себя снова…». Книга вышла в год семидесятилетия поэта и составлена была с особой тщательностью. Возрастной рубеж воспринимался не только как некое подведение итогов, сколько как возможность осознать собственный путь во всей его полноте и сложившейся определенности. Поэтому в поэтический том вошли основные, важные, на взгляд автора, стихи из всех предшествующих сборников, в контексте всего творчества ставших поэтическими циклами. Книга состоит из семи больших разделов, включает стихи, написанные за пятьдесят лес с 1946 по 1995 годы, начиная с двадцатилетнего возраста. Каждый раздел предваряется стихотворением, отражающим этапы творческого пути поэта - от заклинания «…Напиши тогда стихотворение, первое, достойное, свое» до «Я в зеркале себя не узнаю…». В самое начало вынесено стихотворение, первая строка которого дала имя книге: «Каждый день начинать себя снова…». Стихотворение – своеобразная медитация, настрой на день и на жизнь. Эти слова пришли к поэту и соединились друг с другом в точную поэтическую формулу в момент абсолютной духовной свободы, момент полной открытости миру, приятия его таким, какой он есть, и мгновенного озарения – осознания того, что… на том стою и не могу иначе. Ежедневно начинать жизнь с чистого листа, «не жалеть протрубивших годов», «не бояться ни крови, ни сшибки и уметь находить и терять», понимать, что в пути по чистому листу «не просто до точки дойти», - можно обладая твердой жизненной установкой, выстраданной позицией. Утверждение «…я сегодня другой, чем вчера» не вопреки чему-то или кому-то, а потому, что к этому привел весь жизненный опыт, к зрелости выстраивающийся в определенную картину.

Охватить единым чувством и пониманием предлагаемый и выстраиваемый автором мир довольно сложно. Сами стихи сопротивляются, не укладываются в авторское прокрустово ложе, все попытки пойти по предложенному автором пути – от зрелости к юности – наталкиваются на им же, автором, расставленные препятствия. Книга превращается в воронку, точнее, в сжимающуюся, скручивающуюся спираль, которая в любой момент может выстрелить всеми незавершенными окружностями, вибрируя, передавая энергию с кольца на кольцо и постоянно взаимодействия с какой-то неуловимой, но изначально существующей и во всем проявляющейся основой. Быть может, подобное состояние читателя тоже было запрограммировано поэтом, ведь не случайно эталоном творчества он признает строку, в которой «…так энергия сжата: тронешь – и засветилась душа», и основой поэтической спирали является душа поэта, отраженная в энергии строки.

Художественные образы поэтического мира Марка Сергеева можно объединить вокруг Я поэта по взаимодействующим кольцам спирали, которые можно условно обозначить как «Я – время – пространство», «Я – любимая», «Я – творчество».

Уже в первом цикле «Утренние птицы» поэтический мир создается на основе парадоксального сопряжения противоположностей как в строфе – «Весь мир состоял из контрастов – из радости, из беды», «Прощаясь, не скажу тебе: «Прощай», так и в стихах: «Обращайте внимание на мелочи – все большое запрятано в них» и «А мелочь впивалась в сердце // и набухала кровью, // и росла, // становилась тучей // и весь заслоняла мир» в «Стихах о курящей лошади». Сопряжение на первый взгляд далеких и даже противоположных образов и понятий становится в дальнейших циклах стихов не только постоянным приемом, но и устойчивым выражением мировосприятия, а позднее – миропонимания.

Среди основных, развивающихся на протяжении всего творчества хронотопических, объединяющих в себе время и пространство, образов лирики поэта можно выделить образы ледяного огня воды, заколоченной и открывающейся двери, птиц, золотого клубка, звезды на окне, города, Байкала и др. Появившись в стихотворениях первого цикла «Утренние птицы», образы, не меняя основного содержания, обогащаются новыми смыслами в последующих циклах. Диалог с Байкалом начинается в «Байкальских зарисовках» и сразу становится диалогом лирического героя с самим собой. В этом диалоге Байкал изначально – не просто взыскательный собеседник, образ выступает в качестве морального императива: «Как же живешь? - // говорит мне Байкал, - // как живешь?!. я тебе руку // подать не смогу, // пока // сердце твое с моим // глубиной не сравнялось…» или надежды на будущее постижение тайны: «Но там, вдалеке, // у конца моих дней // Байкал все видней, // все видней, // все видней!». В цикле «Пространства души» в стихотворении «Чем выше в гору – тем Байкал видней» Байкал предстает уже как цель всего жизненного пути человека, постоянно идущего вверх через испытания. Расширяющаяся панорама озера при подъеме в гору сопрягается с мыслью о постоянной работе души и об ответственности человека перед святостью и чистотой Байкала и неба. Человек проверяется способностью взойти на гору, предстать перед лицом самой природы. Образ горы архетипичен и содержит в себе комплекс представлений о духовном восхождении личности.

Образ сибирского озера соединяется у поэта с представлениями о наполнении души красотой и силой: «…и стою я у Байкала, не дыша, // весь пронизанный его голубизной, // и блаженно заполняется душа // этой вечной и святою тишиной». Байкал заставляет мечтать о голосе, способном «хоть разок перекричать пространство», дает понимание величия и силы природы, того, что «облаков калейдоскоп сильней поэзии и прозы», учит смирению: «…я ни словом, ни взглядом не дотянусь до тебя».

Поэтический образ звезды также меняется: в раннем стихотворении «Песня» лирический герой мечтает стать звездой, чтоб висеть у окна любимой и «светить ей в пути, если даже она // идет на свиданье к другому». В зрелости представления о любви меняются, но неизменно «сияет звезда на окне», - образ лишь косвенно связанный с любовными чувствами. Теперь это «путеводная Звезда», ведущая за собой, открывающая важнейший закон бытия: «…сверяя жизнь по небесам, // ты сам себя ведешь».

Раздумья о человеке – его пути, его сущности, его времени становятся определяющими в позднем творчестве М. Сергеева, совпавшем с перестройкой и постперестроечными годами. Характеристика времени точна и сурова: «На времени нашем // лежит роковая печать: // вокруг – темнота, // а движенье - // как шахтная клеть…»; «Давно вместо правды великой // возникла великая ложь»; «Что наши огромные горести? - // другая невзгода страшна, // когда после страха и горести // себя потеряла страна». Поэт предостерегает: «Все кончится разрухой и развалом, // когда твой дом построен на песке», предлагает единственно возможный путь: «Когда бы припомнить нам все, что забыли, // то мы бы сумели построить себя». Установка на память – историческую и культурную – присутствует во всем поэтическом творчестве Марка Сергеева. Она выражается и в тематике (декабристы, Пушкин, Радищев, война, путешествия по Сибири и Европе), и в обращении к непреходящим ценностям, определяющим человеческую сущность. Так, развивая библейскую истину, выраженную Шота Руставели словами «Что отдал – твое», Марк Сергеев связывает ее с современностью: «Мы просим Бога одарить нас счастьем, // мы просим власти одарить нас благом, //…и мы не можем дерзко разогнуться // и стать лицом к опасности и правде // не потому ль, что мы просить привыкли, // а человек лишь тот, кто отдает».

Память становится центральной темой стихотворения «Птица-память» с подзаголовком «воспоминание о поэте Киме Ильине». Здесь наиболее полно и как-то по-особому одухотворенно выражается одна из любимейших мыслей Марка Сергеева: утверждается связь ушедших и живущих на земле людей, не видимая, не осязаемая, но постоянно ощущаемая утонченным духом взаимосвязь бытия и небытия. В первой части поэт рисует пространственную и временную перспективу, уходящую в беспредельность: «река Оса кружит свои извивы», дорога длиною в жизнь, «на кремнистый склон Хата-Улу прилег закат», поле – «трава и небо – зелено и сине»; первый крик младенца, голос отца, веселые хлопоты матери – все звучащие здесь когда-либо звуки вобрало в себя расширяющееся пространство бурятской степи. И в этой степной тишине звучит «тепло-прерывист, как удары пульса» голос, переступившего небытия порог поэта Кима Ильина. Важно услышать этот голос мальчика, вернувшегося в родные просторы вечерней птицей, важно открыть сердце и впустить в себя эту звучащую душу. Перед нами – воспоминание о поэте Киме Ильине, но одновременно – это и утверждение собственного понимания беспредельности жизни в разных ее проявлениях: «Когда и впрямь не исчезаем мы, // а, преступив небытия пороги, // травой восходим у степной дороги // иль птицей появляемся из тьмы, - // когда и впрямь природой нам дана // обратная тропа к житейской сфере…».

Представления о вечности и памяти связываются у Марка Сергеева с образом птицы. В связи с этим не случайно название циклов поэтического сборника – меняющихся утренних, дневных и вечерних птиц, парящих в свободном полете пространств вечной души поэта, который каждый день начинал себя снова.