Семенов А. М. / Произведения

К маме
(отрывок из повести «Поминай как звали»)

Всё время, пока поезд стоял в Иркутске, Ваня не отрываясь смотрел из окна на оживлённый перрон. Теплилась в груди тихая радость, и не проходило щемящее чувство родства – будто брата повидал и расстался с ним ненадолго. Василий помахал ему на прощанье рукой, прежде чем смешаться с пассажирами у подземного перехода.
А Ваня теперь знал, что отныне будет ему душевная подмога всякий раз, как останется один на один с тёмной звенящей пустотой.
Яркая луна плыла над неровной грядой чернеющего леса. Тонкий серебристый свет лежал на откосах пути, дрожал в ночном воздухе. За окном расступилась и тут же вновь стеснила железную дорогу тайга. Промелькнул знакомый железнодорожный переезд, проплыли пристанционные дома, высветилась вывеска «Подкаменная». Ваня вспомнил, какой здесь свежий и пахучий ветер: по левую сторону за таёжным хребтом скрывался Байкал – вскоре выкажет свой голубой окоём. Вот-вот покажутся огни Ангасолки, а там рукой подать до Чёртовой горы. И всё, поезд дальше проследует без него. Ваня улыбался – да, то и мило, что защемило. Чем ближе к дому, тем быстрее возвращался он к себе прежнему.
И в этом быстром могучем ночном движении вновь пронзила его простая и ясная мысль: как счастливо могли бы жить все люди, если б хранили в себе любовь. Понимали простодушно, что спасаются и спасены будут одной неизбывной любовью: матери, отца, жены или детей. И своей любовью ответной. Что весь мир стоит на ней, ею только и крепится.
«Пора», – сказал себе Ваня, поднял полку, достал из багажного отделения тощий вещмешок. Вынул небольшой сверток из куска прорезиненной ткани, в котором хранились документы и награды. Аккуратно расстелив на полке выглаженную куртку, неторопливо разместил на ней ордена и медали. На войне Ваня надевал боевые награды только по большим праздникам, а они редко случались. В госпитале же, куда их переправили вместе с документами из штаба части, их вернули перед самым отъездом.
Облачаясь в форму, он ощутил, как тяжело колыхнулось серебро крестов и медалей на муаровых красных и серых лентах. И весомее других, казалось, был орден, полученный за последний бой. Рубиновый крест с позолоченными мечами вручил ему командующий округом уже перед самой выпиской из госпиталя.
Напоследок оглядел себя Ваня в тёмном зеркале окна, пригладил ладошкой отросшие волосы и вышел из купе. На звук закрываемой двери из служебки выглянула дежурная проводница.
– Собрался? Сейчас твоя станции будет, – и осеклась. Подошла ближе, недоверчиво коснулась тонко звякнувших наград и тихонько охнула: – Да ты, Ваня, и взаправду герой! Вот матери-то радость будет!
Замелькали, потянулись вдоль железной дороги освещённые окна домов и редкие уличные фонари. Поезд проскрипел тормозными колодками, хлопнули откидные площадки в тамбуре, и установилась тишина.
Ваня попрощался с проводницей, осторожно спустился по ступенькам на хрустнувший под ногами сыпучий гравий. Больше никто из его вагона не вышел. В одиночестве стоял он на родной земле, полной грудью дышал сладостным байкальским воздухом. Густое, не разбавленное скрывшейся луной звёздное небо куполом накрывало посёлок, и он макушкой ощущал льющуюся с него благодать. Порывистый ветер доносил ровное сильное дыхание моря. Ваня уже предвкушал встречу с ним. Представлял, как завтра утром сбежит с горы, где стоит его дом, на пологий берег – окунёт ладони в ледяную прозрачную воду и смоет с лица дорожную усталость, всю грязь и муку войны.
От пахучего воздуха голова с отвычки закружилась. Ваня запахнул бушлат плотнее, закинул за плечо вещмешок и побрёл вдоль состава. Не доходя до ярко освещённого вокзала, свернул в пустынный переулок, спотыкаясь во тьме о вымытые из земли камни. А на перекрёстке, от которого начиналась его улица, перепрыгнул канаву, ежегодно пробиваемую талой водой, и счастливо улыбнулся – не забыл! Так и шагал в ночи, переполненный неразделённой мальчишеской радостью. Издалека сияло в доме кухонное окно, – как всегда, если он задерживался. Мама не ложилась спать, не дождавшись его возвращения.
У самой калитки он сбавил шаг, борясь с непреодолимым желанием обернуться. И тут будто кто зло и зябко дохнул ему в затылок. Застигнутый врасплох, Ваня замер, обвёл пристальным взглядом знакомые с детства очертания байкальских хребтов. Холодом несло от чёрных каменных громад, снежными натёками, выказавшими себя на небесном полотнище. Постоял чуток, переводя дух. Нет, всё же это были его горы, совсем не похожие на те, где он воевал два года. Сходными были лишь холодные тени, отлетающие от их вершин, одинаково бесплотно витающие над землёй там и здесь. Но тени эти не могли остудить его радость – ведь они были всего лишь отражением гор. Ваня повернулся к дому и увидел, что по двору, судорожно комкая на груди платок, медленно идёт мама.