Ротенфельд Б. C. / Произведения

B  ОДИН ПРЕКРАСНЫЙ ДЕНЬ

Отрывок из повести

… Степан, тяжело ворочаясь, вытащился из-за парты.
- Вы знаете урок? - спросила Надежда Александровна.
Обычно Степан мотал головой отрицательно, но сейчас он мотнул положительно и заковылял к столу.
- Расскажите о битве на льду Чудского озера.
- Значить, так... - начал Степан. - Значить, там была битва. Между немцами и нашими.
Он действительно выучил урок. Целый час зубрил. Но так как он никогда ничего не рассказывал у стола учителя, то сейчас ему сделать это было чрезвычайно трудно. Не было привычки.
- Немцы были так... это... ну... свиньей, а наши... это... просто так...
Кто-то в углу хихикнул. У Звонарева дрогнули губы, но он сдержался. "Если кто-либо в обществе допустил неловкость, делай вид, что ничего не заметил", - так говорит папа.
- В каком году произошла битва? - спросила Надежда Александровна. - Ясно, что битва была между немцами и русскими. Но когда? Это очень важно.
- Битва эта... произошла... произошла... в одна тысяча... в одна тысяча двести... - Степан тужился вспомнить дату, упершись глазами в пол, но никак не мог. - В одна тысяча двести...
- Так, не знаете, - вздохнула Надежда Александровна. - А говорите - учили.
- Учил... - хмуро подтвердил Бульдозеров.
- Может, тогда скажете, почему немцы напали на русскую землю? Дыма ведь без огня не бывает...
- Они хотели... это... завоевать себе...
- Что завоевать?
- Ну это... города и села... - пробормотал Степан с надеждой.
- Ладно, - сказала учительница, - рассказывайте, что знаете. Учили, учили...
Степан мрачно наклонил голову. Цельный час учил, а она не верит!
- Значить, так... - снова начал он. - Немцы... они построились... свиньей...
Эта деталь ему очень запомнилась.
- Что значит - "свиньей"? - перебила его Надежда Александровна. - Вы представляете себе этот строй? - Она не любила, когда произносили слова, которых не понимали.
Степан не представлял себе этот строй. Он поковырял носком черного ботинка пол и обиженно замолк. Сбивает и сбивает с мысли, слова сказать не дает, тоже!
В классе снова воцарилась напряженная тишина. Все видели, что Бульдозеров пропадает. Значит, сейчас кого-нибудь вызовут вместо него.
- Садитесь, - махнула рукой Надежда Александров-на, - садитесь, Бульдозеров...
Степан безнадежно поплелся к своему месту. Не учишь - двойка, учишь - опять двойка! Надрывался, сидел над этой историей, а ей хоть бы что! Тоже...
Он протиснулся за парту, сел и, уронив голову вперед, на руки, закрыл глаза.
Горько ему было и больно. Один раз выучил, все жилы из себя тянул, - так и словечка сказать не дала! "Что", "почему", "зачем".... "Свинья..." - "Сама ты свинья! - разозлился он. - Ну погоди же, погоди! "Как вы себе понимаете свинью..." Ишь ты... Понимаете! Вот узнаешь, как понимаю..."
Теплая тусклая злоба, расплываясь по телу, заполняла каждую клеточку, Степан раздувался, чувствовал себя отважным и могучим и уже твердо знал, что отомстит Надежде и всем, всем, всем! Правда, он еще не знал - каким способом.
- Все-таки рассказать про битву надо, - сказала Надежда Александровна. - А времени у нас в обрез... Так, так... Звонарев, расскажите-ка вы как следует.
Класс облегченно вздохнул. Уж Звонарев-то ответит. И никого больше к столу не потащат.
Евграф вздрогнул, но гордо, как пружина, выпрямился и шагнул из-за парты. Ну что ж, Надежда Александровна, если вам так захотелось, он получит очередную пятерку. И очередной полтинник. Евграф улыбнулся. "Кто не работает, тот не ест", - говорит папа. "За пять баллов - полтинник, за все остальные баллы - ноль, ясно?" - объявил он однажды. "Ясно", - ответил тогда Евграф, и глаза его заблестели, словно новенькие монеты. Нет, он не был корыстолюбив, совсем нет. Просто... Ну, просто приятно, когда твой труд оценивают высоко ("учеба - это тоже труд"). И в кино можно ходить через день, шоколад есть, мороженое - кому это не понравится?
- Немецкие псы-рыцари давно мечтали поработить нашу русскую землю, - начал Евграф. - Особое упорство в этом проявлял Тевтонский орден, который хозяй-ничал в Прибалтике, огнем и мечом истреблял местное население.
Он подробно описал то, как узнали в Новгороде о нашествии, как поплыл над землею тревожный колокольный звон, как послали гонцов в Переяславль-Залесский, к прославленному воеводе князю Александру, и как стал князь скликать воинов. Потом он столь же подробно изложил замечательный план князя Александра, ход битвы, рассказал о храбрости русских ви-тязей, среди которых особенно выделялся Гаврила Олексич, неукротимый богатырь, и, наконец, ярко нарисовал позорное бегство псов-рыцарей по тонкому льду, что трескался под тяжестью их доспехов.
- Так была спасена Русь, - заключил Евграф. - Князь Александр великодушно отпустил пленных захватчиков и сказал: "Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет. На том стоит и стоять будет Русская земля!"
Он замолчал, холодно оглядывая притихший в ожидании класс (может, кого еше спросят?) и, вдруг  вспомнив последнюю фразу в учебнике, поспешно добавил: "Это выражение стало крылатым и до сих пор живет в народе".
- Все правильно, Звонарев, - сказала Надежда Александровна, - все хорошо, все правильно... У меня к вам только один маленький вопрос...
"Маленький вопрос..." Какое это имеет для него значение - маленький или большой? Он же не Бульдозеров... Он готов встретить любой вопрос. И Евграф -весь внимание и почтение - обратил взор свой к учительнице.
- Вот вы упомянули в своем рассказе Гаврилу Алексича. Не скажите ли, чьим предком был этот славный витязь?
"Чьим предком... чьим предком..." Где же про это написано?.. Где же...
- В учебнике, правда, про это нет, - сказала Надежда Александровна, - но я называла... одно имя, очень известное...
Евграф нервно сглотнул. Он не помнил известного имени. Он тогда, на прошлом уроке, очередную пятерку получил, что же ему, и отдохнуть нельзя было? Ведь и дома прочитать все можно, в учебнике...
- Жаль, - сказала Надежда Александровна. - Ребята, кто помнит? - обратилась она к классу.
Все молчали. Все просто остолбенели. Звонарев не ответил на вопрос! Звонарев!!!
Евграф пришел в себя и искоса насмешливо глянул на учительницу. Кто же помнит, если он, Звонарев, не помнит. Вот видите...
Но вдруг возникла рука. Это была рука Ивана Кирилловича. Он помнил. Никто не помнил, а он помнил!
- Пожалуйста, - сказала Надежда Александровна. Иван Кириллович встал.
- Гаврила Олексич, - сказал он, - был предком знаменитого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина.
- Молодец, - похвалила Надежда Александровна. - Правильно. У великого поэта предком был великий ратник. Садитесь.
Иван Кириллович сел.
- Хорошо, - обратилась Надежда Александровна к Звонареву, - и вы можете сесть. Сейчас перейдем к следующей теме.
Она поставила Звонареву отметку в дневник. Евграф, не глядя, взял его и, несколько смущенный - все-таки не знал пустяка, - отправился к своей парте. Он полагал, да и все в классе полагали, - что Надежда Александровна отметила его знания пятеркой. Мало ли  что запнулся, - бывало, круглые отличники и не так запинались, и никто им на это не пенял. Зачем? Можно кое-что и простить таким умницам.
Надежда Александровна взяла указку и перешла к новой теме. Новая тема называлась "Основание и укрепление Москвы". Надежда Александровна рассказывала про выгодное географическое положение города, про князя Юрия Долгорукого и про его мудрую политику. Евграф очень, очень внимательно слушал. Бульдозеров грыз ногти и придумывал способ мести.
Надежда Александровна закрепила материал путем фронтального опроса и сказала:
- А теперь раскроем дневники и запишем задание на дом.
Евграф обмакнул перо в чернильницу-непроливайку (фарфоровую, черную, с золотым ободком, единственную в классе), раскрыл дневник и... Сердце его подпрыгнуло и упало. Низко-низко: в пропасть. Евграф застыл от ужаса. Он даже прикусил язык, чтобы не закричать. В дневнике, против графы "история", стояла черная стройная четверка. Четверка!!!
Клякса соскользнула с повисшего над дневником пера и шлепнулась на страницу. Евграф заморгал и стал приходить в себя. Он осторожно накрыл кляксу (и четверку) красной промокашкой, покосился на соседа, Кольку Воропая - не подглядел ли тот четверку, - нет, Колька не подглядел, записывал домашнее задание, - и, небрежно захлопнув дневник, сунул его в портфель. Потом сложил все остальное - он был очень, очень аккуратен, Евграф Звонарев.
А сердце все падало и падало вниз - неизвестно куда, и внутри было холодно, как в погребе. Прозвенел звонок. Евграф медленно и гордо выбрел в коридор. Он был бледен как мел. Черная стройная четверка на тонкой острой ножке стояла перед глазами. Вдруг она начала пухнуть, раздуваться, расплываться, словно на промокашке. Черные ее распухшие и округлившиеся линии, ртутно мигая, колеблясь, слились, как сливаются упавшие рядом чернильные капли. Продолжая пухнуть и расплываться перед Евграфовым взором, четверка затопила его старый и величественный, облицованный серым гранитом дом, его копилку - деревянный светленький бочонок из самшита, и строгую улыбку папы, и голубые Сонечкины глаза, и все, все, все! Боже мой! Боже мой! Мамочка! Две слезы уже готовы были выкатиться из его умных глаз, две белые чистые слезы, - но нет, он не заплачет, Евграф Звонарев! И все-таки как больно, невероятно больно!..