Михасенко Г. П. / Произведения
Геннадий Михасенко
НА КУДЫКИНОЙ ГОРЕ
Гулял молодой папа с дочкой за городом. Благо для Братска тех лет «за городом» – это близко, рядом, перешагнул железобетонный бордюр шоссе – вот и «за городом», в лесу, на поляне. Правда, на сей раз папа с дочкой ушли подальше и попали в район какой-то окрестной деревушки, ибо дальнейшая сцена не могла произойти в непосредственной близости от Братска, этой вечной строительной площадки.
А произошло вот что: папа увидел вдали, на лугу, па-сущуюся живность. Сам удивленный и обрадованный, от-выкший от таких видов, он подхватил дочку на руки, и состоялся примерно такой вот разговор:
– Доча, смотри, кто там пасется на лугу?
– Где?
– Во-он, подальше! Далеко-далеко!.. Ну, кто там пасет¬ся? Подсказать?.. Ко...
– Козы!
– Нет, не козы!.. Ко...
– Кони!
– Нет, не кони!.. Ко...
– Коровы!
– Правильно, коровы!
И молодой папа, а мы смеем уточнить – молодой поэт – понял, что не только наткнулся на тему для стихотворения, но и почти сочинил его. К вечеру нашлись и последние, заключительные, сразу не давшиеся строчки, потребовавшие уже не экспромтных способностей, а неизбежных в творчестве усилий поиска. И концовка «Пейте, дети, молоко – будете здоровы» оказалась самой удачной, то-есть самой детской и сущностной.
В август 1965 года стихотворение «Кто пасется на лугу?» было опубликовано в многотиражке Братскгэсстроя «Огни Ангары». Номер этот попал в Москву и каким-то чудом оказался на столе у Александры Пахмутовой, которую стихотворение вмиг очаровало, и вскоре родилась песенка, ставшая лауреатом международного конкурса песни в Софии, широко звучавшая по радио и послужившая основой для мультфильма.
Так нежданно-негаданно родился детский поэт Юрий Черных. И с тех пор пошли, пошли стихи, словно прорвало незримую запруду. Сперва шли стихи для дочки и по поводу тех или иных происшествий, связанных с ней, что вполне естественно и объяснимо. С первых своих строк Черных оказался привязанным к миру первоначального детства, он подчинился этому призванию и стал разрабатывать свою жилу. Постепенно творчество стало раскрепощаться и пошли стихи не только для и по случаю, а стихи вообще, для всех детей, стихи всеобщего, так сказать, отцовства, ибо детский поэт – это всегда вселенский универсальный родитель-воспитатель.
С Юрием Черных произошла удивительная штука: у него не было периода ученичества, что так свойственно начи-нающим поэтам. Черных не ходил в чине начинающего, он сразу возник как уже сложившийся поэт. Объяснение тут может быть единственное: значит, исподволь, подспудно давно уже шла в душе интенсивная поэтическая работа, подпитываемая бог весть какими родниками. Не имея вы-хода вовне, эта поэтическая работа замыкалась, очевидно, на самое себя, снова и снова проигрываясь в вариантах и таким образом самосовершенствуясь. Ведь известно, что самые тонкие технологические операции совершеннее происходят в герметических сосудах. Эта истина относится, вероятно, не только к материальным, но и к идеальным процессам. По крайней мере, сам Черных признается, что не знает и не помнит того отрезка своей жизни, когда бы он не умел сочинять стихов. Цепко держится в памяти случай из военного первоначального детства: он и его старшая сестра сидят за столом под черным репродуктором и слушают последнюю фронтовую сводку. И вот губы мальца вдруг зашевелились и что-то зашептали.
– Юра, ты что там бормочешь? – спрашивает сестра.
– Стихи, кажется.
– Какие стихи?
– А которые сочиняются.
– Как это сочиняются?.. Ну-ка, ну-ка, что там у тебя сочиняется? – заинтересованно потребовала сестра. И шестилетний братишка повторил то, что сочинялось, а сестра, умница, записала и, удивленная, зачитала вслух домочадцам. Это действительно оказались стихи, ритмически правильные и со смыслом: про ненавистных гитлеровцев и про Красную Армию, которая их победит. Поэт до сих пор помнит эти свои младенческие строчки и сам удивляется, откуда и как в нем зародилось это чудо стихотворчества:
По дороге быстро
Мчится паровоз,
Он немецких фрицев
В армию повез.
Это было летом.
В самый жаркий день.
Паровоз нечаянно
Налетел на пень.
Паровоз подпрыгнул,
А потом упал,
Вывалились немцы,
За ними – генерал.
Талант был, есть и вечно останется непостижимой тай-ной, ключом к которой владеет лишь сама природа, без-расчетно и щедро сея таланты направо и налево и даже не глядя, куда и к кому попадают эти сокровенные зерна. И вот одно из них попало в душу маленького Юры Черных. Попало и дремало до поры, до времени, чтобы однажды «излиться наконец свободным проявленьем».
Поэт врожденно безупречно владеет стихотворной формой, и, если уж наткнулся на удачную мысль, то – будьте уверены – стихи напишутся. Поэт безошибочно чувствует объем мысли и заключает ее в точно выверенную форму: то ли в маленький стишок уложиться, то ли подышать глубже и дольше. Ему одинаково удаются и короткие стихи, и подлиннее. Вот как он, например, обыгрывает русскую народную поговорку «Без труда не вынешь и рыбку из пруда»:
Утка может без труда
Вынуть рыбку из пруда:
Шею в воду окунет –
Вот тебе и окунек!
Всего четыре строчки! А больше и не надо для этой крошечной мысли.
А вот целая поэмка, с героями, с характерами, насквозь сказочная и в то же время такая обыденно-реальная. «На Кудыкиной горе»:
Дело было в декабре
На Кудыкиной горе.
Из деревни в зимовье,
В свое зимнее жилье,
Па Савраске дед Мороз
Бабу снежную привез.
– Будь хозяйкой! – молвил дед. –
Скуден, баба, мой обед:
Миска студня-холодца
Да огрызок леденца...
Напеки ты мне тортов
Всех названий и сортов!
Я печурку затоплю,
Ты пеки, а я посплю.
Через час проснулся дед –
Ни тортов, ни бабы нет!
Печка топится в углу,
Сохнет лужа на полу.
Дед Мороз туда, сюда:
– Где ты, баба? Вот беда!
Ты куда ушла, куда?
И откуда тут вода?
Дело было в декабре
На Кудыкиной горе.
Развернулась целая драма, во всех деталях понятная ребенку, понятная не только потому, что дед Мороз и снежная Баба своей сутью и психологией известны и близки ребячьей душе, но, главное, потому, что словесная организация материала до предела проста и удобоварима. Черных в своих стихах очень естественен, его строчки разговорны, легки. Поэт почти не пользуется ассонансами, приблизительными, неполными рифмами, его рифмы всегда бо-гато-полнозвучны, что детям очень нравится. Своей четкостью и ритмом стихи Юрия Черных напоминают ребячьи считалки, под них можно прыгать и маршировать.
У Черных нет пустых описательных стихов, стихи его всегда конкретны, вещественны, и, если порой отсутствует броская острая мысль, то есть живая сценка, сама по себе несущая чувство и мысль. Его стихи полны озорства, игры, забав, причем не всегда в виде физического действия. Это может быть игра ума, игра со словами родного языка, это может быть внезапное столкновение затертых понятий, нахождение новой сути в старых привычных формах. Вот, например, миниатюрка «Колючая встреча»:
Ежик ежится у елки –
Укололся об иголки.
Елка ежится, дрожа, –
Укололась об ежа.
Вроде бы ничего особенного, пустячок, подумаешь – встреча двух колючих существ, но для ребенка такие пустячки полны смысла и интереса, это расширяет их представление о мире, углубляет его. А вот игра с многозначностью слова «косой», целое стихотворение построено на одной рифме, но не кажется ни назойливым, ни скучным: «Встреча на косе»:
Шел по берегу Косой Травянистою косой.
Видит: девица с косой Машет острою косой.
– Слушай, серенький Косой, –
Молвит девица с косой, –
Я траву кошу косой,
Ты ходи другой косой
– Слушай, девица с косой,
Заупрямился Косой, –
Не пугай меня косой,
Не пойду другой косой!
Но попятился Косой Перед острою косой,
Покосился на лесок
И помчал наискосок!
Сколько тут света, игры и веселья!
Но, играя, лукавя, поэт не уходит от острых вопросов жизни, он как истинный детский поэт делает это в веселой, почти шутливой форме: горькое лекарство он обволакивает сладкой оболочкой, и ребенок с удовольствием проглатывает пилюлю. Вот стихотворение «Волчьи пасти»:
Как под яблонькою – здрасте! –
Затаились Волчьи пасти:
Слева пасть и справа пасть –
Негде яблоку упасть!
Мимо сада по дорожке Семенили Козьи ножки,
Их беспечно – прыг да скок! –
Погонял Бараний рог.
Облизнулись Волчьи пасти:
«Козьи ножки в нашей власти!
Ух, полакомимся всласть!»
Тут в разинутую пасть
Со всего размаха ветка Спелый плод метнула метко,
А за ним неспелый – шасть! –
Во вторую Волчью пасть.
Поперхнулись Волчьи пасти,
Заскулили от напасти,
И сказал Бараний рог:
— Это, Волки, вам урок!
За барашком по дорожке Убежали Козьи ножки,
И сказала пасти пасть:
— Ешь плоды, чтоб не пропасть!
Здесь не просто хи-хи да ха-ха, здесь сквозь непринужденность и удальство так и брызжут искры мировой схватки добрых и злых сил, выраженной в понятных ребенку обличьях. Это высокое искусство!
Может быть, одним из следствий того, что поэт предстал нам сразу уже сложившимся мастером, стало то обстоятельство, что у Черных нет явно неудачных стихов. Послабее – есть, но неудачных – нет! Видимо, очень си¬лен в нем внутренний взыскательный редактор, который долго внутриутробно оттачивал свой вкус и набивал руку. Очевидно, и несовершенные стихи подступают к горлу, но поэт не пропускает их. Он, как кит, сцеживает воду, оставляя при себе только сущностное.
И еще одно, тоже относящееся, видимо, к мастерству поэта качество: его хочется без конца цитировать и цитировать. Это потому, что сами стихи о себе говорят больше, чем мы, читатели, можем о них сказать. Это свойство боль-шой поэзии! Ну просто невозможно не привести целиком в общем-то короткое стихотворение «Хотите – проверьте!»:
Хотите – поверьте, хотите – проверьте,
Но белки, однако, умеют летать.
Обычные белки летать не умеют,
Но белки-летяги умеют летать!
Хотите – поверьте, хотите – проверьте,
Но рыбы, однако, умеют летать.
Обычные рыбы летать не умеют, –
Летучие рыбы умеют летать!
Хотите – поверьте, хотите – проверьте,
Но змеи, однако, умеют летать.
Обычные змеи летать не умеют –
Бумажные змеи умеют летать!
Хотите – поверьте, хотите – проверьте:
Я тоже, однако, умею летать.
Летать наяву я пока не умею.
Однако во сне я умею летать!
Как в привычных, знакомых понятиях расширяются представления ребенка о мире! Талант!
И наконец, еще одна миниатюра: «Встреча у катка»:
— Мужичок с ноготок,
Ты куда?
— На каток!
— А зачем?
— Покататься, вестимо!
— А на чём?
— На коньке,
На коньке-горбунке!
И степенно
Прошествовал мимо.
Очаровательная сценка, имеющая, кроме всего прочего, особый интерес: в ней поэт ненавязчиво подсказывает нам истоки своего творчества – русская классическая поэзия: Некрасов, Ершов – без прямого, разумеется, заимствования и подражания. Взят жизнеутверждающий дух нашей классики!