Машкин Г. Н. / Произведения

УТЁНОК КРЯК

Долго летела стая кряковых уток из жарких стран в сторону холода. И много их погибло в пути. Одни отстали, дру-гие разбились в тумане об острые скалы, несколько кряков запутались в рыбачьих сетях. Одну зазевавшуюся на Мутной реке утку настиг Сокол, и под выстрелами охотников падали кряквы на всем пути от вечнозелёных камышей до Великого озера. И к озеру прилетело из стаи всего три утки: старый Вожак и молодые — Кряква да Селезень.
— Скоро мы будем дома, в устье Светлой реки,— крякнул Вожак молодым.— Осталось перелететь Великое озеро!

И тут из кустов на зелёном мысу выскочило рыжее пламя, разнёсся над озером звон, и тяжёлые мошки впились в крылья Вожака. — Берегитесь, дети! — пронёсся утиный стон над озером.— О, несчастный наш род!
Кряква и Селезень рванулись ввысь и полетели дальше, боясь приблизиться к страшной земле и не менее опасной воде.
Но людей становилось меньше на берегу, и все ближе притягивали уток к себе острые скалы, а речки меж ними становились заманчивей и приветливей. И, наконец, внизу заструилась такая прохлада, что уткам было не устоять.
— Вот она, Светлая река! — крикнул Селезень и стал заворачивать к устью.— Узнаёшь, Кряквушка?
— Кря-кря! — радостно отозвалась утка.
Речка была быстрая, на её дне различался каждый ка-мешек, и мальки не могли ускользнуть от утиного взгляда. Но нашим кряквам было не до мальков. Скорее поесть ряски да за работу!
В устье вода замедляла ход. Здесь были кустистые остров-ки, пышные кочки и много осоки — самое место для гнёзд.
— Надо быстрей строить гнездо! — торопил Селезень Крякву.— Опаздываем!
И они стали сооружать гнездо на колючей кочке. Когда уютная корзина была готова, Кряква снесла пятнадцать яиц и села на них. Она долго сидела на яйцах, и ей казалось, что вот-вот начнут вылупляться пушистые утята. Но тут пришли проливные дожди. Гольцы окутались туманом, и Светлая река потемнела. Пена окутала кочку, в гнездо, словно холодная змея, заползла вода.
— Спасайся! — крякнул утке Селезень.— Наводнение!
— Как же я брошу гнездо? — спросила печально Кряква.
— Совьём новое,— отозвался Селезень.
Пришлось Крякве покинуть нагретое гнездо. Утки пере-летели на высокий островок и, не теряя времени, стали таскать соломинки для нового гнезда. Потом Кряква снесла ещё десять яиц и опять села их греть. А остывшие яйца на её глазах расклевала Ворона...
Но Кряква пересилила боль в утином своём сердце. Высохла она от горя да изнурительного высиживания, стала легче пуха, но дождалась-таки утят, жёлтых, живых, чири-кающих комочков.
Да опять беда, вылупились крячата, когда чирки, крохали и шилохвостки уже плескались в заводях. Пытались крячата угнаться за соседями, да где там! Другие утята уж бегали по воде и учились летать. А крячатам приходилось жаться к тёплому пуху матери. И та старалась изо всех сил выискать лучший корм для своих утят, оградить их от ветра и острых  когтей Коршуна. Но вырастить раньше срока сынишек и дочерей мать не смогла. И Селезень-отец, как ни бился, не мог поставить крячат на крыло ко времени перелёта.
А соседи сходились уже в стайки, пристраивались к кося-кам, вылетали на озеро. Они вроде не замечали крякв: у птиц, как известно, не заведено помогать друг другу.
Только Ворона всё чаще прилетала к неудавшимся утятам. Чёрная птица разглядывала крячат своими зоркими кругля-шами.

 
Старшие не любили Ворону, малыши боялись её.
Один Кряк не страшился подплывать к чёрной как ночь гостье. Он храбро грёб лапками к сухой вербе, где сиживала Ворона, трепыхал отростками крыльев и пищал:
— Ты почему всё одна, тётя Ворона?
— Мне и одной не хватает еды,— каркала чёрная птица.
— А нам хватает!
— Трава и жуки не подходят мне.
— Почему это не подходят?
— Попробовали б вы зимой найти свою траву и жуков.
— А зимой везде лёд?
— Везде снег и лёд и холод...
— Везде, везде вода подчиняется морозу?
— Говорят, кое-где не подчиняется, да искать надо...
— И ты искала, тётя Ворона?
— Я другое ищу,— каркнула чёрная птица,— где кто лапы протянул — кар-кар-кар!
— Как это протянул? — удивился Кряк и попытался раскинуть свои лапки на воде.
— Протянешь, коли не улетишь от мороза,— отозвалась гостья, и её кругляши стали похожи на тяжёлых мошек, приносящих смерть.
— А если все улетят,— полюбопытствовал Кряк,— тогда будешь искать, где живая вода зимой?
— Легче возле людей кормиться,— ответила мудрая Ворона,— они много чего выбрасывают возле жилья своего.
Кряк даже подпрыгнул от удивления. Он хотел тут же спросить Ворону, как это ей удаётся ужиться рядом со страш-ными людьми, но Кряква обнаружила потерю и закричала на всё устье:
— Сынок, где ты? Кряк? Опять к Вороне поплыл! Сейчас же вернись!
А Селезень поднялся над кустами - и понёсся на Ворону, точно Сокол. Чёрная птица снялась с ветки и по-старчески полетела в дремучую тайгу. А Селезень упал в воду рядом c Кряком и замахал на него крыльями.
— Учись летать, а не крякать зря! — закричал отец.— Иначе докрякаешься до беды!
— Ворона знает про живую воду, которая не замер-зает! — пискнул Кряк.
— Слушай больше эту чернуху! — Отец шлёпнул крылом Кряка, и тот перелетел островок с жёлтой осокой и плюхнул-ся рядом с братьями и сестрёнками.
— Дальше не получается? — пискнул брат Кряка.
— Пока не могу,— пожаловался Кряк,— крылья не держат.
— Что же мы будем делать? — запечалились утята.
— Ничего, ещё есть время,— отозвалась ласково Кряк-ва.— Встанете на крылья, мои маленькие!
Но время бежало быстрее, чем крепли крылья. Солнце, как ожиревшая утка, стало ниже и ниже летать над гольцами. Река понесла в низовья жёлтые листья, камни выставили из неё свои спины. В тайге закричали рогатые звери — изюбри. От их рёва утята сбивались в один комок. Они не знали, что это для них не опасность. Беда как раз в сородичах. В таких же утках-кряквах, что прилетели как-то по зорьке большим караваном и сели в самую крупную протоку Светлой реки.
— Кря-кря-кря! — кричал Вожак стаи, крутя головой на крепкой шее с белым колечком из нежного пуха.— Кряквы, сюда, ко мне!
  Крячата сравнили себя с пришельцами и опечалились: родичи были больше, жирней и сильнее их выводка, хоть прилетели с холодной стороны. Даже мать с отцом уступали во всем пришельцам — вымотались с детьми.
— Полетим отдельно? — предложил Кряк на семейном совете.— Помаленьку, полегоньку — и доберёмся до жаркой стороны.
— Нет, нам придётся оставить вас, дети,— прокрякал Селезень.— Ничего не поделаешь.
— Бросите нас одних!? — удивился Кряк.— Разве это по-утячьи!
— Это закон птиц,— сурово отозвался Селезень.— Силь-ный улетает, слабый остаётся!..
— Что поделаешь, сынок,— подтвердила Кряква.— Зато будущей весной мы вернёмся и выведем вовремя ваших братишек и сестрёнок... И род наш не угаснет!
— А если и вы в пути погибнете? — воскликнул Кряк.
— Хватит воду мутить,— перебил его Селезень.— Пора нам лететь в стаю, иначе будет поздно...
— Сейчас, я только попрощаюсь с каждым,— взмолилась  Кряква и подплыла к перепуганным детям.
Мать стала проворно ощипывать их перышки, взъеро-шенные осенним ветром, приглаживать серый пушок на грудках и оклёвывать жёлтые листья и хвоинки, прилипшие к худым спинкам утят. Она приговаривала самые нежные слова, какие только были в утином языке. Она успокаивала утят и советовала им быть умницами.
— Если будете друг за друга, вам удастся стужу обма-нуть,— закончила она свои наставления,— тогда мы встре-тимся снова!
— Почему бы и вам не остаться с нами? — опять вмешал-ся неугомонный Кряк.— Вместе и перезимуем!
— Почему? — поддержали брата и остальные.— Почему всем нам не остаться на зиму?
— Утки должны улетать от снега,— отрезал Селезень.— Это закон уток!
— А чего мы боимся так снега? — спросил Кряк.— У нас тёплые перья.
— Со снегом приходит мороз,— объяснил Селезень.— Он закрывает всю воду от нас льдом.
— А Ворона говорит, не всю воду лёд закрывает зимой,— возразил Кряк.— Есть кое-где живая вода, она не поддаётся морозу.
— Ворона спасается возле людей,— объяснил Селезень.— А нам человек посылает тяжёлых мошек с огнём.
— А не поискать нам живую воду на озере? — вступилась Кряква.— Не могу я бросить своих детей!
— Ты забыла заветы Вожака! — закричал Селезень.— Летим сейчас же, иначе будет поздно!
Он взмахнул крыльями, пробежался по воде и взлетел. Покружился над голыми островками в насквозь прозрачной воде и не увидел знакомой стаи. Сплыла незаметно вся стая сородичей в озеро, не захотела брать слабых соседей.
— Одни! — крякнул Селезень и бросился в воду как камень.— Одни остались!
Он подплыл к утятам, сбившимся около матери, и долго кричал на своём языке, распекая Кряка за баламутство.
— Погибнем мы все теперь,— кричал Селезень на всю заводь,— из-за твоей фантазии род наш переведётся, про-клятый крячишка!
Селезень пытался сорвать злость на сердобольной Кряк-ве, но охрип и потерял голос. А тут полетели снежинки из тучи, напоминающей коршуна. И Селезень умолк, нахохлил-ся и стал хватать еду, которую неутомимо несла речка. Светлая речка сносила теперь в озеро всякую мелочь, которая летом кружила в воздухе, ползала по кустам, размно-жалась в верховьях. Теперь это была пища утиной семьи. И крячата недолго тужили. Мало-помалу они успокоились и пустились вслед за отцом поглощать жучков, мотыльков и бабочек.
Первые снеги выпали и растаяли на берегах, и снова как будто пришло лето. Крылья утят крепли день ото дня. Перья Кряка и двух его братьев налились синим, зелёным, фиолетовым цветами. А четыре сестры Кряка превратились в крепких, похожих на мать уток. Теперь бы лететь и лететь им в жаркую сторону. Но тяжкие снежные тучи приковы-вали к воде. Да и куда полетишь без настоящего вожака?
— Может, перезимуем? — крякала по утрам Кряква, стараясь смягчить настроение Селезня.— Бабушка рас-сказывала, что и в наших местах есть неукротимая вода... Не поддаётся она никакому морозу.
Но Селезень в сказки не верил. Он становился угрюмее по мере того, как лёд обмётывал берега. Пошла по речке шуга — пришлось забиваться в заводи. А тут и заводи подмёрзли. Остановились во льду жёлтые листья и сучки и пузыри воздуха. 
 — Такая же участь ждёт и нас,— крякал Селезень.— Всех нас! О, несчастный наш род!
А лёд подкрадывался с обоих берегов. Оставалась не-укрощённой лишь самая середина реки. Вода бурлила, не хотела смиряться со льдом. Но с белых гольцов слетал ледя-ной ветер, проносился над речкой, и зубья льда становились длиннее. Вот-вот захлопнется страшная челюсть зимы!
Все меньше пищи приносила река, всё чаще наталкива-лись утки на ледяные закраины. Скоро им не стало хватать места в узкой парящей протоке. И Селезень раз оттолкнул Кряка. А за отцом голодные братья и сестры бросились клевать Кряка и наталкивать его на лёд.
— За что, братцы? — спрашивал Кряк.— Что я такого сделал?
— Всё из-за тебя, проклятый крячишка! — закричал Селезень.— Вон отсюда! Можешь лететь на свою Живую воду!
И мать ничего не могла поделать. Она лишь грустно посмотрела на сына чёрными бусинками и принялась очищать лёд с перьев других утят. Кряк пытался ходить по льду. Но утки плохо передвигаются по твёрдому, да ещё скользкому. Лапки прилипали к гладкой холодной поверхности. А Кряк не хотел вмерзать в лёд, как палый лист. В утёнке билось горячее сердце, и мысли роились, как лёгкая мошкара над во-дой в летний вечер.
«Полечу, куда глаза глядят,— решил он.— Не может быть, чтобы всё покорилось морозу!»
— Прощайте! — крикнул он, расправляя оледенелые крылья.
Последний раз он пронёсся над родным устьем, прибли-зился к полынье и взмыл над нею вверх: никто не позвал его назад. «Буду лететь, пока хватит сил,— решил Кряк.— А если не найду к вечеру воды, упаду на лёд и разобьюсь, чтобы не мучиться больше».
И он полетел вдоль побережья Великого озера, стараясь сохранить силы на целый день. Кряк зорко глядел вниз, но видел только себя самого в холодном зеркале льда. Белые трещины рассекали повсюду лёд, но и в трещинах вода уже застыла. Красные лучи солнца не могли растопить льда, и светило старалось быстрее уйти за гольцы, набрать сил в Тёплом океане.
А Кряку негде было набраться сил. Крылья немели у него, глаза кололо, как под водой. А тени от берега росли, вытя-гивались в озере. Они доставали Кряка своими крыльями, и всё труднее было уходить от них.  В одном месте он заметил блеск живой воды. Рванулся туда и увидел устье реки. В узкой протоке плавали гуси.
— Га-га-га,— закричали они, увидев Кряка.— Мы сами замерзаем! Нам самим не хватает места! Лети, откуда при-летел, утёнок!
И Кряку пришлось снова набирать высоту. Но далеко он не мог уже подняться. И летел над самым берегом, над оснеженными кустами, ёлками, соснами. Ему не хотелось умирать, и он из последних сил оглядывал озеро — не сверкнёт ли где свободная вода?
А вода оказалась на берегу. Утёнок вглядывался в мёртвое озеро и пролетел зелёный островок среди белой тайги. Но до слуха его вдруг донёсся слабый плеск.
«Мерещится»,— подумал Кряк, но крылья сами встали поперёк, и он развернулся назад. И подлетел из последних сил к зелёным кустам... среди которых бежал ручей! Этому ручью, казалось, не страшен был никакой мороз. Он отби-вался от него горячим паром. И в тепле зеленела трава, жили, как летом, кусты. «Сон вижу, что ли? — не поверил глазам Кряк.— А может, смерть так встречает уток?»
Наконец, силы оставили Кряка, и он плюхнулся в ручей. Лапки оказались в теплой воде, будто летом на мелководье. Кряк поплыл вверх — вода стала горячее, сплыл вниз — холоднее. Кряк ущипнул себя — нет, он был живой, невре-димый и плавал в тёплом ручье.
«Выходит, Ворона права, — подумал Кряк.— Она хоть и чёрная птица, а кое-что полезного знает... Получается, летом этот ручей незаметен, и утки его пролетают, зато зимой живая вода во всеуслышанье заявляет о себе самым краси-вым пением!»
Кряк стал плавать взад и вперёд, прикидывая, сколько уток могло бы перезимовать в тёплых водах ручья. Но не осилил счёта, да и глаза у него слипались от усталости. Кряк положил голову на крыло и задремал.
И во сне он видел жаркие страны с вечнозелёными ка-мышами, и много прекрасных уток плавало в тех камышах, а также гусей, лебедей и других птиц.
Вспомнив про свою обиду, Кряк проснулся. И тут же его утиное сердце забилось от счастья. В зимних лучах солнца переливался Горячий ручей. Белый пар клубками поднимался над водой, оседая на дальних кустах бахромчатым инеем-куржаком. Вблизи всё зеленело, как весной.
«Вот чудо так чудо!» — подумал Кряк, принимаясь за туалет. Он почистил перышки. Потом стал щипать травку по берегам, доставать водоросли со дна, гоняться за маль-ками и собирать личинок. Он быстро насытился, и мысли опять зароились в его голове. Кряк вспомнил свою семью. Он представил, как братья и сестры его сбились в кучу вокруг матери, а Селезень выгоняет на лёд ещё кого-нибудь.
«Сильный распоряжается, слабый подчиняется,— вспомнил он птичий закон.— А теперь я сильнее всех из своей семьи! Выживу и продолжу род!»
— Нет! — прикрикнул он на себя.— Такому роду, что бросает в беде близких, лучше не быть!
Он долго разгонялся — лапки не хотели выходить из тёплой воды. «Будь селезнем!» — приказал он себе и выско-чил из ручья.
Холод сжал его ледяными объятьями, воздух омораживал всё внутри, но Кряк полетел в обратный путь. Теперь у него была ясная цель, и он обгонял солнце. Кряк возвратился к устью Светлой речки, когда солнце стало только клониться к Тёплому океану. Солнце не могло склевать весь холод и спешило на отдых. Протока, в которой спасалась семья Кряка, стала маленькой, точно утиный клюв.
Брат Кряка стоял на льду, поджав красную лапку, и хныкал:
— Пустите меня назад... хочу жить...
— Мы все будем жить! — закричал Кряк и соколом свалился в полынью, обдав брызгами своё семейство.— Здравствуйте!
— Ты... жив? — пробормотал Селезень.
— И вас собираюсь спасти,— сообщил Кряк.— Летим!
— Куда? — всполошился Селезень.— Куда ты нас тя-нешь, крячишка?
— Летим! Где тёплая вода и полно всякой еды,— отозвал-ся Кряк.— Кто не хочет мне верить, может оставаться!
И Кряк, не теряя времени на разговоры, поднялся в воздух. Он слышал за хвостом звон льда и свист крыльев: братья поднялись за ним, сестры, мать и последним — Селезень.
Вместе лететь было веселее. Да ещё Кряк ощутил себя по-настоящему взрослым. Селезень пробовал стать с ним вровень, но Кряк опередил отца. Сейчас он был вожаком, ибо испытал больше всех, преодолел слабость и знал путь. Он не огибал извилины берега, а пересекал напрямую засне-женные мысы. И вместе с последним взмахом солнца вся семья опустилась в Горячий ручей.
— Ой, какая тёплая вода! — вскрякнули утки.
— Сколько здесь корма!
— Живые кусты?
Кряква подплыла к утёнку Кряку и стала приглаживать перья на усталых крыльях сына.
— Укромное местечко,— заметил Селезень, подплывая к Кряку. — Мы теперь здесь хозяева и никого не пустим!
— А вы видели гусей?  —  спросил Кряк.
— Видел, — отозвался Селезень,— куда девалась их спесь?
— А если им помочь? — предложил Кряк.
— Гуси занимают столько места! — возразил Селезень.— Они объедят нас!
— Вы хуже Холода, отец! — откликнулся Кряк.— Хуже Коршуна и Вороны!
— Ты на кого повышаешь голос, крячишка? — напы-жился Селезень.— Вот я тебя клюну сейчас, будешь знать своё место!
И Селезень бросился на Кряка. Но тут братья подплыли к Кряку и выставили свои клювы против Селезня. И мать вроде бы не заметила такой дерзости утят.
— Крячишки! — крекотал Селезень.— Мне власть заве-щана Вожаком!
— Властвуйте,— ответил Кряк.— А я буду спасать всех, кто умирает во льдах!
И наутро он улетел опять, и ещё не успело сесть в Океан солнце, как возвратился утёнок с гусями.
Теснее стало в ручье, но корма хватало на всех. И гуси вели себя очень вежливо — они благодарны были Кряку.
А Кряк облетел все соседние речки и привёл с собой двух лебедей со смешными длинными шеями, трёх чирков и хромого журавля. В Горячем ручье стоял весёлый плеск до самой весны. Но вот солнце набрало силы в своем Океане и ударило по льду Великого озера тысячью жарких клювов. Солнце взломало твёрдый покров и стало сгонять в озеро воду с гольцов. И обитатели Горячего ручья вдруг почувство-вали, как тесен, беден и слишком горяч их ручей.
Первыми поднялись в воздух гуси-красавцы.
— Летимте с нами! — гоготали они, кружась над Горячим ручьём.— Вместе! Вместе!..
— Пора! — отозвался Кряк.— И мы с вами!
— Ни одна утка не пролетела! — вмешался Селезень.— Остановитесь!
— Мы будем первые! — разнёсся серебряный голос Кряка.— Первые, сильные, счастливые! Кря-кря!
И на его призыв засвистели крылья — утки поднялись в голубой простор. А Селезню пришлось стать за новым вожаком.