Машкин Г. Н. / Произведения
Утенок Кряк
Долго летела стая кряковых уток из Жарких Стран в сторону Холода. И много их погибло в пути. Одни отстали, другие разбились в тумане об острые скалы, несколько кряков запутались в рыбачьих сетях, Сокол настиг одну молодую утку на Мутной Реке, и под выстрелами охотников падали кряквы на всем пути от вечнозеленых камышей до Великого Озера. И к озеру прилетело всего три утки из целой стаи: Вожак, молодая Кряква и молодой Селезень.
— Скоро мы будем дома, в устье Светлой Реки, — крякнул Вожак молодым. — Скоро!
И тут из кустов на зеленом мысу выскочило рыжее пламя, разнесся над озером звон, и железные мошки впились в крылья Вожака.
— Будьте осторожны, дети! — предупредил он по-утиному, падая в волны. — Спасите наш род!
Кряква и Селезень рванулись ввысь и полетели дальше, боясь приблизиться к страшной земле.
Но людей становилось меньше на берегу и все ближе протягивали к уткам острые скалы горы-гольцы, а речки меж ними — заманчивей и приветливей.
— Это и есть Светлая Река! — крикнул наконец Селезень и стал заворачивать к устью.
Речка была быстрая, и на ее дне различался каждый камешек, и рыбешки не могли ускользнуть от утиного взгляда.
А в устье вода замедляла ход. Здесь были кустистые островки, пышные кочки и много осоки — самое место для гнезд.
— Давай быстрей строить гнездо, — предложил Селезень Крякве. — Надо вовремя вывести утят...
И они стали сооружать гнездо на колючей кочке. Когда утиное гнездо было готово, Кряква снесла пятнадцать яиц и села на них. Она долго сидела на яйцах и ей казалось, что скоро начнут вылупляться пушистые утята. Но тут пошли проливные дожди. Гольцы окутались туманом, и Светлая Река потемнела. Пена окутала кочку, в гнездо, словно холодная змея, поползла вода. *
— Спасайся! — крякнул Селезень.
— Как же я брошу яйца? — спросила Кряква печально.
— Снесешь новые, — объяснил Селезень.
Они перелетели на высокий островок и, не теряя времени, стали таскать соломинки для нового гнезда. Потом Кряква снесла еще десять яиц и опять села их греть.
Вылупились крячата, когда чирки, крохали и шилохвостки уже плескались в заводях, бегали по воде и начинали летать.
Пробовали крячата угнаться за соседями, да где там! Только посмеивались другие утки, глядя на юркие пушистые комочки, будто сами не были такими. И как ни старалась Кряква выискивать лучший корм для своих малышей, она не смогла откормить их к осени. И Селезень, как ни бился, ни обучал детей летать, не мог поставить кричат на крыло.
А соседи сходились уже в стайки, пристраивались к табунам, вылетали на озеро.
Ворона все чаще прилетала к неудавшимся утятам. Черная птица садилась на сухой отросток кедра-стланика и разглядывала крячат своими зоркими кругляшами.
Один Кряк не боялся подплывать к Вороне. Он храбро греб лапками к берегу, шумно трепыхал отростками крыльев и пищал:
— Ты почему все одна, тетя Ворона?
— Мне и одной не хватает еды, — каркала черная птица.
— А нам хватает!
— Трава и жуки не подходят мне.
— Почему это не подходят?
— Попробовали б вы зимой найти свою траву и жуков.
— А зимой везде лед? Везде-везде вода подчиняется морозу?
— Говорят, кое-где не подчиняется, да искать надо...
— И ты искала, тетя Ворона?
— Я другое ищу, — крякнула черная птица, — где кто лапы свои раскинул...
— Как это раскинул? — удивился Кряк и попытался раскинуть свои лапки на воде.
— Получится, коли не улетишь от мороза, — отозвалась черная птица, и ее кругляши сверкнули, словно мольки на глубине.
— А если все улетим, — полюбопытствовал Кряк, — тогда будешь искать, где живая вода зимой?
— Легче возле людей кормиться, — ответила мудрая Ворона, — у нас одинаковые вкусы.
Кряк даже подпрыгнул от удивления. Он хотел тут же спросить Ворону, как это ей удается жить рядом со страшными людьми, но Кряква обнаружила потерю и закричала на все устье:
— Сынок, ты где? Кряк? Опять к Вороне поплыл! Сейчас же вернись! Кому говорят!
А Селезень поднялся над кустами и полетел на Ворону, точно Сокол. Черная птица снялась с ветки и по-старчески тяжело полетела в дремучую тайгу. А Селезень упал в воду рядом с Кряком и замахал крыльями.
Лучше б учился летать, чем разговоры разговаривать! — за-крякал отец. — А то бросим вас на Ворону эту, будете знать!
— Лечу! — пискнул Кряк, подпрыгнул и забил крыльями. Пе-релетел островок с желтой осокой и плюхнулся рядом с братьями и сестренками.
— Не получилось? — пискнул брат Крик.
— Пока не получается, — пожаловался Кряк.
— Ничего, еще есть время, — отозвалась ласково Кряква. — Встанете на крылья, мои маленькие!
Но время бежало быстро. Солнце, как ожиревшая утка, стало ниже и ниже летать над гольцами. Река понесла в низовья желтые листья, камни выставили из нее свои спины. В тайге закричали рогатые звери-изюбры. От их рева утята сбивались в один комок и не могли уснуть до утра. Они не знали, что это для них не опасность.
- Беда как раз в сородичах. В таких же утках — кряквах, что прилетели как-то по зорьке большим караваном и сели в самое крупное улово Светлой Реки.
Крячата сравнили себя с пришельцами и опечалились: утки с верховья озера были больше, жирней и сильнее их выводка. Да и мать с отцом уступали во всем пришельцам — вымотались с детьми.
— Может, нам лучше лететь отдельно? — предложил Кряк на семейном совете. — Помаленьку, полегоньку и доберемся до Жаркой Стороны.
— Нет, нам придется оставить вас, дети, — прокрякал Селе¬зень. — Ничего не поделаешь.
— Бросите нас одних?—удивился Кряк.—Разве это по-утячьи?
— Это закон уток, — сурово отозвался Селезень. — Сильный улетает, слабый остается!..
— Что поделаешь, сынок, — подтвердила Кряква. — Зато бу¬дущей весной мы вернемся и выведем вовремя ваших братишек и сестренок...
— А если вы в пути погибнете? — воскликнул Кряк. — Вы из-мучились с нами и слабее соседей!
— Хватит воду мутить, — перебил его Селезень. — Пора нам ле¬теть в стаю, иначе будет поздно...
— Сейчас, я только попрощаюсь с каждым, — прокрекотала Кряква и подплыла к перепуганным детям.
Она стала проворно ощипывать их перышки, взъерошенные осенним ветром, приглаживать серый пушок на грудках и склевывать желтые листья и хвоинки, прилипшие к худым спинкам утят. Мать прикрякивала самые нежные слова, какие только были в утином языке. Она успокаивала утят и советовала им быть умницами.
— Может быть, вам удастся перезимовать, — закончила она свои назидания.
— Тогда почему бы и вам не остаться с нами? — опять вмешался неугомонный Кряк. — Вместе и перезимуем!
— В самом деле, почему? — поддержали брата и остальные. — Почему всем нам не остаться на зиму?
— Да потому, что утки должны улетать от снега, — отрезал Селезень.
— А чего мы боимся так снега? — спросил Кряк. — У нас теплые перья.
— Со снегом приходит мороз, — объяснил Селезень. — Он за крывает всю воду от нас льдом.
— А Ворона говорит, не всю воду лед закрывает зимой, — возразил Кряк. — Есть кое-где живая вода, она не поддается морозу.
— Ворона спасается возле людей, — объяснил Селезень. — А. нас человек убивает!
— А не поискать нам живую воду на озере? — вступилась Кряк¬ва. — Не могу я бросить своих детей!
— Ты забыла наказ Вожака! — закричал Селезень. — Летим сейчас же, иначе будет поздно!
Он взмахнул крыльями, пробежался по воде и взлетел. Покру жился над голыми островками в насквозь прозрачной воде и не увидел знакомой стаи. Уплыла незаметно вся стая сородичей в озеро, не захотела брать слабых соседей.
— Одни! — крякнул Селезень и бросился в воду, как камень. — Одни остались!
Он подплыл к утятам, сбившимся около матери, и долго кричал на своем языке, распекая Кряка за баламутство.
— Погибнем мы все теперь, — кричал Селезень на всю заводь,— из-за твоей философии род наш угаснет, противный мальчишка!
Селезень пытался по-всякому обозвать сердобольную Крякву, но охрип и потерял голос. А тут полетели снежинки из тучи, напоминающей коршуна. И Селезень умолк, нахохлился и стал хватать еду, которую неутомимо несла речка.
Светлая Река сносила теперь в озеро всякую мелочь, которая летом кружила в воздухе, ползла по кустам, размножалась в верховьях.
Теперь это была пища утиной семьи. И крячата недолго тужили. Они бросились вслед за отцом поглощать жучков, мотыльков, бабочек. И жирели на глазах родителей.
Первые снега расстаяли на берегах, и снова как будто пришло лето. Крылья утят крепли день ото дня. Перья Кряка и двух его братьев налились синим, зеленым, фиолетовым. А четыре сестры Кряка превратились в крепких, похожих на мать уток. Теперь бы лететь да лететь им в Жаркую Сторону. Но тяжкие снежные тучи приковывали к воде. Да и куда полетишь без вожака?
— Может, перезимуем? — крякала по утрам Кряква, стараясь смягчить настроение Селезня. — Бабушка рассказывала, что в наших местах есть неукротимая вода... Не поддается она никакому морозу.
Но Селезень в сказки не верил. Он становился угрюмее по мере того, как лед обметывал берега. Пошла по речке шуга — пришлось забиваться в заводи. А тут и заводи подмерзли. Остановились во льду желтые листья, сучки и пузыри воздуха.
— Такая же участь ждет и нас, — крякал Селезень. — Всех нас!
И шло к тому. Лед подкрался с обоих берегов. Оставалась неук-рощенной лишь самая середина реки. Вода бурлила, не хотела смиряться со льдом. Но с белых гольцов слетал ледяной ветер, проносился над речкой, и зубья льда становились сильнее.
Все меньше пищи приносила река, все чаще наталкивались утки на ледяные закраины. Скоро им не стало хватать места в узкой парящей протоке. И Селезень раз оттолкнул Кряка. А за отцом голодные братья и сестры бросились клевать Кряка и выталкивать его на лед.
— За что, братцы? — спрашивал Кряк. — Сестренки, что я та¬кого сделал?
— Все из-за тебя, проклятый мальчишка! — закричал Селезень. — Вон отсюда! Можешь лететь на свою Живую Воду!
И мать ничего не могла поделать. Она лишь грустно посмотрела, на сына черными бусинками и принялась счищать лед с перьев других утят.
Кряк пытался ходить по льду. Но утки плохо передвигаются по твердому, да еще скользкому. Лапки прилипали к гладкой холодной поверхности. А Кряк не хотел вмерзать в лед, как палый лист. В утенке билось горячее сердце и мысли роились, как мошкара над водой в летний вечер.
«Полечу, куда глаза глядят,— решил он.— Не может быть, что¬бы все покорилось морозу!»
Прощайте! — крякнул он, расправляя оледенелые крылья.
Последний раз он пронесся над ровным устьем, приблизился к полынье и взмыл над нею вверх: никто не позвал его назад.
«Буду летать, пока хватит сил, — решил Кряк. — А если не найду к вечеру воды, упаду на лед и разобьюсь, чтобы не мучиться больше».
И он летел размеренно вдоль побережья Великого Озера, стараясь сохранить силы на целый день. Он зорко глядел вниз, он видел только себя самого в холодном зеркале льда. Белые трещины рассекали повсюду лед, но и в трещинах вода уже застыла. Красные лучи солн¬ца не могли растопить льда, и светило старалось быстрее уйти за гольцы, набрать сил в Теплом Океане.
А Кряку негде было набраться сил. Крылья немели у него, глаза кололо, как под водой. А тени от берега росли, вытягивались в озеро. Они доставали Кряка своими крылами и все труднее было уходить от них.
В одном месте он заметил блеск живой воды. Рванулся туда и увидел устье речки. В узкой протоке плавали гуси.
— Га-га-га, — закричали они, увидев Кряка. — Нам самим мало места! Лети, откуда прилетел!
И Кряку пришлось снова взмывать вверх. Но высоко он не мог уже подняться. И летел над самым берегом, над оснеженными кустами, елками, соснами. Ему не хотелось умирать, и он из последние сил оглядывал озеро — не сверкнет ли где вода?
А вода оказалась на берегу. Утенок вглядывался в мертвое озеро и пролетел зеленый островок среди белой тайги. Но из-за хвоста послышался плеск воды.
«Мерещится», — подумал Кряк, но крылья сами встали поперек, и он развернулся назад. И подлетел из последних сил к зеленым кустам, среди которых бежал ручей. Этому ручью, казалось не страшен был никакой мороз. Он отбивался от него горячим паром. И в тепле зеленела трава, жили, как летом, кусты. «Сон вижу, что ли?» —не поверил глазам Кряк.
Медленно опускался он кругами над этим таежным чудом, веря и не веря глазам. Наконец силы оставили Кряка, и он плюхнулся в ручей. Лапки оказались в теплой воде, будто летом на мелководье. Кряк поплыл вверх — вода стала горячее, сплыл вниз — холоднее. Кряк ущипнул себя — нет, он был живой, невредимый и плавал в теплом ручье.
«Выходит, Ворона была права, — подумал Кряк. — Только летом этот ручей незаметен, а зимой он открывается во всей красоте». Потом он задумался над тем, сколько уток могло бы перезимовать в теплых уловах этого ручья. Но в темноте не осилил счета, да и глаза у него слипались от усталости. Кряк положил голову на крыло и задремал.
И во сне он видел Жаркие Страны с вечнозелеными камышами и много различных уток плавало в тех камышах, а также гусей, лебедей и других птиц. И все они жили мирно между собой и делились опытом, как находить корм, как уйти от охотника, как перезимовать в случае беды...
Вспомнив про беду, Кряк проснулся. И тут же его утиное сердце забилось от счастья. В зимних лучах солнца переливался Горячий Ручей. Белый пар клубами поднимался над водой, оседая на дальних кустах бахромчатым инеем-куржаком. А вблизи все зеленело, как весной.
«Только и оценишь летнюю красоту зимой», — подумал Кряк, принимаясь за туалет. Он почистил крылышки. Потом стал щипать травку по берегам, доставать водоросли со дна, гоняться за мольками и собирать личинок. Он быстро насытился, и мысли опять зароились в его голове. Кряк вспомнил свою семью. Он представил, как братья и сестры его сбились в кучу вокруг матери, а Селезень выгоняет на лед еще кого-нибудь.
«Сильный распоряжается, слабый подчиняется», — вспомнил он птичий закон.— Но теперь я стал сильнее всех из своей семьи! — подумал Кряк. — И как же мне распорядиться своей силой? По- утячьи?»
— Нет! — крякнул он на все улово. — Я должен забыть обиду! Должен лететь к своей семье и спасти всех!
Он долго разгонялся — лапки не хотели выходить из теплой веды. «Будь мужчиной!» — приказал он в конце концов сам себе и выскочил из ручья.
Холод сжал его ледяными объятиями, воздух смораживал все внутри, но Кряк полетел в обратный путь. Теперь у него была твердая цель, и он возвратился к устью Светлой Реки, когда солнце стало только крепиться к Теплому Океану. Солнце ничего не могло поделать с Морозом. Протока, в которой спасалась семья Кряка, стала маленькой, точно утиный клюв.
Брат Крик стоял на льду, поджав красную лапку, и хныкал:
— Пустите меня назад... хочу жить...
— Мы все будем жить, — закричал Кряк и соколом свалился в полынью, обдав брызгами свое семейство. — Здравствуйте!
— Ты... жив? — опешил Селезень.
— И вас собираюсь спасти, — сообщил Кряк. — Летим!
— Куда? — всполошился Селезень. — Куда ты нас тянешь,
мальчишка?
— Где теплая вода и полно всякой еды, — отозвался Кряк. — Кто не хочет мне верить, может оставаться!
И Кряк, не теряя времени на разговоры, поднялся в воздух. Он слышал за хвостом плеск воды и свист крыльев: семья понеслась за ним.
Вместе лететь было веселее. Селезень пробовал стать с ним вровень, но Кряк опередил отца. Сейчас он был вожаком, ибо знал путь. Он не огибал извилины берега, а пересекал напрямую заснеженные мысы. И вместе с солнцем вся семья опустилась в Горячий . Ручей.
— Ой, какая теплая вода! — вскрякнули утки.