Машкин Г. Н. / Произведения

Кабаржонок Кабик

После рождения Кабик, начисто вылизанный мамой-кабаргой, вскорости остался один.
– Мне надо пастись, – объяснила своему оленёнку Каба по-своему, лизнула мордочку сына шершавым языком и предупредила: – Сиди смирно, не высовывайся из пещеры и зря не кричи. Захочешь сильно есть – зови нашим сигналом-писком. Прибежит любая подруга, накормит тебя, телочек мой.
– Чужая мама накормит? – пискнул Кабик.
– Это наш завет, – сказала Каба. – Но этим законом маленьких оленей пользуются люди – двуногие пахучки. В нашей приозёрной тайге появляется такой, кривоногий, с узкими глазами и шрамом на лбу. Он ставит капканы и петли на разных наших братьев, мечет молнии из прямой палки и может выдувать наш сигнал из кусочка бересты. Бойся этого Охотника, Кабик!
– Буду смирно лежать в пещере и ждать тебя, мама, – пропищал оленёнок. – Не хочу другого молока!
– Голод заставит, сынок... – Каба ещё раз лизнула малыша, прислушалась к шуму тайги снаружи и протиснулась в узкую расщелину из пещеры на простор распадка, откуда лился на кабаржонка зелёно-голубой свет.
В дневном свете на стенах пещеры мерцали застывшие натёки цвета шкуры кабарги. Бегущие    потоки Кабик уже видел после своего рождения, когда перед их скалой таял снег. Тогда над лазом нависли прозрачные соски, с них капала вода, и капли перервались на солнце так, что больно было смотреть на них. Глядя, как мать из лужи пьёт, Кабик и сам выскочил наружу, поглядел на своё отражение рядом с солнцем:
– Мама, я меньше зайца?!
– Не забывай лизать мумиё, – напомнила Каба, – станешь большим и крепким, как твой отец.
– А где мой папа? – спросил Кабик.
– Он ушёл искать новые отстой, сынок, – ответила мать потянула ноздрями ветерок с верховьев хребта, с которого начинался их    распадок со скалистыми бортами. – Наши скалы теперь известны людям. Пещеру они могут скоро обнаружить. Здесь целебное мумиё – из-за него нас не пощадят.
– Му-ми-ё-ё-ё! – запрыгал по полянке Кабик. – Целебное-е! Мумиё! Мумиё...
…Пасясь однажды вдали от своих скал-отстоев, на которых отстаивались кабарожки при появлении рыси, росомахи или волков, Кабик услышал тяжёлую поступь. Кабаржонок затаился на скальном гребешке, сливаясь с бурым камнем. При малейшей опасности олешка готов был дать стрекача, заскочить на первый каменный карниз и по неприметным выступам взбежать на зуб-отстой, где его не достать никакому хищнику, даже Охотнику. Однако любопытство удерживало на месте, и Кабик лишь зорко всматривался колючую гущу таёжного косяка да прядал ушами.
И вот из-под кривой сосны показался рыжий изюбрь. Вернее, матка, потому что на голове великанши не было рогов, а под брюхом заманчиво розовели соски. Такого зверя, по заверениям матери, не надо было бояться, и Кабик спрыгнул на моховую полянку.
– Ты Кабик из пещеры? – спросила изюбриха.
– Я сын Кабы и Кабара, – подтвердил кабаржонок. – Да папа в дальних гольцах, и мама задержалась.
– Не жди больше маму, малыш, – вздохнула великанша, подошла ближе на своих мощных ногах и почесала спинку кабаржонка языком. – Мать твоя попала под молнию Охотника.
– Моя мама... такая ловкая... не ушла от Охотника? – пролепетал Кабик.
– Охотник со шрамом на лбу подозвал её вашим писком в берестяной манок, – объяснила изюбриха. – Я видела, как обожгла молния человека твою маму, слышала её последние слова.
– Последние... – Кабик опустил голову, ноги его подкосились, а в глазах зарябило от слёз.
– Зови меня Зюбой, – сказала изюбриха. – Я тоже теперь одинока. Моего телка вчера загнали волки. Высасывай моё молоко, сынок. Нам надо жить несмотря ни на что, Кабик, это закон Тайги.
С этими словами Зюба подставила вымя оленёнку, и тот потянул сосок, брызнувший молоком с незнакомым привкусом.
Зюба несколько раз по-матерински исправно приходила на зов Кабика, подставляла ему своё вымя и кормила досыта. Кабик ощущал, как день ото дня крепнут его ноги, подрастает шелковистая шёрстка и пробиваются крепкие клычки. Он уже стал приставать к Зюбе, чтобы та взяла его с собой до Великого Озера, где изюбри выгрызали солёную землю для хорошего самочувствия. Но однажды на призывный крик кабаржонка Зюба еле проломилась сквозь березнячок, охнула и упала возле Кабика. Малыш вдруг увидел рану на ноге Зюбы, из которой стекала кровь.
– Попала я под молнию Охотника, – прерывисто простонала изюбриха. – Пошла ночью поесть солёную землю, а человека в кустах не разглядела, и ветер был в    его сторону. Теперь Охотник сходит за собаками и будет искать меня    по следам... Прощай, сынок... Спрячься в пещеру и молчи... Запах мумиё перебьёт собакам дух от тебя...
– Нет, Зюба, я не    брошу тебя! – возразил Кабик и боднул изюбриху в шею. – Вставай! Пойдём вместе! Пещера большая, мумиё спасёт тебя! Я буду приносить тебе траву и листья!
– Собаки найдут нас по каплям крови, – простонала раненая.
– Посмотри вверх, – вскричал Кабик, задирая голову к небу, которое затягивалось тучами. – Вода скоро смоет следы!
Словно в ответ на зов кабаржонка из сизой тучи прыснуло каплями, посыпало траву и камни, и зашуршал в кустах дождь.
Наутро кабаржонок проснулся от похрустывания: Зюба жевала траву, доставала мумиё и приглаживала рану на ноге.
– Спасибо дождю, малыш, – сказала Зюба, – и тебе спасибо.
– Я принесу ещё целебную травку, – вскрикнул Кабик, цокнул копытцами по каменному полу и бросился в синюю расщелину. – Травка целебная – всем нам полезная!
В тенистой промоине Кабик нашёл несколько разлапистых растеньиц с синими цветами – мать называла их оленьей травой, маральим корнем. Каба разрывала корешки, грызла их и объясняла, как помогают они тем же изюбрям-маралам при недомогании, особенно с мумиё. Сейчас Кабик попасся сам, потом нарвал большой пучок листьев и понёс добычу к пещере. Там он бросил ворошок перед Зюбой и снова побежал за целительной травой, цветками и корнями. Теперь Кабик испытывал прилив сил, как бурный ручей на дне распадка.
Солнце после дождя светило так, что каждый листик, травинка хвойная игла испускали радужку. Великое Озеро между гольцов сверкало, как расщелина пещеры в середине дня. В такое время не хотелось вспоминать о злых хищниках, собаках и страшных Охотниках, тянуло на самые верхушки скал, прыгать и летать подобно птицам.
Однако прежде чем подступиться к маральему корню, маленький олень обвёл ближние скалистые отступы своими зоркими глазами. И от его взгляда не ускользнула тень за острой гривкой серого отвеса над ручьём. Тень шевельнулась, и стальная палка выдвинулась в щель между камнями. Узкий отблеск палки заворожил кабаржонка, заставил его замереть и ждать огненного выплеска, которым распоряжался Охотник.
Но преследователь, как видно, не мог приладиться к скале, пытался налечь на камень с ветвистой трещиной. И тот заскользил с подстава. Охотник качнулся вслед за полетевшим вниз куском, попытался схватиться за кустик и выдернул его из моховой подстилки. Не удержавшись, человек потерял свою палку и отправился вслед за камнем в ручей. Крик падающего Охотника разнёсся по всему ущелью, вспугнул ястреба с кривой сосны и поднял чаек у озера.
Кабик проследил, как человек упал в ручей, и крик его оборвался. Однако руки и ноги упавшего продолжали дёргаться. Ручей был мелкий, и Охотник стал выползать на берег. Здесь силы оставили его, человек уткнулся в траву и замер. Шрам на его лбу напоминал сейчас красный цветок.
– Мои ноги... – простонал Охотник.
Кабик оглянулся: нет ли кого поблизости? Но тайга лишь слегка шелестела травами и деревьями под тягучим ветерком с гольцов. Кабаржонку по извечным зарокам таёжной живности следовало уходить от беды в безопасное место, но жизнь ещё не умудрила его. Даже из детского любопытства животному захотелось проследить за Охотником, потерявшим своё ружьё.
Неслышным шагом Кабик приблизился к человеку, принюхался и ощутил запах крови. Вспомнив о ране Зюбы, кабаржонок отпрянул, но стон Охотника вновь остановил его. А в узких глазах раненого было столько мольбы о помощи, что Кабик заколебался: не стоит ли помочь? После долгого стона человека оленёнок решился: он сорвал листик маральего корня и стал жевать его, призывая человека сделать тоже.
– Маралий корешок кажешь мне?! – выговорил Охотник, отёр кровь с лица и подполз к растеньицу.
Откусив стебель, раненый начал медленно поедать целебную траву. Потом широко раскрыл глаза и забормотал:
– Однако ты не простой зверёк – ты дух тайги, ты тенгрий. Я буду слушаться тебя, кабарга! Вызволи меня! Хочу жить я… Жена у меня, дети, о тенгрий! Прости меня и спаси, неразумного. Не буду больше стрелять в зверьё. Клянусь, кабарга! Только спаси! Помоги выползти! Спаси меня! Молю...
Кабик между тем уже успел заскочить в пещеру и объяснить Зюбе, что ведёт за собой раненого Охотника. Изюбриха пыталась воззажать, но хозяин пещеры дёрнул хвостиком и возвратился к человеку. Обегая раненого, кабаржонок как бы подгонял его к ему жилищу. И человек вполз в тёмный расщел, пригляделся бугристому своду и бессильно закрыл глаза.
– Поднеси ему кусочек мумиё, – посоветовала вдруг Зюба. – Поправится Охотник скорее – нам на погибель.
– Он молил о помощи, – сообщил Кабик. – Я видел, как клялся не преследовать больше зверей.
– Люди коварны, – возразила изюбриха. – Язык у них изменчив, как ветер на нашем Озере.
– Тайга улавливает любой ветер, – ответил Кабик совсем по-взрослому. – Остановит и Охотника тайга. Мумиё вылечит сердце от злобы.
И Кабик стал откалывать кусочки от стены, подносить их к человеку и выкладывать горкой у самой головы.
Когда Охотник очнулся, он увидел перед собой кучку камешков, источающих приятный запах. Тут же человек услышал, как похрустывают кусочки на зубах изюбрихи, а кабаржонок лижет наплыв стене.
– Слышал про полезную накипь от диких пчёл, – проговорил раненый, положил в рот кусочек и стал пережёвывать его. – Окаменелые остатки давнишних пчёл. Полезность большая в них при переломах да ранах. Поклон вам, тенгрии, что привели в такое целебное место. Отплачу вам добром. Молиться вам буду, жену упрошу, детей заставлю, родню... Выжить только...
Выживал Охотник быстрее, чем солнце осушало ручей в распадке. Не успел Кабик обойти все соседние распадки в поисках вкусного корма, как человек уже сел к стене пещеры и стал слизывать воду из трещин.
Потом он достал из своей сумки пахучий кусок, называя его «хлебом», и жевал, будто самую вкусную моховинку. И хлеб тот придавал человеку сил.
И как-то Охотник встал на ноги, ощупал стены и начал отколупывать кусочки мумиё. Пряча камешки в свой мешочек, он бормотал:
– Чудо и только. За неделю всего – такой прилив сил. Видно, от разных болезней может помочь. Это сколь народу можно вылечить, однако, одним моим мешком.
Кабик не понимал, отчего так блестят глаза человека, а руки жадно хватают даже крошки мумиё.
Зюба объяснила со вздохом:
– Охотник пользу свою увидел, теперь приведёт сюда много людей и собак. Разорят пещеру! Нам уходить надо, сынок.
– Разве мумиё не вылечит его сердце? – спросил Кабик. – Если наш камень лечит кости, то сердцу как устоять!
– У человека вечная отрава внутри, – вздохнула Зюба. – Её трудно выгнать.
– Подождём, – предложил Кабик. – Посмотрим, с чем придёт сюда снова Охотник?
– Он и нас самих потом может перебить, – печально сказала изюбриха. – Люди созданы для охоты на нас, собаки им помогают.
– Теперь ему не до собак, – пробовал успокоить изюбриху Кабик. – Из тайги как выбраться?
Человек между тем набил мешочек камешками, прижал его к груди и поклонился.
– Прощайте, духи мои, спасители. Пойду домой, как смогу. На вас молиться буду. И нашим людям мумиём помогу, соседям, друзьям, которые недомогают.
Человек ещё раз поклонился, перекинул мешок через плечо и пошёл на выход.
Ещё не окрепли крылья у ближнего выводка рябчиков, как и Зюба стала выходить из пещеры. Изюбриха паслась на цветущем склоне, то и дело поглядывая в сторону Озера, словно оттуда вот-вот могла появиться опасность. Однако Охотник как будто забыл про пещеру. Сам же Кабик осмелел до того, что стал уговаривать Зюбу добраться до берега Байкала и поглядеть на жилище человека.
Как вдруг однажды, когда травы стали жёсткими, а первые листья пожелтели, с берега донёсся какой-то гомон, глухие удары и свист, похожий на громкое птичье пение.
– Это люди! – встревожилась Зюба. – Идут к нам. Много людей!
– С собаками? – насторожил уши Кабик.
– Не слышно собак, – отозвалась изюбриха, – да уходить нам надо, пока не стреляют.
Кабик больше не возражал. Но любопытство удерживало его на тропке. Зюба тоже не могла идти быстрым шагом из-за неокрепшей ноги – ей пришлось останавливаться и отдыхать на отстоях.
– Сегодня люди непонятные, – вытягивала шею Зюба.
– За нами пришли? – вздохнул Кабик.
– Стальных палок не видно, – возразила Зюба.
В это время Охотник повалился перед пещерой на колени, воздел руки ко входу и затянул:
– О, святые духи! Благословенные тенгрии! Помогите нам в нашей беде! Дайте целебное мумиё! Детей вылечить помогите! Болезнь напала на них нехорошая! Помогите, духи тайги! Кончилось мумиё у нас. Дайте войти в Священную пещеру, духи тайги! Впусти нас, пещера! Помогите, звери!..
Остальные люди тоже опустились на колени. Протянули руки к пещере и повторили за Охотником:
– Помоги, Священная пещера-а-а!..
Эхо пронеслось по распадку, отразилось в скалах и вознеслось к вершинам гольцов.
– Пусть люди возьмут мумиё, – отозвалась Зюба. – Их дети будут помнить доброе!
– А мы поищем моего отца, – вторил Кабик. – Он нашёл другие пещеры.
– И мы найдём ещё не одно такое место, – согласилась Зюба. Встряхнула красивой головой и сделала шаг по зубчатому гребню. – Наша тайга богата на такое чудо.
Кабик согласно взбрыкнул и последовал за Зюбой на тонких, но крепких ногах.