а б в г д е ж з и к л м н о п р с т у ф х ц ч ш э ю я

Волкова С. Л. / Произведения

Старинная песенка

Самыми главными в доме были часы. На них целый день поглядывали и слушались их взрослые и мальчик Антошка. Часы приказывали, когда идти на улицу, когда – спать, когда – в школу. Раз-два... – ходил туда-сюда медный маятник, тик-так... – стрекотало за дверцей. И каждый раз, когда короткая стрелка замирала против какой-нибудь цифры, на весь дом певуче раскатывалось – динь-дон-динь-дон...

Да, часы следили за порядком неустанно. Но даже они вдруг ни с того ни с сего останавливались. И обязательно почему-то под Новый год.

 – Значит, часовщик Евгеньев придёт, – уже знал Антошка.

Часовщик приходил, раскладывал крошечные блестящие щипчики, отвёртки, молоточки, доставал из футляра лупу в чёрной оправе.

Открывал дверцу часов ключом. И что-то разбирал, собирал и смазывал. Щипчики позванивали, молоточки стучали, Евгеньев хитро подмигивал Антошке свободным глазом. Он знал какую-то тайну! Это было видно сразу! Спросить бы... Но Антошка стеснялся. И часовщик, уходя, говорил только:

 – Часам этим в обед двести лет. Но ничего: вот отдохнут и как миленькие опять пойдут.

Прошёл целый год. Антошка подрос, а часы опять встали.

 – Тук-тук, – постучался Евгеньев в окно. – Часового мастера звали?

На этот раз, дождавшись, когда часовщик разденется и согреет руки, Антошка спросил, набравшись духу:

 – А почему часы каждый год в это время ломаются?

 – Они вовсе не ломаются, – отвечал часовщик.

 – Как же! Ведь вы их налаживаете!

 – Вовсе не налаживаю. Просто смазываю и проверяю.

 – Но они же стоят!

 – Значит, так и надо.

Часовщик вынул из глаза лупу и спрятал её в футляр.

Антошка замер. Сейчас он узнает тайну!

 – Давным-давно, двести лет назад или немного меньше, пришёл в городок Тик-Так молодой музыкант, – начал рассказ часовщик.

 – Шёл он издалека, и башмаки его были в пыли. И потому первым, кто его увидел, был одноногий чистильщик обуви, старый солдат Четвёрка. Он до блеска начистил сапоги музыканта и сказал:

 – В нашем городе главное – чистота и порядок. Сейчас вы должны представиться генералу. В добрый час!

Генерала звали Стрелка.

 – Нет ли у вас в городе для меня работы? – представившись, сказал Музыкант. – Я умею играть на всех инструментах.

Генерал отвечал важно:

 – Боюсь, что нам это не пригодится. Вот если бы вы, к примеру, умели дырявые кастрюли паять или повозки налаживать... А впрочем, найдётся местечко и для вас. Умеет бить в медные тарелки? Будете бить в них каждый час. Столько раз, сколько часы показывают.

Генерал Стрелка позвал городового, и тот вручил музыканту медные тарелки. Динь-дон-динь-дон, – поплыл по городу певучий звон. Под этот звон горожане и занимались своими делами.

Туда-сюда ходил взад и вперёд, следя за порядком, городовой Маятник. Купец Дюжина торговал всякой всячиной в своей лавке. Столоначальник Десятка выдавал горожанам справки. Портной Тройка шил сюртуки и пальто. Акробатка Девятка вертелась в цирке шапито. Девица Единица учила грамоте ребят, генерал Стрелка муштровал солдат.

Динь-дон – день за днём, вот и целый год прошёл. Решили горожане это событие отпраздновать.

Началась суета! На главную площадь на лошадях, запряжённых парой, привезли два огромных медных самовара. Весь обвешанный бубликами Восьмёрка-булочник привёз тележку, гружённую сдобными калачами. Купец Дюжина прислал ящик с шутихами и бенгальскими свечами. Портной Тройка расшивал золотыми позументами мундиры для солдат: генерал Стрелка готовил праздничный парад.

И вот пришёл долгожданный час. Музыкант ударил в тарелки семь раз, и народ повалил на главную площадь. Над ней на натянутом канате, изогнувшись, висели акробатка Девятка и её сестры.

Глядя на них, легко было прочесть: год 1806-ой!

Больше всех хлопали, конечно, Девятке: ведь ей пришлось висеть вниз головой! Мчались-вертелись пёстрые карусели. Кружился-сверкал барабан лотереи, и детям в обмен на билетики вручали игрушки: кукол, собачек, рыбок. А одна маленькая девочка выиграла на свой билет игрушечную скрипку.

«Почему бы и мне не пойти, не взглянуть на веселье? – подумал Музыкант. – Ведь у меня целый час в запасе». Он успел как раз к началу военного парада. Солдаты вытягивались по струнке, вскинув штыки и сабли вверх. Золотое шитьё на мундирах так и сверкало. Генерал Стрелка, вытянув длинную руку, сделал пушкарям знак. И тотчас же ударили враз десять пушек: бабах! Зрители зааплодировали, полетели вверх шляпы и шапки. И только одна девочка, та самая, что выиграла игрушечную скрипку, испугалась и громко заплакала. Её стали успокаивать, но она плакала всё отчаянней.

Подбежал рассерженный городовой Маятник:

 – Эта девочка портит весь праздник! Немедленно уведите её!

Музыкант взял девочку на руки, купил ей конфету, длинную, как хлопушка. Но девочка всё всхлипывала: так напугал её грохот пушек.

 – Скажи-ка, маленькая, как тебя зовут? – спросил Музыкант.

 – Лиза.

 – Можно мне, Лиза, на твоей скрипке поиграть?

Девочка так удивилась, что перестала плакать.

 – Ты не сумеешь, – отвечала она, – ты большой, а скрипка маленькая.

Музыкант улыбнулся и посвистел по-птичьи. Скрипка встрепенулась, выпорхнула из рук девочки и прижалась к груди Музыканта, маленькая, лаково-коричневая. И только взял он в руки крохотный смычок, как ему вспомнился детский стишок:

Мой Лизочек так уж мал,
Так уж мал,
Что из листика сирени
Сделал зонтик он для тени
И – гулял!

Маленькая скрипка тоже этот стишок знала. Музыкант его запел, а скрипка подпевала. Заплаканные глаза Лизы изумлённо раскрылись:

 – Это про меня?
 – Конечно.


Мой Лизочек так уж мал,
Так уж мал,
Что из скорлупы яичной
Фаэтон себе отличный
Заказал!

 

– Дальше, дальше! – захлопала Лиза в ладоши.

 – Мой Лизочек так уж мал, – опять запела скрипка.

 – Немедленно прекратите пиликать! – вырос вдруг перед Музыкантом городовой Маятник. – Солдаты с ноги сбиваются, а цирковой оркестр играет кто в лес, кто по дрова!

Музыкант взял Лизу за руку и повёл домой. Их догоняла музыка с площади. Оркестр играл туш. Это вручали приз купцу Дюжине. Он один выпил целый самовар в двести чайных кружек!

Взлетали и гасли в небе разноцветные шутихи.

А песенка игрушечной скрипки звучала теперь тихо-тихо.

И слышали её разве что снежинки, которые кружились у Музыканта над головой:

Фаэтон – лёгкий четырёхколёсный

Мой Лизочек так уж мал,
Так уж мал,
Что наткать себе холстинки
Пауку из паутинки
Заказал!

 

– Какая песенка хорошая! – шепнула одна снежинка другой. – Вот бы потанцевать под неё подольше!

 – Ничего не выйдет, – отвечала вторая первой. – Нам кружиться всего секунду-другую. А потом мы упадём на землю.

 – Ах, как это печально! – вздыхала первая. – Только бы не сейчас! Сейчас совсем не время!

Так они шептались. И их шёпота тоже никто не слышал: по-прежнему шумел на площади весёлый народ, все жители городка были там. Кроме одного – старика по имени Время. С незапамятных времён работал он служителем в городском музее древностей. День и ночь бессменно. Он мог бы и вздремнуть, конечно: в музее были такие удобные кресла. Но у него ничего не получалось. И был он потому хмур и на всех зол.

 – Ишь, палят, напустили дыму, – ворчал старик, подметая музейный двор. – Каких только парадов, каких представлений я только не перевидал. И что останется от них? Один сор.

Вот к нему, к старику по имени Время, наши снежинки и прибежали.

 – Дедушка, – шепнула ему первая. – Музыкант играет песенку, такую хорошую, и нам хочется потанцевать под неё подольше.

 – Что значит подольше? – сурово свёл брови старик Время. – Всякой снежинке упасть на землю вовремя велено. И я слежу за этим в оба. Не просите! Ничего вы не получите!

 – Да ты, дедушка, послушай!

 – Да, послушай, – налетели другие снежинки. И они все вместе запели:

 – Мой Лизочек так уж мал,
Так уж мал,
Что из скорлупы ореха
Сделал стул, чтоб слушать эхо,
И кричал!

 

 – Как? Сделал стул, чтобы слушать эхо? Ловко! Никогда я раньше не слышал такого, – неожиданно для себя улыбнулся старик Время.

 – А ты послушай дальше, дальше, – зашептали снежинки.

И старик Время стал слушать:

Мой Лизочек так уж мал,
Так уж мал,
Что, одувши одуванчик,
Он набил себе диванчик,
Тут и спал!

 

 – «Тут и спал», – замурлыкал, вторя снежинкам, старик. Глаза его стали слипаться, слипаться... Зевнув раз, другой, он отставил метлу, доплёлся до дверей музея и, не раздевшись, плюхнулся в кресло.

 – Он спит! Старик Время спит! – зашептались снежинки.

Никто теперь за ними не следил. И они, напевая, заплясали в расцвеченном фейерверками небе. А Музыкант в это время пил чай в маленькой комнате Лизы и ел горячие оладьи с яблоками. Ведь спешить ему было теперь не надо: старик Время спал, а как только он заснул, часы встали.

Наплясавшись всласть, снежинки стали зевать, зевать – и одна за другой устало опускаться на землю. Но тут как раз и пробудился в своём кресле Время. Вытер лужу, которая натаяла от его валенок, и вышел на улицу.

И как только он взялся за метлу, часы снова застучали: тик-так...

 – Мне пора! – вскочил в домике Лизы со стула Музыкант. – До свидания!

С тех самых пор, а прошло уже двести лет или около того, так и повелось. Каждый раз под Новый год старик Время крепко засыпает, часы тотчас останавливаются, и Музыкант, которому не нужно в медные тарелки бить, берётся за скрипку и «Лизочка» играет.

 – Вот, Антошка, и вся тайна, – закончил свой рассказ часовщик Евгеньев. – Обо всём этом я узнал от своего деда. А он от своего. А если не веришь, можешь увидеть своими глазами. – Он протянул Антоше лупу. – Смотри, – растворил дверцу часов, и Антоша через лупу заглянул туда.

Вот он, уже знакомый городок: главная площадь, и лавка, и музей древностей, и цирк шапито. Над ними вечернее небо, снежинки падают с него, летят навстречу детской песенке, что играет молодой Музыкант. И скрипка та же: крошечная, лаково-коричневая, похожая на хвостатую птичку.

Рядом девочка Лиза, она совсем не выросла, напевает, пританцовывая:

Мой Лизочек так уж мал,
Так уж мал,
Что из крыльев комаришек
Смастерил себе манишку
И – на бал!

 

– А где генерал Стрелка, городовой Маятник, купец Дюжина, и булочник, и портной? Они все на площади?

Часовщик покачал головой:

 – Там уже совсем другие городовые, столоначальники, портные, акробаты и генералы.

 – А музыкант?

 – Музыкант тот самый.

 – А почему?

 – А это уже совсем другая тайна.