Волкова С. Л. / Произведения
Флейта, чудак и пять яблонь
Новогодняя сказка
Эта история началась в мае, когда на старой даче расцвели молодые яблони. Тотчас это увидело Старое зеркало. Сколько помнили, оно всегда висело на веранде. Его никогда не снимали. Оно было очень тяжёлым. Ещё бы! Оно бережно хранило все дни, которые перед ним проходили. А в этот день в нём отражались синее небо, белые облака и бальные платья яблонь.
Налетел ветер с речки и пригласил танцевать все пять яблонь, вместе.
– Такое бывает раз в году, – шепнуло Зеркало мальчику Майке. – Беги скорее в сад!
С теми же самыми словами прибежал посланный Зеркалом солнечный зайчик к девочке Уле, что жила за оградой. Показалось светлое платьице, и Уля крикнула Майке:
– Яблони танцуют, гляди! Давай потанцуем и мы!
В ту же минуту Майка почувствовал, как много у него на носу веснушек, а ноги и руки его длинны и неуклюжи.
– Ты хочешь танцевать со мной? – пробормотал он. – Да я же просто чучело. Кто танцует с таким?
Была бы перед ним другая девочка, он просто отвернулся бы, насвистывая, к лестнице. Но как улей с золотым мёдом были волосы Ули, и все пять яблонь в саду были её ровесницами.
– Не хочешь и не надо! – весело крикнула Уля и закружилась среди яблонь, шестая. Она весело напевала:
– Чу-чу-чу-чу-чучело! А мне одной не скучно!
– Неправда! – раздался обиженный голос из глубины сада. – Чучело – это я.
Это и впрямь было чучело. Самое настоящее. И очень похожее на Майку. И не только тем, что оно донашивало его штаны, рубашки и рыбацкую шапку. Чучело это очень старалось, изо всех сил старалось походить на своего хозяина.
Ночами, когда все спали, оно любило посидеть на чердачной лестнице и промчаться на велосипеде так же быстро, как Майка.
Иногда его встречали с хозяйскими удочками на речке.
Но к утру чучело всегда было на своём месте. И Майка, выйдя в сад, всегда здоровался с ним:
– Здравствуй, Чудак!
И Чудак был счастлив.
Но как же он грустил, когда хозяева собирались уезжать!
Всю зиму он стоял, засыпанный снегом, и караулил дом и сад.
Однажды он услышал:
– Иди погрейся, Чудак. Ключ в беседке, под ножкой скамейки.
Это было Старое зеркало. Оно знало в доме все секреты. Где лежат спички, в каком шкафу малиновое варенье, а в каком клубничное. Нрав печки ему был тоже известен. И скоро в ней дрова затрещали, а на столе появилась синяя чашка с дымящимся чаем.
Согревшись, Чудак решил отблагодарить Старое зеркало и принялся за уборку. Где растут мальчишки, там всегда хлам. Железки и деревяшки, сломанные клюшки, проколотые покрышки. Чудак навёл порядок и взялся за Майкины учебники и старые тетради.
– И всё это он написал и прочитал?
– Конечно, – отвечало Старое зеркало.
– Я никогда не смогу быть на него похожим, – повесил голову Чудак.
– Отчего же? Попробуй, времени у тебя много.
Чудак открыл тетрадку. Она была испещрена чем-то красным.
Зеркало сказало:
– Это ошибки. Не забывай читать написанное красным. И сам не повторяй их. Тогда всё пойдёт прекрасно.
И правда, на Майкиных ошибках Чудак учился очень хорошо и быстро.
К концу зимы он прочитал все учебники и книжки и дописал незаконченные тетради.
– Теперь я больше похож на хозяина, правда? – спросил он у Старого зеркала.
– Да. Ты провёл зиму не зря. У тебя Майкины весёлые глаза и так же вьются волосы. И всё же…
Чудак опустил голову.
– Я чучело, чучело. Я знаю...
Весной приехали Майка и старые хозяева. И снова был день цветения яблонь. И девочка Уля кружилась среди них – шестая, не зная, что на неё глядят: из окошка – Майка, а из зарослей сада – Чудак.
Так прошло ещё три лета. А на четвёртое Майка не приехал.
– Он сейчас далеко, в чужом городе, – сказало Зеркало.
Теперь на даче жили старые хозяева, но и они часто уезжали.
В один из таких дней, одиноких и дождливых, Чудак нашёл в комнате Майки футляр. Открыл – блеснуло что-то хрупкое и красивое.
– Что это? – спросил Чудак у Старого зеркала.
– Это флейта. Она поёт, как иволга на рассвете. Ты можешь на ней играть не хуже Майки. Вот в той синей папке – нотные тетради.
Тетради были линованные. Их полосы усыпаны чёрными значками, точно ласточками.
Но и в нотных тетрадях то тут, то там краснели поправки. Чудак обрадовался: и тут ошибки! Значит, он играть научится быстро!
Зеркало твердило:
– Только не повторяй их, Чудак! У Майки их много и так!
Но на этот раз, как Чудак ни старался, ноты вспархивали с линеек и разлетались, точно ласточки.
Тогда он решил отыскать иволгу. Отыскал и так ей сказал:
– Я, конечно, чудак. Но я не хочу быть чучелом, поверь мне. И научи меня играть на флейте.
Иволга сделала то, что не могли ни чёрные, ни красные чернила, – Чудака на флейте играть научила.
– Я умею играть на флейте, – подошёл Чудак к Старому зеркалу. – Теперь я больше не чучело. Я похож на Майку?
– Ты совсем как он улыбаешься, и голос у тебя звенит, но...
Чудак закрыл лицо руками:
– Молчи! Я – чучело! Сам знаю!
В день цветения яблонь он встал на рассвете и заиграл то, что напевали пять яблонь и ветер, когда танцевали.
Флейта была в росе и холодила пальцы.
– Играй, Майка, играй! – закружилось перед ним белое Улино платьице. – А потом потанцуем, хорошо, Майка?
Чудак чуть не выронил флейту из рук.
– Я не Майка, – прошептал он. – Ты всё спутала. Посмотри на меня, Уля. Я – всего лишь чучело. Чу-че-ло!
– Ты так говоришь, чтобы меня дразнить.
Белое Улино платье скрылось за оградой.
– Ну вот, теперь ты плачешь, – сказало Зеркало с досадой. – Что я тебе твердило? Не повторяй вслед за Майкой его ошибок! А ты точь-в-точь повторил своего хозяина.
Чудак вздохнул, и ясной глади Зеркала коснулось его тёплое дыхание.
Зеркало затуманилось. Теперь Чудак смотрел в него, чуть дыша.
Он услышал голос Старого зеркала:
– Ну вот. Теперь у тебя есть душа. Ты больше не чучело, мой мальчик.
...Прошло много лет. Яблони расцветали и осыпались. Ушли туда, где яблони никогда не осыпаются, старые хозяева. Но на даче всё осталось по-прежнему. Побелены были яблони. Вечерами слышалась музыка сквозь закрытые ставни. И однажды зимой, когда яблоневые стволы трещали от мороза, а в вечернем небе сверкали новогодние звёзды, на дорожке среди сугробов показались двое. Они были взрослыми, но яблони их легко узнали. Весёлые глаза Майки и золотые Улины волосы по-прежнему сияли. Они потоптались на крыльце, прислушиваясь к музыке, доносящейся сквозь ставни, и, хотя дверь была не заперта, в нерешительности постучали. Музыка смолкла. Чудак, по-прежнему долговязый и голенастый, заметался, составляя в буфет синие чашки. Но он совсем забыл о флейте: оставил её на столе. Потом подбежал к Старому зеркалу. В нём открылась тайная дверка, и Чудак без труда нашёл в Зеркале тот день, когда яблоням – а их было пять – впервые вздумалось танцевать. И спрятался под ним.
– Помнишь, – сказала Уля, войдя и тронув флейту, – какой ты смешной был. Ты играл на флейте и говорил, что это – не ты.
– Да, – кивнул Майка. – Это был он, Чудак.
– И это я знаю. – Уля улыбнулась. – А если б не знала, никогда бы мы здесь вместе не оказались. Слышишь, Чудак!
Старое Зеркало улыбнулось:
–Да. Это так.