Волкова С. Л. / Произведения
Царь Шишак и эхо
В незапамятные времена в тайге между высокими горами жил царь Шишак. Долина эта называлась Тихоновой Падью.
– Оттого, – старики говаривали, – что нашли здесь когда-то мальчишку по имени Тихон.
Другие им возражали:
– Место это больно тихое. Отсюда название.
А вот что говорит предание. Люди от мала до велика остерегались показываться во владениях лесного царя. Даже ветры туда не залетали. Ветер Верховик, что вил гнездо высоко в скалах, был лесному царю младший брат. Но в гости к нему никогда не наведывался: очень крут был царь Шишак. А пуще всего люди, ветры и звери боялись побеспокоить царя зимою. Поздней осенью желтела его зелёная борода и облетала, осыпалась лиственничной хвоей. И заваливался царь Шишак до весны спать. Не дай бог было его разбудить! Пробудившись, схватится за подбородок: нет бороды! Не миновать тогда большой беды. Стукнет кулачищем – повалятся деревья, будто спички. Топнет ножищей – что там дома, горы ходуном заходят!
Не хотел царь, чтобы подданные увидели его безбородым. А подданных у него было много. Все лесные звери и птицы. Была и царская гвардия. Состояла она сплошь из цапель. Были пешие отряды, весь день они вышагивали на своих длинных ногах, высматривали, что и как. Другие облетали царёвы владения, считали деревья. Самой старой в тайге была Ель, Чьей Вершины с Земли Никто Не Видел. Пролетая над ней, цапля-дозорщик заметила: на самой вершине висит колыбель, в колыбели – младенец. Сняла цапля колыбель с еловой верхушки и отнесла лесному царю.
– Теперь у меня будет сын, – обрадовался царь Шишак. – Вот только назвать его как? Буду звать его Шишак Второй.
Кормит владыка лесной мальчика с ладони, на ночь сам уложит, сам укроет. В ночь несколько раз одеяло поправит и все глядит: похож ли? Найдёныш подрос, но не стал на лесного владыку похож. Царь Шишак – колода колодой, на голове звериная шерсть, лицо и тулово корой сосновой покрыты. А у мальчика глаза тихие, лицо светлое, волосы мягкие, как осенью ковыль. Сплетницы-сороки смеются над царём, трещат по кустам:
– Совсем спятил старый! Нянькой заделался. А нянчит-то чужого. Найдёныш на него похож, как зайчонок на корову.
Услыхали это цапли и сказали Шишаку. Тот как хватит кулаком по столу:
– Сорокам хвосты повыдергаю! А мальчишку с этого дня никто не увидит!
Отвёл царь Шишак мальчика за высокую гору и оставил в заброшенном балагане. Наказал строго: на глаза чтобы никому не показывался и не смел произнести ни одного своего слова.
– Будешь только одни мои слова повторять.
Спустился царь Шишак с горы в долину и крикнул:
– Э! Хо!
– Э! Хо! — повторил за ним мальчик.
– Вот так и буду теперь тебя звать. И чтобы из балагана ни ногой. Поживёшь тут один, обрастёшь сосновой корой, может, и выйдет из тебя Шишак Второй.
С тех пор и повелось: грозился лесной царь или смеялся, распевал песни или бурчал себе под нос, мальчик Эхо вторил каждому его слову. Далеко по горам разносился его звонкий голос. Шишак был доволен:
– Погодите! – грозил он сорокам. – Станет мальчишка похож на меня. Дайте срок!
Живёт Эхо в балагане всё лето, не выходит оттуда, ни с кем не разговаривает.
Но однажды услыхал он рядом чей-то вздох, тихий-тихий. Выглянул: лежит на камне синяя ягода голубика и жалобно вздыхает:
– Ох! Ох! С куста упала, ушибла бок!
Поднял мальчик синюю ягоду с камня и положил её в мох. Мох поднялся горбом, и вышмыгнула из-под земли старушонка-землеройка. Тоже заохала:
– Ох, порвалась шубейка, надо зашить. Да не могу вдёрнуть нитку – вижу плохо.
А сама на мальчишку глядит зорко-зорко. Вдёрнул он нитку в иголку, зашила землеройка шубёнку и шепчет:
– Нагнись-ка.
Мальчик нагнулся, она и воткнула иголку ему в рукав, обмотала, чтоб не потерялась, ниткой. Прошептала:
– Авось и сгодится.
И в землю ушла.
Так в первый раз ослушался Эхо лесного царя. А во второй раз он нарушил запрет, когда появился в Тихоновой Пади человек. Это был пастушонок Климушка. Он искал корову и забрёл в Тихонову Падь. Достал Климушка рожок и заиграл: авось выйдет беглянка на звук рожка.
Три песни было у пастуха: утренняя – ласковая, весёлая – дневная и тихая – вечерняя. Утреннюю он заиграет – цветы улыбаются, заведёт дневную – коровы пускаются в пляс. Вечернюю рожок запоёт – солнце уходит на покой, сонные коровы послушно бредут домой. Все три песни Климушка сыграл и ждал – не выйдет ли беглянка. Не вышла.
Мальчик Эхо за горой те песни услышал и крикнул:
– Эй! Ты кто?
– Я Климушка, пасу коров. А кто ты?
– Я Эхо, живу за горой в балагане. Это ты так красиво поёшь?
– Не я, мой рожок.
Больше Эхо разговаривать не стал, боялся прогневить лесного царя. А Климушка играл, играл, лёг в траву и уснул.
Шёл царь Шишак со своей длинноногой свитой и его увидел,
– Ишь ты, от горшка два вершка, а не побоялся меня, Шишака. Выклюй, цапля, ему глаза, чтоб не нашёл сюда больше дороги.
Постоял немного и махнул рукой:
– Ладно, не трожь. На моего найдёныша уж очень похож.
Не узнал Климушка, что ему грозило, стал выгонять стадо в долину.
Царь Шишак его песни полюбил. Утреннюю песню пастушок играет, цветы улыбаются, и Шишак улыбнуться старается, да кора на лице мешает. Заведёт дневную, весёлую, пляшут коровы. И Шишаку не устоять. Как пойдёт выписывать по всей долине кренделя! Польётся вечером тихая песня, погонит Климушка стадо домой, и царь Шишак поникнет тяжёлой головой.
Месяц, другой живёт найдёныш в балагане. Холодны утренники стали. Жжёт мальчик костры, варит кашу с дымком. Мелькнули над головой перелётные птицы и улетели на юг далеко.
Стали и цапли сбиваться в стаи, далеко от долины летают...
В эти-то дни и появился в деревне, где Климушка жил, Чужак. Тёмный был человек, никто не знал, откуда он пришёл. А промышлял Чужак ружьём. Говорили ему старики и про лесного царя, и про то, что в цапель стрелять нельзя. Посмеялся Чужак над стариками. Увидал над деревней стаю, пальнул из ружья и одну цаплю ранил. Тяжело махая крыльями, полетела она в родную долину умирать. Упала на землю без крика, закрасила росистую траву спелой брусникой...
Холодная заря ещё не вставала, в Тихоновой Пади все спали. Но только заиграл рожок, проснулся царь Шишак. Вышел из почивальни и увидел убитую цаплю. Взревел лесной Царь:
– Проснись, Верховик-брат! Лети сюда, в Тихонову Падь!
Мальчик Эхо разнёс по долине царёвы слова. Сорвался с каменного гнезда Верховик-ветер, огромные чёрные крылья раскинул и полетел в долину.
– Торопись, надо наказать пастуха! Он виноват! – Крикнул царь во второй раз.
Мальчик Эхо повторил и это... То ли спросонья, то ли уже начал зарастать он сосновой корой.
В третий раз крикнул царь Шишак:
– Пастух убил цаплю-дозорщика, сбрось, Верховик, его в пропасть!
Мальчик Эхо сложил руки ковшиком, чтоб разнести этот крик далеко по горам...
Вдруг что-то впилось ему в ладонь. Игла! Та иголка, что воткнула в рукав Землеройка. Он вскрикнул от боли и открыл глаза. А два чёрных крыла уже нависли над Климушкой и его стадом.
– Не надо, – закричал мальчик Эхо. – Не надо! Климушка не может убивать! Он не виноват!
Верховик-ветер послушался и повернул назад. Прогудело, прошумело по вершинам и стихло. И в этой тишине лесной царь проревел:
– Убирайся! Не быть тебе никогда моим сыном!
Мальчик Эхо вместе с Климушкой покинули долину. Мать Климушки, увидев их вместе, всплеснула руками.
– Дивно! Мальчишка и мой Климушка, точно братья, схожи.
Оба светловолосые, пригожие, глаза тихие. Пускай растут рядом.
Найдёныша окрестили и назвали Тихоном. Подрос он и тоже стал гонять стадо. Отдал ему Климушка свой рожок. Научил играть на нём. Пасёт Тиша коров, только Тихонову Падь обходит стороной...
Однажды зимой Чужак, тот самый, что убил дозорщика-цаплю, пробрался в Шишаковы владения. Облюбовал он на дрова себе ту самую Ель, Чьей Вершины Никто Не Видел.
Визг пилы и стук топора растревожили сон лесного царя. Схватился он спросонья за подбородок – нет бороды! Вскочил, хватил кулаком – повалились вековые деревья. Топнул ножищей – заплясали трубы на крышах. Топнул двумя – заходили ходуном избы в деревнях. Плакали дети, старики крестились, а царь Шишак всё пуще расходился, и гневу его не было края.
Вдруг послышался звук рожка. Далеко поплыл он над деревьями. Над сонной долиной, над заснеженными горами. Дивятся люди, зачем пастух зимой играет? А Тихон знай себе выводит ту песню, что всегда заводил на рассвете с уходом последней звезды.
Услыхал царь Шишак её, ласковую, маленько поостыл. Люди в Тишу пальцами тычут:
– Нашёл время веселиться.
А тот играет плясовую дневную, разливается, как зимний соловей. Царь Шишак повеселел, забыл про свою облетевшую бороду. Рожок сменил песню на вечернюю, тихую. Стал царь Шишак носом клевать, вовсе затих, захрапел снова.
...Много в Тихоновой Пади с той зимы деревьев поваленных. И Ель, Чьей Вершины Никто Не Видел, упала без пилы и топора. И Чужака придавила.
Едва выполз он. И с тех пор в Тихонову Падь никто не ходит больше. Только кружат над ней зоркие цапли-дозорщики.