Волкова С. Л. / Произведения
Маленькая королева Ириска Первая
Щас каких только стран нет на свете! Есть даже такая, где правила девочка. Ничего в ней не было необыкновенного, и платья она носила самые простые. А вот волосы у неё были королевские: очень длинные и густые. Звали её Ириска Первая. Очень трудно управлять страной, где взрослых полным-полно. Хорошо ещё, что Ирискино королевство было совсем маленьким: придворная дама, министр, кухарка, пожарный – вот и всё, пожалуй. Да, ещё королевский оркестр, он играл на балах.
Садовника же не было совсем. И маленькой королеве самой приходилось поливать анютины глазки и сеять в газонах ковыль и клевер. К тому времени, когда во дворце начинались балы, Ириска, устав, уже крепко спала. И вообще, танцевать терпеть не могла. Зато очень любила играть в прятки.
Однажды она пряталась в чулане, где хранились лейки, лопаты и грабли. А придворная дама Люцерна Ивановна искала. Но искать она не стала, шепталась с Тронбомом, музыкантом королевского оркестра:
– Ах! Я не нахожу себе места! Ни одного бала за весь год!
Тромбон вторит:
– Возмутительные порядки! Вместо того, чтоб играть на трубе, изволь играть в прятки!
– Вот-вот! Надо устроить переворот!
Назавтра же трон в тронном зале был перевернут вверх ногами. Пришлось звать пожарного Каланчу. Он поставил трон как надо. Но Ириска сказала:
– Сидеть на этом троне больше не хочу! Стараюсь, стараюсь, и все недовольны! Везде посадила анютины глазки, прекратила все войны! Плачу жалование разбойникам, чтоб не грабили на дорогах. Взрослым не угодишь!
Ириска вышла из дворцового сада и свернула на улицу Канавную. Она шла и вздыхала:
– Меня все не любят! Люцерна Ивановна, когда причёсывает, больно дёргает за волосы, а кухарка Тонна кормит кашей без масла. Зато у министра Портфелия бумаги в портфеле так замаслены, что после их просмотра у меня на платье жирные пятна.
И в цирке Ириска сидела грустная и бледная. Она улыбнулась только тогда, когда вышел на арену мальчик с вышитым на плаще солнцем. Он вёл под уздцы пони. На пони верхом сидел кот, за ними трусил смешной ёжик.
Звери делали всё, что приказывал им дрессировщик Солнышко. Ириска смеялась, забыв своё горе. А когда кончился номер, велела привезти во дворец Солнышко с его зверинцем.
– Буду играть с зверятами, они не такие злые.
Но кот почему-то зашипел на Ириску, пони топнул на неё ногой, а ёжик больно уколол.
«Что толку быть королевой, если тебя знать не хотят даже звери? Уйду из королевства куда глаза глядят».
Ирискины глаза глядели в дворцовый сад. Был вечер. Вставала луна. Теперь от Ириски она была совсем близко, вот-вот дотронешься рукой. Но луна не захотела, чтобы её трогали. Она поднялась выше, поравнялась с сосновой кроной. На луне отпечаталась ясно сосновая ветка...
И вдруг на ветку вспрыгнула белка, заметалась, забегала...
– Вот бедняжка! – Ириска подняла на ноги весь дворец. Вынесли пожарную лестницу. Но Каланча отказался на луну лезть:
– Согласен только держать! Да и то не один, а с господином министром. Очень уж высоко, Ваше величество.
Тут дрессировщик Солнышко взобрался по лестнице легко и быстро, хотя она качалась и кренилась. Наконец, Солнышко спрыгнул на землю. На его перчатке, сжавшись в комочек, сидела рыжая белка. В лапках у неё был орех:
– Орех нужно сдать в музей! – распорядился министр Портфелий.
– Как бы не так! Орех мой. Пусть придёт музыкант Тронбом и расколет орех своей трубой.
Пришёл Тронбом и ударил по ореху трубой что есть силы! Тотчас отворилась в орехе маленькая дверца, из неё высунулась старушка и спросила:
– Что за стук? Кто меня беспокоит? Даже на Луне нету покоя.
– Извините, – прошептала Ириска, – но это Земля.
– Как! – закричала старушонка. – Едва нашла тихое место и вот тебе на!
– Оставайтесь у нас, – попросила Ириска, – я вам окажу королевскую милость пожалую должность Хранительницы тишины.
– Мне ваши должности не нужны! Я, знаменитая великанша Крик-Крак. Вот так!
– Какое чудо! – все были поражены.
– Подумаешь, чудо, – забраться в орех! Я могла бы тут осчастливить всех, да что-то неохота.
– Как жаль, – прошептала Ириска, – я бы у вас попросила чудо. Меня во дворце почему-то не любят: Люцерна Ивановна дёргает за волосы, Тронбом не здоровается, министр косится, кухарка Тонна кашей без масла кормит, корова Матрёшка и та на меня наставляет рога.
Старушка быстро засучила рукава.
– Ты хочешь, чтоб я их побила?
– Нет, – вздохнула Ириска. – Я очень хочу, чтобы меня все любили.
– Пожалуйста, исполните, – вышел вперёд дрессировщик Солнышко. – А я на Луну вас мигом доставлю.
Старушонка вынула из фартука иголку, погладила по голове Ириску.
– Волосы у тебя длинные, шелковистые, расчесать из без слёз мудрено. Но ты должна расчёсывать их сама. Никакой Люцерны Ивановны! Поняла?
– И не плачь, как бы тебе не было больно! Помни – не плакать! А если слезинка и навернётся – Боже упаси, упасть ей на пол! Нанижи её тотчас на эту нитку.
Старушонка что-то вдёрнула в иголку.
– Эта нитка – невидимка. Но я вижу её прекрасно. И когда ты увидишь её так же ясно, твоё желание исполнится.
И Крик-Крак вдёрнула иголку в краешек Ирискиного воротника.
– Пока!
Дверца в орехе захлопнулась. Дрессировщик Солнышко разбежался, прицелился и бросил орех высоко-высоко. Туда, где плыла над маленьким королевством большая Луна.
...С тех пор прошло много лет. Все забыли про удивительный орех, кроме маленькой королевы. Она всё делала так, как велела ей старушонка Крик-Крак. Сама расчёсывала длинные волосы и, как бы ей ни было больно, терпела.
Колосился пушистый ковыль, цвели анютины глазки и розовый клевер, а маленькая королева подрастала. Теперь её звали так только по привычке. Стал совсем взрослым и дрессировщик Солнышко. Теперь в его зверинце были совсем другие звери: лев, тигр и пантера.
И вот в одно прекрасное утро Ириска Первая поняла, что ей совсем не хочется играть в прятки.
– Я хочу танцевать! – сказала она.
Вот обрадовалась Люцерна Ивановна! Неделю натирали полы, мыли окна и двери.
В день бала Ириска проснулась ни свет ни заря. Воткнула в кружева платья старушкину иголку, вздохнула:
– А нитки-то не видать. Всё зря.
И вот королевский оркестр возвестил начало бала. Закружились, отражаясь в натёртом полу, пёстрые пары. И кошка бы здесь не протиснулась, не хватило бы места.
Ещё бы! На бал было приглашено всё маленькое королевство. И всё смеялось, мелькало и летело.
Не танцевала только сама королева. Она стояла у стенки, опустив глаза. Ей очень хотелось плакать, но плакать было нельзя.
– Неужели я так и простою весь вечер одна? Быть не может!
И вдруг словно дождь хлынули из глаз её слезы.
– Всё пропало! Ни одна слезинка не должна упасть на пол, а они так и капают!
Ириска подставила под дождик ладошку. И вдруг услышала голос дрессировщика Солнышко:
– Обратите внимание, Ваше величество, у вас на плече ниточка.
– Неужели? – так и подпрыгнула Ириска.
И тотчас увидала её, тонкую и золотистую.
– Неужели это нитка-невидимка, и сбудется, наконец, предсказание?
А вспух королева спокойно сказала:
– Ах, это рассыпалось моё ожерелье!
Быстро нанизала слезинки и завязала нитку на шее.
– Тир-лир-ли, – звякнули бусинки, – тот, кто рядом со мной, на меня посмотри.
Дрессировщик Солнышко поднял на Ириску глаза, и она увидела в них ясно
– Вы прекрасны! Можно мне вас пригласить танцевать?
Ириска улыбнулась и протянула руку.
– Ура! – крикнул Тронбом и вышел вперёд, чтобы сыграть в её честь музыкальное соло.
Платье Ириски замелькало то в одном, то в другом конце бального зала. Мимо пролетели Люцерна Ивановна с министром Портфелием.
Бусы Ириски опять зазвенели:
– Тир-лир-ли, – тот, кто рядом, глаза на меня подними.
Министр нехотя поднял глаза, и она увидела то, что бы он никогда не сказал:
– Очень мне надо на тебя смотреть! Ты зачем мне подбросила крысу в портфель!
– Я? – удивилась Ириска. – Вот это ловко! Да у вас не портфель – настоящая крысоловка. Вы его не бумагами – ветчиной с бутербродами набиваете.
Министр оторопел, выронил портфель, Люцерна Ивановна споткнулась за него и упала.
Но когда поднялась, в глазах её по-прежнему сияло:
– Никогда я не видела чудеснее бала!
И правда, королевский оркестр был в ударе.
Пролетая мимо. Ириска поймала взгляд тромбониста:
– Я не Тронбом. Я Тромбон, Ваше Величество!
Ириска кивнула, слегка покраснев. А бусы опять завели своё: «Тир-лир-ли».
– Меня не сравнишь с каким-нибудь тромбоном! У меня заслуги перед троном! – сказала Ириска, взглянув на Каланчу.
– Я орден хочу!
– Будет вам орден!
– Да что вы, я не достоин, это я сгоряча, – пробормотал, покраснев, Каланча. – Не достоин я такой милости, прекрасная королева.
– И я бы не хуже выглядела, когда бы весь день на троне сидела, – подумала кухарка.
– Ну и садитесь. Мне не жалко, – сказала Ириска Первая.
И спросила дрессировщика Солнышко:
– Только что я в это время буду делать?
Она получила ответ такой:
– В это время вы будете моей женой.
Всё это время Люцерна Ивановна была рядом.
– Как? Я буду у Тонны придворной дамой?
И снова упала. В обморок. Оркестр замолчал. Поднялась суматоха. Что-то рухнуло с грохотом. Кухарка Тонна ревела среди обломков. Унесли обломки, за врачом послали и решили:
– Делать нечего, надо готовиться к свадьбе.
С того дня, как Ириска спрятала корону в комод, прошёл целый год. Но Солнышко по-прежнему звал её Ириской Первой, чтобы не путать с Ириской Второй, маленькой дочкой.
Хлопот стало ещё больше. Но теперь помогало ожерелье. С ним в доме всё шло как по маслу. Дрова в печке не гасли, молоко не убегало и не кисло. Ведь у дров были свои дровяные, а у молока – молочные мысли. И лев, и пантера и тигр были с хозяйкой ласковы, точно киски.
Однажды, когда семья сидела за ужином, вошла Люцерна Ивановна.
– Садитесь с нами, – пригласила Ириска, – вот вам лучшее место.
Люцерна Ивановна замахала руками:
– Не до ужина мне! Пропало королевство! Война!
– Кто же на нас напал?
– Никто. Мы сами виноваты. Наша корова Матрёшка в соседнем королевстве потоптала картошку.
– Как это могло случиться?
– Перешла границу.
Ириска достала из комода корону, надела и вышла из дома. Она шла быстро и мигом дошла до границы. Там солдаты рыли траншею. На той стороне под стражей стояла Матрёшка с обрывком верёвки на шее. Бусы тотчас своё «Тир-лир-ли» сказали. Корова уставилась на Ириску печальными глазами.
– Где анютины глазки? Где клевер? Я с аппетитом не ела уже целый год! Везде чертополох и осот.
– Немедленно, – сказала Ириска, – немедленно нужно писать извинение!
Она пошла во дворец, написала и велела министру Портфелию отнести извинение соседям.
Портфелий и упёрся:
–Я не пойду никуда! Дороги разбойниками просто кишат.
Ириска понесла извинение сама. А потом выпустила из клеток тигра, пантеру и льва. И все дороги стали как стёклышко чистыми. Разбойники были переловлены и приведены к Ириске.
– Тир-лир-ли, – прозвенели Ирискины бусы, – посмотрите мне прямо в глаза, если не трусы, – и она прочитала: – Уже год, как министр Портфелий не платит нам жалование.
Портфелий опустил глаза, что он мог сказать?
– Всех на хлеб и воду и никаких бутербродов! За то, что закон нарушали и грабили! И вот вам грабли, лопаты и лейки. Сорняки прополите, газоны и клумбы засейте. Только за работу будет теперь вам жалование! До свидания!
Все стали умолять Ириску остаться, и Люцерна Ивановна, и Каланча, и даже кухарка Тонна. Ио Ириска была непреклонна:
– Ни за что! Без меня в доме всё пойдёт кувырком. Кто ещё станет смотреть за Ириской Второй, львом, тигром, пантерой и Солнышком сразу? Но с двух до пяти я буду писать указы. А жалобы принимать до семи вечера.
Вы скажете, конечно:
– А ведь не совсем сбылось предсказание. Разбойники и министр не очень-то любят Ириску.
Не очень. Но она почему-то не плачет больше.