Волкова С. Л. / Произведения
Почтальон неотправленных писем
Когда Матвейкина мама была маленькой, она везде искала письмо. Его когда-то держала в клюве деревянная птичка, сидящая на ручке корзинки с деревянными ягодами. Но тогда мама ещё не умела читать, а потом письмо потерялось.
Мама его искала везде. Она и в корзинку заглядывала, и переворачивала её кверху дном.
В корзинке было темно и, сколько ни тряси, ничего из неё нельзя было вытрясти.
Не было письма ни в книжных, ни в платяных шкафах, ни в цветочных горшках, за рамками с фотографиями, ни под половиками.
Видно, его насовсем потеряли.
А корзинка как стояла на антресолях, так и стояла.
Когда мама выросла, она Матвейке про это письмо рассказала. И Матвейке казалось, что она до сих пор ищет его. Иначе почему она так часто задумывалась и шала невпопад? И подолгу перебирала в своей комнате какие-то бумаги?
Из-за этого письма она и настоящих-то писем писать не успевала. Сядет за стол, конверты подпишет, погрызет ручку, а потом скажет: завтра, и ляжет спать.
А назавтра сложит все конверты, открытки и почтовую бумагу в большую коробку и спрячет в шкаф.
Как-то вечером Матвейка долго ждал маму, а она всё не шла. Начинало темнеть, за окном падал снег, и Матвейка очень ясно представил себе, как мама его стоит во дворе и, подняв голову к небу, ждёт, что вместе со снегом упадёт к ним и белый листок.
– А вдруг оно в коробке с конвертами? – подумал Матвейка.
Он достал из шкафа коробку и решил её перебрать, но лампочка вдруг замигала-замигала и погасла. За окошком всё так же падал снег. От него было светло и так тихо, что слышен был шорох снежинок.
Но это шуршали совсем не они. Шуршало в коробке. Всё громче и громче.
Пока, наконец, не высунулся из неё человечек со свечкой. Он был в форменной куртке с блестящими пуговичками, на носу-кнопке еле держались очки с толстенными стеклами.
И фуражка на нём была почтальонская, форменная.
– Почему не отправлены письма? – спросил человечек строго. – Тихон Тихонович должен за вас трудиться?
– Вас зовут Тихон Тихонович? – прошептал Матвейка.
– Да, я почтальон неотправленных писем. Их немедленно надо отправить. И ты будешь мне помогать. Вот это письмо, кому оно и куда?
– Тане Калинкиной в город Корзинки. Это мамина подруга.
– Так. Хорошо. Попова Ефросинья Кондратьевна, город Калуга?
– Моя двоюродная бабушка, и ещё две родные есть.
– Бабушек-то у вас не счесть, а что толку? Теперь... леснику Константину Дмитриевичу, посёлок Ёлки.
– Мы у него отдыхали летом.
– Отдыхать-то вы любите, а поздравить именинника так вас нету... А тут что-то почерк неровный.
– Таисии Кирилловне, – прочитал Матвейка, – город Ровно. Это мамина учительница.
– Не отправить вовремя письмо учительнице! Хороши ученицы...
Так ворчал Тихон Тихонович и писал что-то на почтовой бумаге, быстро-быстро. Потом достал из кармана куртки печать, три буквы «П.Н.П.» отпечатались на всех конвертах. Матвейка смотрел во все глаза.
– «П.Н.П.» – что это?
– Это значит «Неотправленных писем почта» – вот что.
– А вот ещё конвертик, – увидел Матвейка. – Вы его не заклеили и не поставили печать.
– А кому его отправлять? Ни имени на конверте, ни адреса...
– Но зато в нём письмо.
– Ага! Одно слово написано: «Здравствуй!».
Почтальон вздохнул тяжело:
– А отправлять его всё-таки нужно. Вот она, наша служба... Думаешь, эти письма неотправленные полетят самолётами, поедут поездами? Нет! Особенными путями они доберутся до места. По тонким-тонким нитям, что идут от сердца к сердцу. Но если уж очень долго не писать писем, посмотри, что сделается с этими нитями.
Из другого кармана куртки Тихон Тихонович достал разноцветный клубочек шёлковых ниток.
– Ай-яй-яй! Одни обрывки! Это сколько же мне придётся связывать да надвязывать их?
Простучали под дверью мамины каблуки, повернулся ключ в замке, и Тихон Тихонович вместе с письмами исчез.
Всего один раз после этого видел его Матвейка.
– Отвори, это я!
За дверью стоял теперь уже знакомый Матвейке маленький почтальон. Рядом с ним на коврике лежал растрепанный букет роз.
– Уф! Тяжёлый, еле донёс.
– Это кому?
– Твоей маме.
– А от кого?
– Откуда я знаю, – проворчал он. – На том письме было только написано «Здравствуй!», и ни имени тебе, ни адреса. Ну, до свидания! Счастливо оставаться.
И тут только Матвейка заметил, что Тихон Тихонович без своей форменной фуражки.
Старик поймал его взгляд.
– Да, брат, уволили со службы меня. Это я уж так, от себя сегодня пришёл. И поделом мне! Поделом! На одну девчонку три дня ухлопал!
– На какую девчонку?
– На твою маму. На кого ещё-то? Три дня нитки распутывал да надвязывал. В это время я уже в другом месте обязан был быть. Вот тебе и пожалуйста! Не смотри на меня так жалостно! Буду служить по другому ведомству. Обещали меня взять в кукольный театр. Там маленькие такие нужны, говорят.
Заладил теперь Матвейка ходить в театр. Ни одного спектакля не пропускал. Но так ни разу и не увидел бывшего почтальона. Может быть, он был так хорошо загримирован? А может быть, его простили и приняли на службу опять?
Но как об этом узнать? Неотправленных писем больше у них не водилось.
Мама их отправляла сама. Ведь теперь она больше не ждала того письма. Оно нашлось само, будто и не пропадало, у птички в клюве. Матвейка сам распечатал крошечный синий конвертик. Он так и думал!
Здесь были те же самые слова, что Тихон Тихонович во всех письмах вместо мамы написал. Всего два слова: «Люблю и помню».