Бунтовская С. Н. / Произведения
Начало зимы на Байкале
Где леший Кеша?
– Привет, Таёжка! – сказал запыхавшийся Сибирячок, появившись январским утром на пороге. Одет он был по-походному – в лыжный костюм и голубую шапочку. За спиной моего друга болтался рюкзачок, а в руках он держал лыжи.
– Привет, Сибирячок! Ты что, в поход собрался? – удивилась я.
– Я за тобой, – сказал Сибирячок. – Сорока сказала – лёд на Байкале встал. А значит, сейчас самое время фотографировать сокуи – застывшие на скалах наплески воды. Леший очень хотел на них посмотреть, говорит, что никогда в жизни сокуи не видел. А я его найти никак не могу.
– И не найдёшь, – пожала плечами я. – В такие морозы спит наш Кеша.
– Спит? – удивился Сибирячок. – Но ведь дупло в лиственнице, где он летом живёт, пустое, я проверял...
– Понятно, что пустое, – улыбнулась я. – Зимой он не в дупле спит, а в берлоге, у медведя под тёплым боком.
– Надо найти эту берлогу и разбудить лешего, – решительно сказал Сибирячок. – Иначе он до следующего года сокуи увидеть не сможет. А я обещал показать. Далеко ли берлога?
– Далеко, – вздохнула я, – дня два идти надо. С ночёвкой в зимовье.
– В зимовье! – обрадовался Сибирячок. – Никогда не ночевал в зимовье. Собирайся быстрее, Таёжка!
В поход
Тайга встретила нас морозцем и тишиной. Из-под толстого слоя пушистого снега кое-где торчали душистые листочки свиного багульника и тонкие, покрытые жёстким ворсом колючек веточки шиповника. Иногда с этих веточек, точно рубины, свешивались красные сморщенные ягоды, которые Сибирячок собирал и складывал в карман – для чая.
Первым живым существом, встретившимся нам на пути, была чёрная ворона. Она сидела на вершине засохшей ёлки и смотрела на солнце, начинавшее клониться к горизонту.
– Завтра тепло будет, – сказала я Сибирячку. – Видишь, ворона носом к солнцу сидит.
– Вижу, – кивнул Сибирячок. – Далеко нам ещё?
– Не близко, – ответила я. – Надо поторапливаться – зимний день короткий.
Мы прибавили ходу и не останавливались, пока лыжи идущего впереди Сибирячка не пересекли протоптанную кем-то в снегу тропинку.
– Гляди, Таёжка, – махнул мне Сибирячок, – тут кто-то прошёл!
– Это косули, – догадалась я, взглянув на следы. – Зимой они собираются в табунки. Вместе им проще заметить опасность и прокормиться легче. Да и по снегу в лесу удобнее передвигаться друг за другом, гуськом.
– Да, – вздохнул Сибирячок, – непросто косулям зимой живётся, особенно в бураны и метели.
– Непросто, – согласилась я, – в ненастье косули лежат где-нибудь под защитой деревьев. Берегут тепло и силы.
– А что же они едят зимой? – спросил Сибирячок и огляделся вокруг.
– Едят веточки кустарников или молодых деревьев. Если снег небольшой, олени достают из-под него жухлую травку, кустарнички брусники, голубики, опавшие листья и даже грибы. Чтобы легче было найти пропитание, косули стараются держаться в местах, где снег не очень глубокий.
– Слушай, Таёжка, а у меня термос есть, – улыбнулся вдруг Сибирячок. – Давай чаю попьём, со смородиной.
– Давай, – согласилась я. – А у меня с собой есть пирожки с капустой.
Новое знакомство
Не успели мы достать пирожки, как услышали громкое хриплое «Кже-е-ек!». Птичка с рыжей головкой, серой спинкой и голубыми зеркальцами на крыльях прыгала неподалёку по еловым веткам и косилась на нас тёмным глазом. Сойка!
Мы с Сибирячком, не сговариваясь, отломили по кусочку пирога и бросили сойке. «Кже-е-ек!» – довольно гаркнула она, подхватила один из кусков и исчезла среди еловых ветвей.
Второй кусочек тоже не остался незамеченным. Звонко тинькнув, рядом с ним на снег опустилась желтобокая синичка, за ней – другая. Обе синички принялись клевать пирог, но тут вновь объявилась сойка. Бесцеремонно разогнав синиц, она завладела оставшимся куском и была такова.
– Вот разбойница! – возмутился Сибирячок. – У маленьких отбирает!
– Ничего, – улыбнулась я. – У меня на такой случай семечки есть. Нежареные.
И я насыпала на снег две пригоршни подсолнечных семечек.
В зимовье
Уже почти стемнело, когда мы добрались до зимовья. Взошла луна, и на снег легли серо-голубые тени деревьев. Большая птица бесшумно сделала круг над нашим временным пристанищем. Это филин вылетел на ночной промысел.
В зимовье мы зажгли принесённую с собой свечку и принялись растапливать железную печурку. Вскоре наш маленький домик наполнился теплом, а на печке уютно шумел закопчённый чайник.
Прекрасный домик – лесное зимовье! Добрые люди припасли дровишки, оставили соли, сухарей, крупы. Висят сухари и крупа в полотняных мешочках на гвоздиках, которые вбиты в потолок. Это для того, чтобы мыши не достали.
Чей след?
С утра я собирала вещи, а Сибирячок восполнил истраченный нами запас дров в зимовье. Мы надели лыжи и снова двинулись в путь. Ворона не ошиблась – было тепло. Солнце ярко сияло над заснеженным лесом, и от его лучей каждая снежинка сверкала, точно крошечный алмаз.
Вскоре наше внимание привлёк странный след – цепочка круглых ямок в несколько сантиметров глубиной.
– Наверное, это лиса, – предположил Сибирячок.
– Да нет же, Сибирячок, это соболь, – не согласилась с ним я.
– А почему же следы от лап такие большие? – не поверил Сибирячок.
– Да потому что лапки у соболя зимой густо покрыты шерстью. К тому же, чтобы не провалиться в снег, он не сжимает пальцы. Да ещё и отпечатки задних лап при движении попадают у него в отпечатки передних. Потому и след на рыхлом снегу кажется таким большим.
– Понятно, – сказал Сибирячок. – А я думал, соболь только по деревьям перемещается, а не по земле...
– На деревья он забирается только тогда, когда ищет убежище в дупле или добывает себе корм в беличьих гнёздах – гайнах, – объяснила я.
В берлоге
Вскоре мы добрались до места. Вот она – берлога. Огромная куча снега у вывороченного с корнем дерева. С южной стороны – небольшая покрытая инеем щель – чело. Это вход в зимнее медвежье жилище. Через неё же берлога вентилируется.
– Стой тихонько, Сибирячок, – сказала я своему другу, – а я полезу за Кешей.
В берлоге было темно и тепло. Подстилка из разного лесного материала мягко пружинила под руками. Я достала маленький карманный фонарик и высветила клок бурой шерсти на могучем медвежьем боку. Где же Кеша? А вот он! Зелёным мхом торчит в темноте его спутанная борода.
– Кеша! Проснись! – шёпотом позвала я.
– Кто здесь? – испугался леший.
– Это я, Таёжка. Байкал встал, пора идти сокуи смотреть, объяснила я.
В этот момент медведь шумно вздохнул во сне, но, к счастью, не проснулся.
Через пару минут мы были наверху. Леший потянулся, отряхнул от мусора свой старенький зипунчик и сообщил:
– А я короткую дорогу до Байкала знаю.
Байкал разговаривает с Сибирячком
Дорога действительно оказалась короткой. К вечеру мы спустились с очень крутой горы и оказались на байкальском берегу. Перед нами расстилалась зеркальная гладь огромного озера, освещённая розовыми лучами холодного зимнего солнца.
– Ух ты! – восхищённо закричал Сибирячок и с разбегу покатился по этой глади, точно по катку. Мы с Кешей – за ним.
Удивительные ощущения испытываешь, находясь на тонком и абсолютно прозрачном байкальском льду. Когда под ногами нет трещинок, кажется, будто идёшь по воде. Вот они, прямо под тобой – покрытые зелёными губками камни, неподвижно лежащие на дне большеголовые рыбки – бычки, светлые стволы когда-то утонувших лиственниц. Кажется невозможным, что это тонкое стекло льда может выдержать вес твоего тела... Но лёд достаточно прочный, и ты не идёшь, а паришь над удивительной водной бездной!
Кое-где подо льдом видны большие и маленькие белые пузыри – природные газы, поднявшиеся со дна. Лёд в таких местах более тонкий, и мы стараемся их обходить.
– Куда мы идём? – спросил Сибирячок уверенно скользящего по гладкой поверхности озера лешего.
– За мыс, – махнул рукой тот. – Там прижимы – скалы, обрывающиеся в воду. А значит, там мы найдём сокуи.
Леший оказался прав. Прижимы встретили нас богатым набором ледяных пещер и гротов, полных прозрачных сталактитов и сталагмитов.
Сибирячок тут же вооружился длинной сосулькой и стал размахивать ею, точно мечом. А я достала фотоаппарат и запечатлела рыжий лишайник на скале. Лёд застыл на нём сверху и увеличил лишайник точно так, как это сделало бы увеличительное стекло.
Когда совсем стемнело, хозяин леса повёл нас к светящемуся среди прибрежной тайги одинокому огоньку. Там жил его старый знакомый – лесник. Мороз крепчал. Мы шли по льду и слушали, как ухает, грохочет и трещит Байкал. А один раз так грохнуло, что мне стало не по себе. Это в мороз на озере образуются трещины и торосы – надвиги льда.
– Не бойся, Таёжка! – подбодрил меня Сибирячок. – Это Байкал с нами разговаривает.
– Я и не боюсь, – сказала я.
А леший Кеша, который шёл впереди, оглянулся на нас и улыбнулся. Он был по-настоящему счастлив.