Левитанский Ю. Д. / Литературные вечера
«Пред вами жизнь моя – прочтите
жизнь мою»
Литературно-музыкальная композиция к 90-летию
поэта Юрия Левитанского
Действующие лица: Ведущий, Ведущий (2) (от автора), Ведущий (3) (от автора), Чтец (1), Чтец (2), Чтец (3).
Чтец (1):
Пред вами жизнь моя – прочтите жизнь мою.
Ее, как рукопись, на суд вам отдаю,
как достоверный исторический роман,
где есть местами романтический туман,
но неизменно пробивает себе путь
реалистическая соль его и суть.
Прочтите жизнь мою, прочтите жизнь мою.
Я вам на суд ее смиренно отдаю.
Я все вложил в нее, что знал и что имел.
Я так писал ее, как мог и как умел.
(Фрагмент стихотворения из книги Ю. Левитанского
«Письма Катерине, или Прогулка с Фаустом»)
Ведущий: В детстве Юрий Левитанский мечтал стать астрономом, а еще в детстве он любил писать стихи. Его школьные стихи печатали даже в местных газетах в Донбассе, где он жил с родителями в Сталино, позже переименованном в город Донецк. Хотя он родился 22 января 1922 в городе Козелец Черниговской области, а в ранние годы жил в Киеве, в Донбассе прошло его школьное детство.
После окончания десятилетки Юрий отправляется в Москву и становится студентом ИФЛИ (Институт философии, литературы и истории), одного из лучших учебных заведений страны. Вместе с ним здесь учились начинающие поэты Давид Самойлов, Семен Гудзенко, Павел Коган, Михаил Кульчицкий. Но учебу оборвала война. Все они добровольцами ушли на фронт.
Ведущий (2)(от автора): «Войну мы начинали в 1941-м, под Москвой. Освещенные заревом горящего Подмосковья, на красном снегу, за станковым пулеметом системы «Максим» лежали мы с самым близким моим другом Семеном Гудзенко, – в истории войн, да и в истории литературы, это, наверное, единственный случай, когда волею судеб за одним пулеметом оказалось два поэта, пусть совсем еще молодых…– и все-таки два будущих поэта»
Чтец (2): Памяти ровесника
Мы не от старости умрем –
От старых ран умрем…
С. Гудзенко
Опоздало письмо.
Опоздало письмо.
Опоздало.
Ты его не получишь,
не вскроешь
и мне не напишешь.
Одеяло откинул.
К стене повернулся устало.
И упала рука.
И не видишь.
Не слышишь.
Не дышишь.
Вот и кончено все.
С той поры ты не стар и не молод,
и не будет ни весен,
ни лет,
ни дождя,
ни восхода.
Остается навеки
один нескончаемый холод –
продолженье
далекой зимы
сорок первого года.
Смерть летала над нами,
витала, почта ощутима.
Были вьюгою белой
оплаканы мы и отпеты.
Но война,
только пулей отметив,
тебя пощадила,
чтоб убить
через несколько лет
после нашей победы.
Вот еще один холмик
под этим большим небосклоном.
Обелиски, фанерные звездочки –
нет им предела.
Эта снежная полночь
стоит на земле
Пантеоном,
где без края могилы
погибших за правое дело.
Колоннадой тяжелой
застыли вдали водопады.
Млечный Путь перекинут над ними,
как вечная арка.
И рядами гранитных ступеней
уходят Карпаты
под торжественный купол,
где звезды мерцают неярко.
Сколько в мире холмов!
Как надгробные надписи скупы.
Это скорбные вехи
пути моего поколенья.
Я иду между ними.
До крови закушены губы.
Я на миг
у могилы твоей
становлюсь на колени.
И теряю тебя.
Бесполезны слова утешенья.
Что мне делать с печалью!
Мое поколенье на марше.
Но годам не подвластен
железный закон притяженья
к неостывшей земле,
где зарыты ровесники наши.
Ведущий: Впереди, по словам Юрия Левитанского, были «Северо-Западный, Степной и 2-й Украинский фронты, битва на Орловско-Курской дуге, взятие Харькова, форсирование Днепра, а потом и Днестра, и Прута». Среди военных специальностей – пулеметчик, командир подразделения, корреспондент фронтовой газеты.
Чтец (3):
Моё поколение
И убивали, и ранили
пули, что были в нас посланы.
Были мы в юности ранними,
стали от этого поздними.
Вот и живу теперь – поздний.
Лист раскрывается – поздний.
Свет разгорается – поздний.
Снег осыпается – поздний.
Снег меня будит ночами.
Войны снятся мне ночами.
Как я их скину со счета?
Две у меня за плечами.
Были ранения ранние.
Было призвание раннее.
Трудно давалось прозрение.
Поздно приходит признание.
Я все нежней и осознанней
это люблю поколение.
Жестокое это каление.
Светлое это горение.
Сколько по свету кружили
Вплоть до победы – служили.
После победы – служили.
Лучших стихов не сложили.
Вот и живу теперь – поздний.
Лист раскрывается – поздний.
Свет разгорается – поздний.
Снег осыпается – поздний.
Лист мой по ветру не вьется –
крепкий, уже не сорвется.
Свет мой спокойно струится –
ветра уже не боится.
Снег мой растет, нарастает –
поздний, уже не растает.
Ведущий: Великую Отечественную войну Юрий Левитанский закончил в Чехословакии, пройдя путь от рядового до лейтенанта.
Летом 1945 года часть, в которой он служил, перебросили в Монголию: ему еще предстояла та небольшая, та негромкая война с японцами, с Квантунской армией в Маньчжурии, форсирование хребтов Большого Хингана.
За время воинской службы был награждён орденами Красной Звезды и Отечественной войны, медалями «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За взятие Будапешта», «За победу над Германией», «За победу над Японией», двумя медалями Монголии.
Ведущий (2) (от автора): «За четыре года войны прошел я от Москвы до Праги. Крайние точки этого пути я мог бы назвать так: «Снег сорок первого года» – «Сирень сорок пятого года».
Начало – самая трудная, самая страшная часть этой трагедии. Мне нравятся слова Воннегута – «война детей»… Да, воюют всегда дети, такими были и мы, лежавшие на том подмосковном снегу декабря сорок первого года… А зима была очень холодная, и лежали мы на снегу в своих шинельках да сапожках очень удобными мишенями для немецких самолетов – даже и маскхалатов тогда у нас еще не было. Мы были совсем еще дети, чувство страха и чувство голода подолгу не отпускали нас в те студеные дни и ночи, а спать приходилось частенько на снегу». (Воннегут Курт – американский писатель)
Чтец (1):
Я лежал на этом снегу
и не знал,
что я замерзаю,
и лыжи идущих мимо
поскрипывали
почти что у моего лица.
Близко горела деревня,
небо было от этого красным,
и снег подо мною
был красным,
как поле маков,
и было тепло на этом снегу,
как в детстве
под одеялом,
и я засыпал,
засыпал,
возвращаясь в детство
под стук пролетки
по булыжнику мостовой,
на веранду,
застекленную красным,
где красные помидоры в тарелке
и золотые шары у крылечка –
звук пролетки,
цоканье лошадиных подков
по квадратикам
красных булыжин.
(Ю. Левитанский «Воспоминание о красном снеге»)
Ведущий (2) (от автора): «Главное – понять, что люди воевавшие почти все были молоды, даже юны, поэтому самое светлое их чувство – это ностальгическая память о юности, о молодости, – и этим окрашены все прочие воспоминания. Сколь ни страшна, сколь ни жестока война, а все же она тоже часть прожитой жизни, и самый тяжелый бой, и самый трудный марш – все равно это кончается, даже раны и те заживают…
И я не могу не тосковать по своей молодости; и над бесконечной чередою лиц и пейзажей на тех бесконечных дорогах парит, как венец и вершина, та весна 45-го – солнце и вся жизнь впереди. Но рядом с памятью сердца – память рассудка, горчайшее чувство скорби о бесчисленных павших…»
Чтец (2):
( Из старой тетради)
Скоро месяц выйдет.
Суля беду,
он встанет с левой руки.
Обдирая ладони,
ползем по льду,
по шершавому льду реки.
(Дома, наверное, спят давно.
Ставень стучит в окно.)
Тень часового.
Удар клинка.
Ракет осторожный свет.
Короткий бой,
и жизнь коротка,
как светящийся пули след.
(Дома, наверное, спят давно.
Ставень стучит в окно.)
А глаза бойца
затянуло льдом
и рука холодна, как лед.
Похоронная –
это будет потом,
не скоро она придет.
(Дома, наверное, спят давно.
Ставень стучит в окно)
(Ю. Левитанский «Ледяная аллада»)
Ведущий: Поэт пришел из войны – в тепло повседневности, но и здесь в старых тетрадях оставляет зарисовки о войне.
Чтец (3):
Словно книга,
до дыр зачитанная,
гимнастерка моя защитная.
Сто логов ее прочитали.
Сто ветров над ней причитали.
Сталь от самого от начала
строчку каждую отмечала.
И остались на ней отметки
то от камня, а то от ветки,
то от проволоки колючей,
то от чьей-то слезы горючей.
А она все живет, не старится.
Я уйду,
а она останется,
как та книга,
не броско изданная,
но в которой лишь правда истинная,
и суровая, и печальная,
грозным временем отпечатанная.
(Ю. Левитанский )
Ведущий: Избавиться от войны, которая кинолентой памяти крутится и крутится внутри («Жизнь моя, кинематограф, чёрно-белое кино…»), похоже, невозможно. Даже если пытаться отторгнуть её тягостные наваждения с помощью заклинаний:
Ну что с того, что я там был.
Я был давно. Я всё забыл.
Не помню дней. Не помню дат…
(Звучит музыкальное сопровождение в исполнении А. Берковского)
Ведущий: Поэт Михаил Луконин писал: «Творчество Юрия Левитанского неразрывно связано со всеми дорогами и порывами поэтов, пришедших с войны, – оно так же закалялось на военных дорогах, так же предано людям своего времени. И есть в его поэзии то, что переносит ее к новым людям, к новым временам».
Чтец (1):
Незнакомый, незваный, непрошенный,
Из чужой стороны,
В городок, заметенный порошами,
Я пришел с войны…
Здесь зимою над самым бѐрежком
Плывут облака.
Носят женщины с рынка бережно
Куски молока.
В марте ходят в шубах да в валенках,
Иней – в каждом окне.
Почему ж этот город маленький
Полюбился мне?
Я ходил от здания к зданию,
Из квартала в квартал.
Незнакомых улиц названия,
Как стихи, читал.
Здесь мы стали друзьями давними,
В каждом доме ждут:
За окошком с цветными ставнями –
Земляки живут…
(Ю. Левитанский)
Ведущий: И назывался «городок» этот Иркутском. Сюда вместе с военной газетой «Советский боец», в редакции которой служил Юрий Левитанский, он попадает в Сибирь. Он появился в Иркутске стройный, большеглазый с военной выправкой и гвардейскими усами, похожий на Лермонтова, как он позже писал.
Чтец (2):
В ожидании дел невиданных
из чужой страны
в сапогах, под Берлином выданных,
я пришел с войны.
Огляделся.
Над белым бережком
бегут облака.
Горожанки проносят бережно
куски молока.И скользят,
на глаза на самые
натянув платок.
И скрежещут полозья санные,
и звенит ледок.
Очень белое все
и светлое –
ах, как снег слепит!
Начинаю житье оседлое –
позабытый быт.
Пыль очищена,
грязь соскоблена –
и конец войне.
Ничего у меня не скоплено,
все мое - на мне…
(Ю. Левитанский «Белый снег»)
Ведущий: В первые послевоенные годы Юрий Левитанский делается заметной фигурой в местной литературной среде. Его принимают в члены Союза писателей, имя его становится известным не только в Сибири, но с ним знаком уже всесоюзный читатель. Будущий иркутский поэт, а тогда школьник Сергей Иоффе вспоминал.
Ведущий (2) (от автора): «Мне вспоминаются шумные «литературные понедельники» при редакции «Советской молодежи», куда я – робкий девятиклассник – приходил вместе со своими товарищами. Мы забивались куда-нибудь в угол и, затаив дыхание, слушали стихи… Но те понедельники, когда заседаниями литературного объединения руководил Юрий Левитанский, были для нас (да, кажется, и для всех) особенными. Словно бы отступало куда-то все мелкое, ненастоящее, суетное, и сама Поэзия владела нами в эти часы…»
Ведущий: Десять лет, прожитые в Сибири, были, по словам Юрия Левитанского, бесценной школой жизни.
Ведущий (2) (от автора): «Сибирь Восточную исколесил я вдоволь, плавая по большим и малым рекам, жил в больших и малых городах. Замечательных людей узнал, полюбил и навсегда подружился с ними. Сибирь для меня – это первые публикации, выход первой книги…»
Ведущий: Здесь будут изданы первые его книги, в них все еще остается память о войне, хотя в стихи уже врывается и сибирский пейзаж, и особый мир Байкала, и удивление перед реалиями сибирского быта. Он напишет первую в истории нашего города песню об Иркутске:
Студеный ветер дует от Байкала.
Деревья белые в пушистом серебре,
родные улицы, знакомые кварталы,
город мой, город на Ангаре.
Была и песня о Сибири, где рефреном звучали строки:
Прекрасны земли южные,
но мне милее вьюжные
бескрайние просторы,
заснеженная ширь.
С березами и кедрами,
с морозами и ветрами,
и с городами шумными
родимая Сибирь!
( Ю. Левитанский.
Из книги «Встреча с Москвой»)
В 1955 поступает на Высшие литературные курсы при Союзе советских писателей, которые окончил в 1957 году. В конце 50-х Левитанский переехал в Москву и остался там навсегда. Покидая Иркутск, он принял участие как редактор в выпуске сборника молодых начинающих поэтов «Молодая Ангара» – своеобразный итог работы литературного объединения при Иркутском отделении Союза писателей СССР. Но связи с Иркутском не порывал: сохранял дружбу с иркутянами, внимание к городу и нашему краю. Сибирские мотивы еще продолжают звучать в его стихах.
То снега да снега,
то трава эта вешняя,
А тайга – все тайга,
А тайга – она вечная.
От ее пространств,
от ее безбрежности –
этот дух спокойствия
и безгрешности.
(Ю. Левитанский. Из книги «Стороны света»)
Ведущий (2) (от автора): «Что касается моего главного занятия – стихов, – то они накапливаются очень медленно… Как бы это сказать: я фиксирую то, что во мне происходит, записываю то ночью, то днем, в результате накапливаются какие-то отрывки, даже целые отдельные стихотворения».
Чтец (3):
Завидую, кто быстро пишет
и в благости своей не слышит,
как рядом кто-нибудь не спит,
как за стеною кто-то ходит
всю ночь
и места не находит.
Завидую, кто крепко спит,
без сновидений,
и не слышит,
как рядом кто-то трудно дышит,
как не проходит в горле ком,
как валидол под языком
сосулькой мартовскою тает,
а все дыханья не хватает.
Завидую, кто крепко спит,
не видит снов,
и быстро пишет,
и ничего кругом не слышит,
не видит ничего кругом,
а если видит,
если слышит,
то все же пишет о другом,
не думая,
а что же значит,
что за стеною кто-то плачет.
Как я завидую ему,
его уму,
его отваге,
его перу,
его бумаге, чернильнице,
карандашу!
А я так медленно пишу,
как ношу трудную ношу,
как землю черную пашу,
как в стекла зимние дышу –
дышу, дышу
и вдруг
оттаиваю круг.
(Ю. Левитанский. Из книги Кинематограф»)
Чтец (3):
Музыка моя, слова,
их склоненье, их спряженье,
их внезапное сближенье,
тайный код, обнаруженье
их единства и родства –
музыка моя, слова,
осень, ясень, синь, синица,
сень ли, синь ли, сон ли снится,
сон ли синью осенится,
сень ли, синь ли, синева –
музыка моя, слова,
то ли поле, те ли ели,
то ли лебеди летели,
то ли выпали метели,
кровля, кров ли, покрова –
музыка моя, слова,
ах, как музыка играет,
только сердце замирает
и кружится голова –
синь, синица, синева.
(Ю. Левитанский. Из книги «Белые стихи»)
Ведущий: «У Левитанского было необыкновенно серьезное отношение к каждому написанному слову – трепетное… Когда я спрашивала его, происходило ли действительно у него в жизни то или иное событие, описанное в стихах, он отвечал известной цитатой: читайте мои книги, там все про меня написано. Он как-то сказал мне: неужели ты не видишь – ни одно мое стихотворение не придумано, не взято из головы, все это происходило со мной на самом деле.
Даже сны из книги «Кинематограф» действительно ему снились», – вспоминала его жена Ирина Машковская-Левитанская.
(Звучит песня « Кинематограф» в исполнении В. Берковского)
Чтец (1):
Мне снится, что в некоем зале,
где я не бывал никогда,
играют какую-то пьесу.
И я приезжаю туда.
Я знаю, что скоро мой выход.
Я вверх по ступеням бегу.
Но как называется пьеса,
я вспомнить никак не могу.
Меж тем я решительно знаю
по прихоти сна моего,
что я в этой пьесе играю,
но только не помню – кого.
Меж тем я отчетливо помню –
я занят в одной из ролей.
Но я этой пьесы не знаю
и роли не помню своей.
Сейчас я шагну обреченно,
кулисы раздвинув рукой.
Но я не играл этой роли
и пьесы не знаю такой.
Там, кажется, ловят кого-то.
И смута стоит на Руси.
И кто-то взывает:
– Марина,
помилуй меня и спаси!
И кажется, он самозванец.
И кто-то торопит коней.
Но я этой пьесы не знаю.
Я даже не слышал о ней.
Не знаю, не слышал, не помню.
В глаза никогда не видал.
Ну разве что в детстве когда-то
подобное что-то читал.
Ну разве что в давние годы,
когда еще школьником был,
учил я подобное что-то,
да вскоре, видать, позабыл.
И должен я выйти на сцену
и весь этот хаос облечь
в поступки, движенья и жесты,
в прямую и ясную речь.
Я должен на миг озариться
и сразу,
шагнув за черту,
какую-то длинную фразу
легко подхватить на лету.
И сон мой все время на грани,
на крайнем отрезке пути,
где дальше идти невозможно,
и все-таки надо идти.
Сейчас я шагну обреченно,
кулисы раздвинув рукой.
Но я не играл этой роли
и пьесы не знаю такой.
Я все еще медлю и медлю.
Но круглый
оранжевый свет
ко мне подступает вплотную,
и мне уже выхода нет.
( Ю. Левитанский.
«Сон о забытой роли»)
Ведущий: Его стихи, по словам Михаила Луконина, «акварель душевных переживаний – у него своя интонация, свои рифмы, свои краски, а главное, есть то неуловимое свое, что делает поэта, – свой талант жить и думать о жизни, и выражать это сильными и волнующими стихами. Давайте послушаем мысли поэта.
Ведущий (2) (от автора): «Интуитивно я ощущаю наивысшим сложнейшим, прекраснейшим языком – музыку. Выше музыки, наверное, ничего, доступного человеческому творчеству, нет»
Чтец (2):
Есть в музыке такая неземная,
как бы не здесь рожденная печаль,
которую ни скрипка, ни рояль
до основанья вычерпать не могут.
И арфы сладкозвучная струна
или органа трепетные трубы
для той печали слишком, что ли, грубы,
для той безмерной скорби неземной.
...
И можно до последнего глотка
испить ее, всю горечь той печали,
чтоб, чуя уже холод за плечами,
вдруг удивиться –
как она сладка!
(Фрагмент стихотворения «Музыка» из
книги Ю. Левитанского «Письма Катерине,
или Прогулка с Фаустом»)
Ведущий (2) (от автора): «Идея ритма давно меня занимала – начать хотя бы с того, что без ритма не существует поэзии. И в самой жизни нашей есть ритмы явные и есть трудноуловимые, однако, всю человеческую жизнь можно представить себе как целую систему ритмов»
Чтец (3):
Промельк мысли. Замысел рисунка.
Поединок сердца и рассудка.
Шахматная партия. Дуэль.
Грозное ристалище. Подобье
благородных рыцарских турниров –
жребий брошен, сударь,
нынче ваш
выбор – пистолеты или шпаги.
(Нотные линейки. Лист бумаги.
Кисточка. Палитра. Карандаш.
Холст и глина. Дерево и камень.)
Сердце и рассудок. Лед и пламень.
Страсть и безошибочный расчет.
Шахматная партия. Квадраты
белые и черные. Утраты
все невосполнимее к концу.
Сердце, ты играешь безрассудно.
Ты рискуешь. Ты теряешь в темпе.
Это уже пахнет вечным шахом.
Просто крахом пахнет, наконец.
А рассудок – он играет точно
(ход конем – как выпад на рапире!),
он, рассудок, трезво рассуждает,
все ходы он знает наперед.
Вот он даже пешку не берет.
Вот он даже сам предупреждает –
что вы, сударь, что вы,
так нельзя,
шах, и вы теряете ферзя –
пропадает ваша королева!..
Но опять
все так же
где-то слева
раздается мерный этот звук –
тук да тук,
и снова –
тук да тук
(сердце бьется, сердце не сдается),
тук да тук,
все громче,
тук да тук
(в ритме карандашного наброска,
в ритме музыкального рисунка,
в ритме хореической строки) –
чтоб всей силой
страсти и порыва,
взрыва,
моментального прорыва,
и, в конце концов,
ценой разрыва
победить,
рассудку вопреки!
(Ю. Левитанскй. Из книги «Стороны света»)
Ведущий (2) (от автора): «У замечательного биолога Мечникова я прочитал, что пессимизм – свойство юного возраста, а оптимизм – зрелого. Ценность жизни для человека с годами становится, как правило, все выше. Может быть, именно в этом причина «светлости» моих стихов»
Чтец (1):
Но был мне голос.
Был он тихим, как трава
и как предутреннего ветра дуновенье.
И он сказал:
– Вся наша жизнь – одно мгновенье,
так как же можем мы его остановить!
Ты должен знать уже,
что наш вчерашний день,
хоть там каким не завершившийся эффектом,
он все равно вчерашний день,
плюсквамперфектум,
а наша цель –
футурум первый и второй.
И твердо помни эту истину –
она
в твой трудный час еще не раз тебе поможет –
чему не должно быть,
того и быть не может,
а то, что быть должно,
того не миновать.
(Фрагмент стихотворения «Испытание тремя пространствами» из книги Ю. Левитанского «Письма Катерине, или Прогулка с Фаустом»)
Ведущий: Поэзия его удивительно сопредельна искусству живописи. Взявший в руки томик Левитанского не может не обратить внимания на цветовую насыщенность этого мира. Каждое слово родного языка обладало для него единственно верным цветом, который необходимо было выявить, увидеть, запечатлеть. Поэт и сам рисовал замечательно.
Чтец (2):
День все быстрее на убыль
катится вниз по прямой.
Ветка сирени и Врубель.
Свет фиолетовый мой.
Та же как будто палитра,
сад, и ограда, и дом.
Тихие, словно молитва,
вербы над тихим прудом.
Только листы обгорели
в медленном этом огне.
Синий дымок акварели.
Ветка сирени в окне.
Господи, ветка сирени,
все-таки ты не спеши
речь заводить о старенье
этой заблудшей глуши,
этого бедного края,
этих старинных лесов,
где, вдалеке замирая,
сдавленный катится зов,
звук пасторальной свирели
в этой округе немой...
Врубель и ветка сирени.
Свет фиолетовый мой.
Это как бы постаренье,
в сущности, может, всего
только и есть повторенье
темы заглавной его.
И за разводами снега
вдруг обнаружится след
синих предгорий Казбека,
тень золотых эполет,
и за стеной глухомани,
словно рисунок в альбом,
парус проступит в тумане,
в том же, еще голубом,
и стародавняя тема
примет иной оборот...
Лермонтов. Облако. Демон.
Крыльев упругий полет.
И, словно судно к причалу
в день возвращенья домой,
вновь устремится к началу
свет фиолетовый мой.
( Из книги Ю. Левитанского «Белые стихи»)
Ведущий (2) (от автора): «Я написал пародии на стихи моих товарищей – поэтов. Нет нужды говорить, что они дружеские. В меру своих сил, стараясь переделать важные сочиненья своих товарищей забавно, я стремился схватить особенности их интонации, лексики, творческой манеры, стиля. Все пародии написаны на тему широко известной печальной истории о зайчике, который вышел погулять. Полагаю, что в этом нет ничего обидного».
Ведущий: А уже 1978 году поэт выпустил в свет целую книгу пародий «Сюжет с вариантами». Написанная как бы между делом, книга пародий была просто лучшей – лучшей в своем роде. «Соавторами» оказались поэты Б. Ахмадулина, А. Вознесенский, Е. Винокуров, Е. Евтушенко, Ф. Искандер, Л. Мартынов.
«В литературной ситуации семидесятых годов пародироваться у Левитанского стало почетнее, чем получить высокую официальную премию», – писал критик Владимир Новиков.
(На фирме «Мелодия» Михаил Козаков записал несколько пародий по книге Юрия Левитанского «Сюжет с вариантами». Прослушать звукозапись. Если не будет возможным, дать слово Чтецам).
Чтец (3):
Вологодская рама. А. Яшин
В Вологде у нас
вместо Ц бают Ч...
Заяч возле черкви
танчевал на крыльче.
А по чентральной уличе,
по чепкой траве
проходил охотник
без чаря в голове.
Он блюда порчионные
шибко любил.
Он в зайча не причелился,
а просто убил.
Побелело зайча
чветущее личо.
Повалился заяч
личом на крыльчо.
Ах, сам-то я виновен
в этом грустном конче:
зачем я вместо Ц
выговаривал Ч?
А то бы шкурка зайча
чела бы была!..
Торопитесь делать
добрые дела!
(Ю. Левитанский.
Из книги «Сюжет с вариантами»)
Ведущий: Творчество поэта многогранно, во всем, о чем он писал, ощущается любовь и нежность, сопереживание, стремление пробудить к жизни все лучшее, что есть в человеческих душах, все истинно доброе и прекрасное. Поэзия Левитанского близка и понятна самым разным людям, и не случайно многие его стихотворения положены на музыку и зазвучали в песнях популярных бардов.
(Звучат песни на слова Юрия Левитанского в исполнении Никитиных «Каждый выбирает для себя», «Диалог у новогодней елки»).
Ведущий: «Как быстро убывают годы! Помнится, я застал Юрия Левитанского в пору восхождения. Только ему одному известно, чего оно стоило, каким количеством пота и слез оплачено продвижение к вершине. И там – его флаг. Я счастлив, что мой давний друг сумел преодолеть все, что следует преодолеть человеку и поэту, выразив в полной мере красоту, гармонию и человечность, и мы теперь говорим о поэтическом явлении, и не просто о стихах, а о поэзии Юрия Левитанского»,- эти слова ещё при жизни поэта успел сказать ему Булат Окуджава.
Ведущий (3): Лариса Критская, писавшая музыку на стихи Юрия Левитанского говорила: «Я не знаю, как пишутся воспоминания о человеке, к которому при его жизни относятся молитвенно. Есть только то, что я себе вымолила у него еще при его жизни. Есть понимание: Как Показать Осень, Как Показать Зиму, Как Показать Весну, Как Показать Лето. И как писать воспоминания, но это – О Скрипке, Об Оранжевых Абажурах или О Шарманке. О человеке же, у которого я молитвенно и религиозно училась строить воздушные замки на песке, как писать воспоминания, я не знаю».
Ведущий (2) (от автора): «Тебе не надо со мной спорить, – между нами жизненный опыт в 16 лет…, – говорил Юрий Левитанский Ларисе Критской. – Через 16 лет ты меня догонишь, а я ведь опять уйду вперед».
Он всегда останется впереди.
(Звучит фонограмма. Читает Ю. Левитанский. «Я медленно учился жить…», «Всего и надо, что вглядеться, боже мой…», «Вместо эпилога»).
Литература
Теченье лет : стихи / Ю. Левитанский. – Иркутск : Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1969. -142 с. : портр.
Избранное : стихи / Ю. Левитанский. – М. : Худож. лит., 1982. – 559 с.
Годы : стихи / Ю. Левитанский. – М. : Сов. писатель, 1987. – 352 с. : портр.
Белые стихи / Ю. Левитанский. – М. : Сов. писатель, 1991. – 112 с. : портр.
Каждый выбирает для себя : стихи / Ю. Д. Левитанский ; сост. И. В. Машковская. – М. : Время, 2005. – 640 с. – (Поэтическая библиотека).
Окно, горящее в ночи / Ю Левитанский ; сост. И. Машковская. – М. : Эксмо, 2011. – 320 с. – (Золотая серия поэзии).
Электронные ресурсы
Виктор Берковский : [песни в т. ч. на стихи Ю. Левитанского] : [Электронный ресурс]. – М. : Издательский Дом «Комсомольская правда», 2010. – 1 эл. опт. диск (CD-ROM). – (Российские барды. Т. 9).
Татьяна и Сергей Никитины : [песни в т. ч. на стихи Ю. Левитанского] [Электронный ресурс]. – М. : Издательский Дом «Комсомольская правда», 2010. – 1 эл. опт. диск (CD-ROM). – (Российские барды. Т. 25).
Левитанский Ю. Жизнь моя, кинематограф : читает автор [Электронный ресурс]. – М. : Время. – 2009. – 1 эл. опт. диск (CD-ROM). – (ФГУП «Фирма «Мелодия», фонограмма).
Электронные сетевые ресурсы
Юрий Левитанский [электронный ресурс] / разраб. сайта А. Петров. – Режим доступа : http://levitansky.ru/ (01.01.2012), свободный.
Левитанский, Ю. Пародии. Легенда о зайце / читает М. Казаков //
URL: http://tfile.org/books/186697/details/ (дата обращения 30.01.2012).