Сергеев М. Д. / Литературные вечера
«Я люблю этот город»: Марк Сергеев и Иркутск
Литературная композиция, посвященная
350-летию Иркутска и 85-летию со дня рождения Марка Сергеева
Действующие лица: Ведущий, Ведущий (от автора), Чтец (1), Чтец (2).
Ведущий: Иркутск! Иркутск! Сколько россиян, оставивших свой след в истории страны, так или иначе связаны с тобой! Об Иркутске, его самобытности и уникальности оставили свидетельства многие замечательные люди земли нашей. Не раз отзывались о нем и посланцы краев дальних, чьи пути пересекались здесь.
Иркутск гордится своим прошлым, гордится именами землепроходцев и декабристов, ученых-просветителей и путешественников. Именно отсюда шествовала на восток бессмертная слава России.
История оставила на лице Иркутска следы пережитых событий и эпох, запечатленные и в постройках, и в планировке, и в той особой городской культуре, свойственной Иркутску и присущей людям, неравнодушным к судьбе своего города.
Марк Давидович Сергеев был одним из таких людей. И хотя он родился на далекой Украине, в маленьком донецком городке Енакиево, Иркутск стал его судьбой.
Ведущий (от автора): Иркутск наградил меня всем – и любовью, и дружбой, и невзгодами, и отправил меня на войну, и негромко радовался моему возвращению, по крайней мере, мне казалось, когда в феврале 1946 года выпрыгнул я на перрон нашего старого вокзала и пошел с небольшим деревянным чемоданчиком по его ожившим после военного лихолетья улицам… (Иркутск в моей судьбе // Сибирь. 1986. № 3. С. 11.)
Я стоял у школы 23 февраля 1946 года, где в начале июня, перед самыми каникулами сорок первого года, мы сажали тополя. На 8-й Советской, у нашей школы, а теперь госпиталя, я остановился, потрогал стволы подросших топольков, посаженных нами пять лет назад. Уже позже узнал я, что мой одноклассник Женя Монастырев погиб, Толя Халябин вернулся покалеченный, а Валя Кишкин уже дома умер от ран. Я трогал топольки, посаженные ими, и думал о том, что вот они – живые памятники нашему детству, нашей опаленной войной юности. Только через одиннадцать лет мне хватило силы написать об этом стихи. (На сопках Маньчжурии // Через войну. Иркутск, 1985. С. 322–349.)
Чтец (2): В тени их
скрыта школьная ограда.
Они следят с улыбкой за тобой,
горнист из пионерского отряда,
так мастерски владеющий трубой.
Нас кронами укрыв,
как шалашами,
они шумят
под вешнею грозой…
Послушай:
я их помню малышами,
обыкновенной тоненькой
лозой.
Послушай:
в небе стыл рассвет белесый,
проткнула землю
первая трава, –
за ручки,
важно,
приведя из леса,
их посадили мы –
десятый «А».
И ночью,
после бала выпускного,
мы поклялись,
сюда опять прийти.
…И вот
мы к тополям
вернулись снова,
но впятером
из двадцати шести.
Горнист
из пионерского отряда,
послушай:
клятв никто не нарушал.
Ты родился,
должно быть,
в сорок пятом
и, значит,
сорок первого не знал.
А в том году
схлестнулись
с силой сила,
стояла насмерть
русская земля.
За тыщи верст
разбросаны могилы
тех, кто сажали
эти тополя.
Но,
будто бы друзья мои – солдаты,
стоят деревья
в сомкнутом строю.
И в каждом я,
как в юности когда-то,
своих друзей приметы
узнаю.
И кажется,
скажи сейчас хоть слово
перед шеренгой тополей живой –
и вдруг
шагнет вперед
правофланговый
и в трауре поникнет головой.
Как требуют
параграфы устава,
начни
по списку
называть солдат:
– Клим Щербаков! –
И тополь –
пятый справа –
ответит:
– Пал в боях за Ленинград.
– Степан Черных! –
И выйдет тополь третий.
– Матвей Кузьмин! –
Шагнет двадцать второй…
Нас было
двадцать шесть
на белом свете –
мы впятером
с войны
вернулись в строй.
Но остальные
не уходят.
Рядом
они стоят,
бессмертны,
как земля.
Горнист
из пионерского отряда,
взгляни:
шумят под ветром тополя.
И если в час беды
о нас ты вспомнишь,
твой горн
тревожно протрубит подъем,
то мы придем,
горнист,
к тебе на помощь.
Живые или мертвые –
придем.
(Марк Сергеев. Баллада о тополях)
Ведущий: Тополиная аллея стала живой памятью и собирала под кронами своих деревьев не только одноклассников, оставшихся в живых. Стихи об иркутских мальчиках стали поэтическим символом юности, шагнувшей в пламя войны. Они в разных изданиях разошлись по всей стране и за рубежом.
Ежегодно 9 Мая Марк Сергеев выступал на Тополиной аллее, всегда находя удивительно верные и проникновенные слова в память о своих школьных товарищах.
А потом здесь поставили скромный памятник. В 1985 году при содействии Марка Сергеева была установлена мемориальная доска. На штыках солдатских винтовок прикреплена мраморная доска с текстом:
«В начале июня старшеклассники посадили эти тополя. А осенью в школе уже был госпиталь. Мальчишки ушли на фронт… Шел 1941 год.
А в том году столкнулись с силой сила, Стояла насмерть Русская земля… За тысячи верст разбросаны могилы тех, кто сажали эти тополя…»
Шло время. Не стало Марка Сергеева. Но он оставил городу литературный памятник – Тополиную аллею.
Ведущий (от автора): «Мы, сибиряки, пристрастны к своим деревянным городам. Пусть в них немного осталось ампирных и барочных строений, пусть улицы их нешироки, но есть в старых сибирских городах некая элегическая возвышенность и, если хотите, самобытное благородство. Надо ли говорить, как дорога нам история родного края…
Вот и сейчас: открою «Иркутскую летопись», по крупицам собранную Петром Пежемским и Василием Кротовым, книгу давным-давно ставшую тоже историей, открою, ну хотя бы на странице тридцать восьмой, и снова, как много лет назад, когда еще в довоенные годы книга эта попала мне в руки, удивлюсь, прочитав следующее…»
Чтец (1): «1728 год. В декабре прибыл в Иркутск поручик бомбардирской роты Абрам Петров, командированный для постройки Селенгинской крепости. Он был родом с берегов Африки (арап), куплен в Константинополе и прислан в дар Петру Великому, который был его крестным отцом. Петр отправил его обучаться в Париж, где он самовольно вступил во французскую службу, но вскоре возвращен был в Россию и определен в бомбардирскую роту. По кончине Петра он подвергся гневу Меншикова, вследствие чего и был отправлен на службу в Сибирь».
Ведущий (от автора): «Я был так взволнован, точно летописцы Пежемский и Кротов сделали мне лично дорогой подарок… Я листаю карточки, перечитываю документы и нахожу начало этой истории…»[1]
Чтец (2): Лежат снега белее облак,
белей лебяжьего пера.
И странен абиссинский облик
слуги Великого Петра.
Он – черномаз…
Мальчишек стая.
Торосы льда на берегу…
…Ах, жизнь, ты суета пустая,
как эти тени на снегу.
В нелепой прихоти толкутся
дома, слепые, как напасть…
От Петербурга до Иркутска
отныне – Меншикова власть.
Ох, тяжко, непомерно тяжко
в тюрьме без стен и без замка:
хитер, каналья Алексашка,
и тяжела его рука.
Вот за Урал заслал, за Камень,
в Тьмутаракань, в Сибирь, в тайгу:
мол, покомандуй казаками,
мол, обживи-ка Селенгу.
Ни денег не дал мне, ни власти,
ни тех бумаг, что надлежит:
Петров слуга теперь не в масти –
от распрей русский трон дрожит.
Уж кое-кто нагреет руки,
я зрю из сих студеных мест,
как рвется к власти Долгорукий, –
он съест тебя, Светлейший. Съест!
А я готов уже к побегу,
ведь ссылка все же, не тюрьма…
Да ныне что-то много снегу
и больно холодна зима,
и у пурги круты замашки –
с ней посложнее, чем с людьми…
Ему, прохвосту Алексашке,
и вьюга служит, черт возьми!
Ах, Петр, умел рубить ты шведа,
а власть оставил не врагу?..
Нет, все равно сбегу отседа.
Весна нагрянет – и сбегу.
(Марк Сергеев. Ибрагим Ганнибал)
Ведущий: Сегодня трудно сказать, когда Марк Давидович Сергеев начал заниматься пушкинской темой. Может быть, в самой ранней юности, в пору первой влюбленности в поэта, а скорее – несколько позже, когда увлекся декабристами и с головой ушел в этот исторический материал. Тогда же начал он документальную повесть «Вся жизнь – один чудесный миг», составленную из писем, воспоминаний, документов, стихов.
С Пушкиным он больше не расставался, посвящая ему стихи, очерки, разыскания, лекции и беседы, литературно-музыкальные вечера в доме Волконских.
По приглашению Марка Сергеева в Иркутск съезжаются серьезнейшие специалисты, близкие его друзья. Затеваются литературно-музыкальные вечера, и Марк Сергеев – в числе инициаторов и устроителей. Иркутск задышал Пушкиным, приблизился к нему.
Чтец (2): Есть поэты, чей стих заражает,
заряжает – и прост, и лукав:
ваша муза им не подражает,
а летит, эстафету приняв.
И в руке – не чужая цитата.
Их поэзия тем хороша,
что в строке так энергия сжата:
тронешь – и засветилась душа.
…Томик гения. Стих его гулкий…
И пригрезилось мне в тишине:
в тихом Болдино после прогулки
Пушкин ночью читает Шенье.
(Марк Сергеев. «Есть поэты,
чей стих заражает…»)
Ведущий (от автора): «Пушкинский праздник на БАМе. Всесоюзный пушкинский комитет поручил вести этот праздник мне, и я начал с размышлений о том, как прочно взаимосвязаны Пушкин и Сибирь, хотя великий поэт никогда не был дальше Урала.
Сибирь была в его сердце, когда в ее ледяных пустынях оказались его друзья («Бог помощь вам, друзья мои!..») сюда, в край отдаленный, преодолевая трудности, посылал он книги для Кюхельбекера, сюда с Александрой Муравьевой отправил свое бессмертное послание к узникам: «Во глубине сибирских руд храните гордое терпенье…».
Сибирь была в его родословной: прадед, которым он столь гордился, провел несколько лет в Сибири, в нашем Иркутске, в Кяхте, в местах, близ которых теперь тянется Байкало-Амурская магистраль. Но дело ведь не только в этом: в Сибири жили, живут и будут жить стихи Пушкина, а значит, и он сам»[2].
Чтец (1): Пушкинский праздник на БАМе соединяется со всенародным праздником – великим днем Великой Поэзии.
На поэтической орбите –
стихи о жизни и судьбе.
Сегодня Пушкин в Беркатите,
и в юной Тынде, и в Ларбе.
Строка упруга, и упряма,
и так стара, и так нова!
Летят, летят вдоль трассы
БАМа
проникновенные слова.
В тиши Михайловского, в
ссылке
он их писал… Но вот вдали
в сердцах восторженных и
пылких
они, как семена, взошли.
И говорят не зря на БАМе,
в пылу строительных работ,
что Пушкин – жив, что
Пушкин – с нами
строку железную ведет.
(Марк Сергеев. Пушкин на БАМе)
Ведущий: В своем сценарии документального фильма «Сибирь – на все четыре стороны» Марк Сергеев признается в любви к Иркутску.
Ведущий (от автора): Я люблю этот город. Люблю его летом, когда тополиная метель как бы репетирует зиму…
Люблю осенью, когда светлая желтизна яблонь и берез оттеснит потемневший кирпич его старинных зданий, когда туман поплывет по набережной, окутывая дома, повисая на деревьях скверов.
Я люблю этот город за его прошлое. Отсюда уходили экспедиции, открывшие немало страниц мировой географии.
Я люблю этот город за его настоящее.
Чтец (1): В который раз, Иркутск любимый,
Я признаюсь тебе в любви!
Чтоб жизнь моя не обмельчала
И набирала высоту,
Храню в себе твои начала,
Суровость, нежность, чистоту!
Мне в день грядущий заглянуть бы,
Каким ты станешь в дальний час.
С Иркутском связанные судьбы,
Сегодня, завтра и без нас.
(Марк Сергеев. «С Иркутском
связанные судьбы…»)
Ведущий (от автора): Из интервью: «Что касается моего прямого участия в делах города, скажу так: ко мне стекается огромная информация обо всех культурных мероприятиях, огромное количество проблем. И там, где я могу подставить свое плечо, я делаю это с ответственностью. Проблемы реставрации, сценарии народных праздников, буклеты, программы, открытие музеев, все, что делается по линии фонда культуры, – все касается меня лично и входит в круг моих непосредственных обязанностей. Работа литературная и общественная очень взаимосвязаны в моей жизни»[3].
Чтец (2): Сколько живет во мне людей,
Сколько прожектов и сколько идей!
Сколько весей и городов –
будто мне две тыщи годов.
Сколько строек во мне и руин,
сколько хребтов и сколько равнин,
сколько небесного полотна,
будто огромен я, как страна.
Сколько во мне затаенных лесов,
с ревом медвежьим и криком сов,
сколько бурных морей во мне
с древними парусниками на дне.
Сколько прощаний и сколько встреч,
русская и зарубежная речь,
очередь с карточками к харчам,
стоны раненых по ночам.
Все, что прожил я и что знал,
в странный собрано арсенал –
войны, дороги, встречи, края –
все сохранила ты, память моя.
(Марк Сергеев. «Сколько живет во
мне людей…»)
Чтец (1): Неоплатный мой долг все растет и растет,
все тревожней вечерние птицы,
и за все, что вкусил от житейских щедрот,
чем смогу я теперь расплатиться?
Чем смогу заплатить отзвучавшим вдали,
и серебряным трубам, и медным
и за то, что, живя среди этой земли,
и богатым бывал я и бедным?
И за то, что хлебнул и воды и огня,
и любил, от желаний немея,
и за то, что бесстрашно любили меня, –
неоплатный мой долг все крупнее.
День за днем отдавал, что имел, что могу,
время, силы дарил и заботы,
но чем больше даю – тем все в большем
долгу,
тем сложнее и путаней счеты.
И лежат векселя, точно жизни слои,
и все туже незримые нити…
Вот вам – жизнь, вот вам – сердце, вот
строки мои,
Эту малую малость возьмите!
(Марк Сергеев. «Неоплатный мой долг все
растет и растет…»)
Ведущий: Для иркутян имя Марка Давидовича Сергеева, как и его строки: «С Иркутском связанные судьбы», «Любимый Иркутск – середина земли», стали знаковыми.
Почему иркутяне не только приняли его, уроженца маленького города из Донбасса за своего, но и возвели в ранг почетного гражданина города? Да потому, что любое дело, связанное с Иркутском, он воспринимал как свое кровное. Велика его лепта в создании дома-музея декабристов, куда он приходил не гостем, а добрым другом, где уже своей жизнью живут экспонаты, раздобытые им в разных уголках земли нашей, часто подаренные лично ему, но сразу же переданные им в музей.
Благодаря ему появилось на карте города новое учреждение культуры – Гуманитарный центр – библиотека имени семьи Полевых. При открытии центра отмечали, что история его создания поистине уникальна: из Америки, через океан, без вмешательства государства была передана библиотека семьи Полевых на вечное пользование в дар городу Иркутску.
Зачем он это сделал? Да чтобы сохранить в истории города еще одну «с Иркутском связанную судьбу». «…Именно из Иркутска вышла знаменитая в истории русской литературы и публицистики семья Полевых», – писал знаменитый ученый-литературовед Марк Азадовский.
Чтец (2): Отрывок из письма Ольге Августовне, жене Марка Давидовича, переданного по факсу 29 июня 1997 года, через 20 дней после смерти поэта:
«Мы, Полевые всех поколений, будем ему вечно благодарны за то, что он воскресил нашу фамилию в истории русской культуры и литературы. Последний его подвиг – создание культурного центра и библиотеки имени семьи Полевых – никогда не забудется…
То, что сделал Марк Давидович, всегда будет с Россией, с русской культурой.
Искренне Аделия и Леонид Полевые.
Солт-Лейк-Сити, США»
Ведущий: А вот еще одно памятное место нашего города – мемориал воинам и труженикам тыла, где горит священный огонь памяти.
Более 25 лет назад, 9 мая 1975 года, в 10 часов утра, фанфары дали сигнал «Слушайте все». На площадь мемориала въехал бронетранспортер, доставивший зажженный факел с могилы Неизвестного солдата у стен Кремля. От этого факела и запылал священный огонь в Иркутске, а под звуки государственного гимна упали покрывала с мемориальных стел.
Тексты эпитафий на этих стелах написал Марк Сергеев.
Чтец (1): Вместе со всем народом
ты ковала победу, Сибирь.
В годы войны ты стала, Сибирь,
матерью тысяч людей,
кров потерявших.
Ты приютила целые города,
заводы и семьи.
Здесь не было фронта,
но разве тыл не был похож на фронт?
(Надпись на стеле мемориала «Вечный
огонь» в Иркутске, 1975)
Чтец (2): Здесь не было фронта,
но был ли участок войны –
от дымного Черного моря
до дымного Белого моря,
где бы стойкость сибирских полков
не стала народной легендой?
…Здесь не было фронта, и здесь никто
не упал, сраженный фашистской пулей,
но могилы солдат-иркутян
за тысячи верст от Иркутска:
на кладбищах братских
у кромки Москвы,
у бесчисленных сельских околиц,
в степи Сталинградской и в тех городах,
Где звучит нерусская речь.
(Надпись на стеле мемориала «Вечный
огонь» в Иркутске, 1975)
Ведущий: Свою творческую биографию Марк Сергеев начинал как детский писатель. Первая книга его стихов – «В чудесном доме» – была написана для мальчишек и девчонок. Но с детьми Марка Давидовича связывало не только литературное творчество: несколько лет подряд в цикле передач иркутского радио Марк Сергеев вел с ребятами серьезный разговор о жизни, обо всем, что их окружает, делает счастливыми или несчастными. Эти дружеские беседы Марка Сергеева начинались словами: «Давай поговорим». В них он объяснял ребятам, что в жизни важно не только кем быть, но и каким быть.
По его книге «Капелька по капельке», в которой так много интересного рассказывалось о нашем крае, городе и Байкале, ребята всей страны постигали красоту сибирской земли и узнавали её историю. Много раз звучали страницы «Капельки…» во всесоюзной радиопередаче «Пионерская зорька». И сегодня эта книга, хотя и созданная несколько десятилетий назад, подарит не одно открытие своим читателям.
Специально для детей была задумана и книга об истории города – «Повесть о граде Иркутском».
Ведущий (от автора): Из письма редактору Валентине Семеновой:
«Выполнил вашу просьбу. Оставляю план книги в первом наброске. Материал, естественно, будет полнее и шире. Мне кажется, что придуманные мною маргиналии (пометки на полях) дают возможность, наряду с собственной историей города, дать понятие об исторических науках, приобщить ребят к летописанию и т. д.
Так же, как описание вооружения, одежды, бытовых предметов, вынесенное на оборки или подсечки, вернет много старинных слов в ребячий обиход».
Ведущий: Эта книга должна была познакомить ребят с жизнью и бытом Иркутска, его трудами и заботами, праздниками и буднями, подвигами и трагедиями, с людьми, чьи судьбы тесно связаны с этим городом на Ангаре. Но эта идея так и осталась неосуществленной: Марка Сергеева не стало. Но вот свой давнишний замысел о детском журнале в городе Иркутске, он успел осуществить.
Ведущий (от автора): Из письма детского писателя Льва Кузьмина:
«Радуюсь тому, что в Иркутске нашлись настолько добрые, умные и умелые люди, что создали в наше-то куда как непростое время журнал для ребятишек! Низко кланяюсь именно за это вам!.. Сибирь своих детей любит, Сибирь заговорила!»
Ведущий: Более 15 лет назад на берегах Байкала появился маленький смешной человечек, рожденный фантазией трех людей – писателя Марка Сергеева, художника Александра Муравьева и редактора областного издательства Светланы Асламовой. Вылупившийся из скорлупы кедрового орешка, он получил при рождении имя Сибирячок.
Ведущий (от автора): «Иркутск долгое время мечтал о детском журнале. Еще в двадцатые, потом в тридцатые, пятидесятые годы было несколько попыток такой журнал выпускать. Уже выходили пробные номера, уже был альманах «Край родной», появляющийся из года в год, а журнал не разрешали, считали, что вполне достаточно трех-четырех изданий, что выпускаются в Москве и Ленинграде. И лишь сейчас выходит нарядный, цветной, уже полюбившийся малышам «Сибирячок»… И мало кто знает, какой труд, какое упорство стоят за его нарядными, добрыми и душевными страницами…»[4]
Ведущий (от автора): Из воспоминаний Светланы Асламовой, редактора журнала «Сибирячок»: «Много сердца и души отдал Марк Давидович нашему журналу. Для него «Сибирячок» был прекрасной планетой детства, где всю свою фантазию, все знания родного края, все давние задумки он воплотил в журнале. Сколько Марк Давидович написал сказок, приключений, стихов о Сибирячке и его друзьях. Это ведь целая индустрия, под стать Уолту Диснею. Он создал и огромное количество рекламных стишков, афишек, зазывалок и приглашалок на подписку, и на праздники. Это тоже дорогого стоит.
Мы чувствовали его поддержку, он был нашим флагманом, нашей палочкой-выручалочкой, всегда во всех делах.
У Марка Давидовича было много интересов и пристрастий, но все же самой светлой отдушиной в его жизни – мне так кажется – был наш журнал».
Чтец (1): В нашем тридевятом царстве,
В славном детском государстве,
Много сказок и чудес.
Здесь растет волшебный лес,
В нем такое происходит!
Здесь под кедром Леший ходит,
Здесь вам даст целебный мох
Наш аптекарь Анти-Ох,
Славный боцман наш Сарма
(У него историй тьма)
Пригласит вас в свой распадок,
Загадает сто загадок.
Приходите, в добрый час!
Будет весело у нас!
(Марк Сергеев)
Ведущий (от автора): Из воспоминаний кинорежиссера Теофиля Коржановского: «Он шел по своему городу как по своему дому. Говорят, у каждого города есть душа, наверное, очень большая часть этой души была в Марке. Он своей жизнью лелеял и пестовал эту любовь к Иркутску и передавал ее всем нам. И за это ему наш общий поклон».
Можно показать видеофрагменты с видами города на фоне песни «Иркутск» («Плывут и плывут прибайкальские шири…»).
Ведущий: Вклад Марка Сергеева в историю Иркутска бесценен.
Шелестят листвой тополя, посаженные его руками, звучат песни на его стихи. Почти у каждого иркутянина на книжной полке стоят его книги. Друзья Марка Давидовича создали фонд, который носит его имя. Учреждены стипендии для студентов творческих профессий. Проводятся декабристские вечера, организованные им. А фестиваль «Сияние России», задуманный совместно с Валентином Распутиным, привлекает все больше участников не только из области, но и со всей России.
И город увековечил имя этого замечательного человека не только в сердцах и памяти своих жителей. На стене дома, в котором он жил, можно увидеть мемориальную доску. Теперь каждый, проходя по улице Карла Маркса, будет знать, что это дом Марка Сергеева, или, как говорили друзья поэта, дом Марка. Иркутская областная детская библиотека с 1997 года – года ухода Марка Давидовича из жизни – носит его имя.
Чтец (2): Когда-нибудь потом, когда меня не будет
и встанут надо мной и тишина, и мгла,
быть может, среди тех, мне недоступных буден
припомнят и мои негромкие дела.
Я и сейчас порой, в предчувствии разлуки
предощущаю день и тот смиренный час,
когда средь суеты на миг притихнут звуки
и ощутите вы, что я сижу средь вас.
Невидим, в уголке, на стуле, у порога,
я буду наблюдать картину бытия,
где, если бы навек не прервалась дорога,
участником сюжета мог бы быть и я.
(Марк Сергеев. «Когда-нибудь потом,
когда меня не будет…»)
Чтец (1): На 5-й день после смерти Марка Сергеева Владимир Жемчужников посвятил его памяти следующие слова:
«В большом сибирском городе жил-был Человек-Фонтан. Его знали все горожане от мала до велика. Когда он, всегда торопливый, проходил по улицам, его узнавали в лицо дома и трамваи. Ему кланялись старые высокие тополя, и тополиные листья шептали с почтением: Человек-Фонтан, Человек-Фонтан…
О! Это был из фонтанов – фонтан: самый живой, самый искрометный, самый говорливый, самый неутомимый и самый неиссякаемый! Человек-Фонтан работал днем и ночью, летом и зимой. Да-да, и зимой он действовал, незамерзающий, как ни в чем не бывало! Ибо фонтанировал он не водяными брызгами, а… сверкающими, горячими, как искры, словами. Из них в минуты вдохновения складывал он стихи. А потом – разлетались по белу свету поэтические книжки, хранившие огонь его души. Люди находили их и приносили в дом – чтоб не остужались сердца…
Говорят, незаменимых фонтанов не бывает. Это правда. Но Человек-Фонтан был в единственном экземпляре. И когда его не стало – жизнь в городе поскучнела и помрачнела. Потому что все остальные городские фонтаны фонтанировали обыкновенной речной водой».[5]
Ведущий: Сегодня поэта нет с нами, но остались его книги, «хранящие огонь его души», остались, как завещание, его стихи:
Не отдавайте сердце стуже,
пусть теплый август отошел.
Не говорите: «Будет хуже!»,
Скажите: «Будет хорошо!»
Стареет не душа, а тело,
мы все во власти перемен:
что отлетело – отлетело,
но что-то выросло взамен.
(Марк Сергеев. «Не отдавайте сердце стуже…»)
[1]Сергеев М. Д. Жизнь и злоключения Абрама Петрова – арапа Петра Великого. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1989. С. 5–6.
[2] Сергеев М. Пушкин на БАМе // Сов. молодежь. 1977. 30 июня.
[3] Сравни судьбу с другой судьбою…: Диалог с поэтом / Записала С. Верещагина // Вост.-Сиб. правда.1996. 18 мая.
[4] Величайшее из искусств – искусство жить на земле // Учит. газ. 1994. 1 нояб. С. 24.
[5] Жемчужников В. Человек-Фонтан // «Он между нами жил…». Иркутск, 2001. С. 127–128.