Машкин Г. Н. / О жизни и творчестве

Так получилось, что молодое пополнение Иркутской писательской организации начала 60-х годов приходило, в основном, двумя путями: с геологических троп и из редакций местных газет. В этом смысле очень показателен был Читинский семинар молодых писателей 1965 года. К нему мы, пишущие, готовились, конечно, задолго, иногда не подозревая о существовании друг друга. Кто трудился над первой повестью, выкраивая время между газетными заданиями, а геологам приходилось писать вечерами у костров, под шум дождя и нудный писк гнуса. Думаю, что неодолимая потребность в самовыражении объяснялась зовущей силой Сибири, ее потрясающими богатствами и удивительными людскими судьбами. Геологам это известно не хуже, чем журналистам. И сталкиваться приходится им частенько на сибирских просторах, и размышлять о будущем своего края, и попадать в разные переделки, сопутствующие всякому землепроходцу.

Мне пришлось за год до Читинского семинара основательно искупаться в разбушевавшемся от дождей Мамакане. Рукопись первой моей повести «Синее море, белый пароход» чуть не утонула вместе с автором. Я выбрался на берег, мои друзья-геологи обсушили меня за час, а рукопись переписывал я потом год.

Зато мне здорово повезло в незабываемый 1965 год. Наша партия работала недалеко от автомагистрали, ведущей в Читу, и я смог выбраться на семинар молодых писателей. Меня вывезли из тайги на тягаче-вездеходе, недалеко от города Акша.

– В горячее время десять дней у нас отрываешь, – возмутился на прощанье начальник отряда Полетаев. – Целых десять маршрутов как не бывало!

– Литература тоже требует жертв, – ответил я. – Кто-то должен описывать наше время, нашу Сибирь и таких золотых людей, как в нашем отряде!

– Да почему эти жертвы от моего отряда? – горестно заметил Полетаев и вытер свое округлое лицо коричневым беретом, чуть темнее кожи, опаленной солнцем и кострами. – Да вернешься ли ты вообще, к нам, парень? Мы пурхаемся с рудоуправлением, каждый человек, действительно, на вес золота, а он выдумал какой-то семинар!..

– Не забудьте прислать вездеход через десять дней к этому месту, – оборвал я его причитания и бросился наперерез пассажирскому автобусу.

Надо было срочно уезжать: Полетаев мог и убедить молодого геолога не гоняться за двумя зайцами, когда один уже был в руках отряда – интересное рудопроявление в древних вулканических отложениях. Но рукопись тоже властно заявляла о себе, тяжеля мою полевую сумку.

С полузабытым в тайге комфортом доехал я до Читы. Вышел из автобуса, не зная, куда податься в незнакомом городе. И здесь увидел большой транспарант через дорогу: «Привет участникам Читинского семинара!» Тогда я понял, что мы желанные гости старинного сибирского города. Скоро я нашел новую, выстроенную как раз к семинару гостиницу и обнаружил себя в списках участников семинара. В тех же списках значились имена Александра Вампилова, Вячеслава Шугаева, Валентина Распутина и других иркутян. Когда собрались все вместе, оказалось, что нас – целый отряд. И когда я приехал обратно в Акшу, нашего труженика тупорылого – вездехода не было видно на знакомом повороте дороги. Только след гусениц вел в тайгу, пронизанную осенним солнцем.

– Ничего не поделаешь, – пробормотал я, – кончился праздник, настали будни, успевать надо там и там... Ходить в маршруты и писать, документировать выработки и проникать в издательства...

И пошел я по следу нашего вездехода, по гусеничным отпечаткам, присыпанным золотыми листьями осени. След уводил в синие гольцы, в падь, которая на глазах укутывалась сизыми сумерками. Я прибавлял шагу по мере того, как солнце раскаленной головешкой скатывалось за хребет. Тревожно вглядывался в сужающееся горло долины: должен был блеснуть уже огонек костра. Но тихо и сумрачно становилось в пади, ноздри не улавливали знакомого запаха дыма и табора. «Уехали! – блеснула догадка. – Закрыли без меня этот угол и перебрались на новое место! Не стали ждать «семинариста». Посчитали за отрезанный ломоть!»

И тут я вышел на поляну, где след гусениц кончался. Черное пятно кострища, остов от десятиместной палатки и пустые консервные банки! Над моей головой пронеслась сова. Звезды зажглись над голыми верхушками деревьев. Осенний холод пополз в рукава выходного костюма. Меня ожидала бессонная ночь. А где искать завтра отряд? На месте мертвого табора оставаться не хотелось. По пути я натыкался на стога сена и теперь направился назад к ним. «Ну нет, от меня так просто не отделаться ни здесь, ни там... У меня заделье и в геологии, и в литературных поисках – я должен довести дело до конца здесь, чтобы спокойно продолжать там...» Сено уже спрессовывалось и никак не желало выдираться из стога. Я изрезал себе ладони в кровь, пока вырыл ячейку в стогу. Залез в эту колючую пещеру, подложил под голову сумку с рукописями и задремал. «Кто это писал про сладкие ночи в стогах сена? – думал я. – Затолкать бы его в этот стог!» И мои мысли-сны пошли развиваться в том же ключе. Я думал о том, как часто в нашей литературе воспевается «сено» и плохо прививается «спальный мешок», без которого не обойтись в Сибири. «А без спальника попробуй-ка в Сибири чего-нибудь найти! – решил я, ворочаясь в своем логове. – Нет, я должен сказать слово о спальном мешке, воспеть его, скромного друга и служаку любого поисковика!» И я еще раз с удовольствием вспомнил лица Валентина Распутина, Александра Вампилова, Дмитрия Сергеева, Вячеслава Шугаева. Влюбленные в классическую литературу, они пишут свое, основанное на сибирских масштабах и приметах. Эти от­крытия Читинского семинара для меня теперь были как желанная экспедиция. И я решил, что могу переходить на поисковую работу к ним. «Только закончить эту площадь, – подумал я, засыпая. – А потом можно и туда податься. С чистой совестью и хорошим рассказом про спальный мешок!» Спал я от силы час. Проснулся от жуткого холода. Стебельки перед моими глазами серебрились от инея. Зубы отстукивали громкую дробь.

Я выскочил из-под стога и быстро соорудил костерок. Обогрел руки и зашагал на ближний водораздел, который озолотился солнцем.

С тех пор немало воды утекло в реках Сибири. Трагически погиб в Байкале редкостной силы драматург Александр Валентинович Вампилов. Стали крепкими мастерами слова Валентин Распутин, Вячеслав Шугаев и Дмитрий Сергеев.

И мне удалось написать не только о спальном мешке, но и о самом сибирском характере, который сложно и трудно формировался в нашем суровом краю, показал себя во всю глубь и ширь в годы гражданской войны, первых пятилеток и особенно – на фронтах Великой Отечественной войны. Теперь мой сибиряк вышел на рубежи новых строек и главной из них – Байкало-Амурской магистрали, которая частично пройдет по местам наших геологических и журналистских открытий и маршрутов.