Кунгуров Г. Ф. / Произведения

Кунгуров Г. Городок Иркутский : отрывок из повести «Артамошка Лузин» // Сибирячок. – 2007. – № 2. – С. 18–21.

Над Ангарой плыл туман. Солнце изредка прорывалось через седую пелену, и тогда оно казалось мутным, оранжево-красным пятном. Было тихое утро. Но вот подул ветер, и туман стал медленно подниматься; белые клочья таяли и терялись в сером небе. Ветер промчался над Ангарой, и на гладкой поверхности её поднялись гребни буйных волн. Гневно билась могучая река, билась и тяжело дышала, нанизывая на берега жёлтые комья пены.

В полдень ветер стих, очистилось небо, и солнце облило золотым светом и реку, и горы, и белые дали. Глянцевая бирюзово-синяя вода сверкала прозрачными струями – живыми, переливчатыми. Голубое небо потонуло в Ангаре, прибрежные горы отражались на гладкой поверхности реки резными чёрными узорами. На правом берегу раскинулся городок Иркутский, окаймлённый толстой деревянной стеной. Крепкая стена, рубленная славными умельцами топорных дел, состояла из бревенчатых срубов, плотно прилегающих один к другому.

Крепость, обнесённая стеной, называлась Иркутским рубленым городком. На верху бревенчатой стены виднелось несколько возвышений – обламов, крытых тесом. В обламах зияли чёрные дыры – бойницы: большие – для стрельбы из медных пушек, малые из мушкетов (старинное тяжелое оружие) и пищалей (старинное ружье, заряжавшееся со ствола).

Бойницы верхние предназначались для настенных стрелков – верхний бой, в середине стены – серединный бой и внизу – подошвенный бой. Казаки подошвенного боя стреляли лёжа.

Вдоль наружной стороны стены городка тянулся глубокий ров, а за ним – неприступные заграждения: рогатины, причудливые коряжины, непроходимые колючки и острые, как ножи, колышки. Над стеной Иркутска возвышалось шесть бревенчатых башен. Самая большая – восьмиугольная, из толстых лиственничных брёвен; остальные поменьше – четырёхугольные. Башни имели тесовые шатры для караулов. Острые главы башенных шатров взвивались в поднебесье, только сизые голуби да острокрылые ласточки пролетали над ними.

 Большая башня и две малые назывались проезжими: в них были устроены ворота для въезда и выезда из городка, остальные – глухими. Первые ворота большой башни, самые широкие, – Заморские: через них шла дорога в далёкий неведомый Китай. Вторые – Мельничные: через них ездили на мельницы, стоявшие на реке Ушаковке. Третьи – Монастырские: через них горожане ходили и ездили в пригородный монастырь.

Городок стоял на болоте и утопал в грязи. Горожанки, подобрав хвосты длинных с оборками юбок, прыгали через лужи от пенька к пеньку, от бугорка к бугорку, чтобы добраться до городской площади. Даже возле дома строгого воеводы – грозного городского управителя – стояла огромная лужа, где по самые ступицы вязли колёса телег, а кони, утопая по брюхо, едва выкарабкивались из топкого болота.

Когда поднималось утреннее солнце и когда пряталось оно вечером за гору, город наполнялся пронзительным кваканьем лягушек. Их было множество: они прыгали под ногами прохожих, шлёпались в лужи, разбрасывая липкие брызги. Нередко зазевавшаяся хозяйка приносила с базара с калачами и говядиной запрыгнувшего в кошёлку лягушонка. Никто не обращал внимания на этих крикливых и надоедливых соседей. Лишь досужие старушки, всюду видя приметы и предзнаменования, говорили: «Ежели лягушки жирные, ленивые, квакают неторопливо, протяжно – к тишине, к покою. Ежели кричат до зари громкоголосо да наперебой – к пожару».

Мучили горожан более назойливые городские обитатели – комары: жгучие, прилипчивые, злые. Старики помнили время, когда тучи комаров и мошек застилали небо так, что терялось солнце. Тогда горожане выходили на площади и улицы, жгли костры, выкуривая из городка гнус едким дымом.

За Иркутской стеной стоял густой лес; место это жители прозвали Потеряхиной: там часто терялись коровы горожан. Деревянные домики городка, разбросанные в беспорядке, напоминали чёрные кочки на большом болоте. Улиц в городке не было, строились горожане кто как хотел и кому где нравилось. Имел Иркутск Торговую площадь. По ней растянулись кривыми рядами купеческие лавки: мясные, хлебные, квасные, лавки товара красного. По тёмным закоулкам лепились, тесня друг друга,

Внутри острожной крепости находился государев двор – дом воеводы; в нём – две большие горницы: одна под крепостной башней, вторая в виде пристроя. В горницы падал мягкий свет через окна со слюдяными оконницами, обитыми белым железом. Горницы были богато обставлены: крашенные лазурью лавки, на полу ковры китайской работы, накрытый узорчатой скатертью стол. В правом углу – икона Спаса; от горящей лампады живые отблески падали на серебряный оклад иконы. В тёплом углу, возле большой печи, располагалась лежанка под цветистым одеялом, на стене – огневая пищаль с пороховым прикладом, над изголовьем –дорогая воеводская шуба на собольем меху, а на полу – большая шкура медведя.

Недалеко от воеводского дома стояли избы: приказная, караульная, воеводских служек, воеводских казаков, два амбара, поварня, две мыльни, гостиный двор, пороховой погреб, вросший глубоко в землю. Посередине острога возвышалась деревянная церковь.

За воеводским домом, в тёмном глухом углу, утопая в колючем бурьяне, скрывалась чёрная изба.

Даже воеводские людишки с тревогой косились на неё и, озираясь, в страхе шептали: «Пытошная!» В «пытошной» воеводский палач Иван Бородатый со своими подручными жестоко наказывал воровских, беглых и иных озорных людишек.

 Вокруг Торговой площади кривыми рядами шли купеческие дома с маленькими оконцами, глухими ставнями, крепкими воротами.

Только не всем довелось жить за крепкими стенами да толстыми брёвнами городка. Работные люди: подёнщики, ремесленники и пашенные крестьяне – чёрный народ – жили на отшибе, поодаль от крепостных стен. Они кормили, одевали, обували застенных жителей, начиная от самого воеводы и до его казаков и служек, строили, укрепляли и прихорашивали строения городка.

Загородная чёрная слободка называлась Работными рядами; жили в них славные умельцы, ремесленный люд: Ивашка Колокольников, плотники и корабельщики Сомовы, братья Митька, Петрунька да Николка Кузнецы, Сёмка Скорняк, портняжных дел мастер Сеня Петух и многие другие.

С восходом солнца взлетал в поднебесье синий дым, стучали молоты по железу, пыхтели кузнечные мехи, искры белыми брызгами разлетались вокруг.

Работные люди ковали косы, серпы, ножи, мечи, пики, делали ружья, отливали котлы, кухонную утварь. На берегу горели костры – там строили корабли, лодки. В пригородном лесу лесорубы заготовляли дрова, курили смолу, гнали дёготь. Угольщики в больших ямах томили уголь. Поодаль от города на бурливой речке день и ночь скрипели жернова мельниц.

Трудились люди и на сибирских пашнях. Земли брали с боем. Бой тот был с древней тайгой – рубили сосны, лиственницы, берёзы, выжигали и выкорчёвывали столетние пни. Бой был и с морозами, что не давали созреть хлебам. Сеяли осенью под толстый снег. Хорошо родила сибирская землица, омытая потом, взрыхлённая тяжёлыми трудами российского пришельца, пашенного мужика. Пробрался русский хлебороб в Сибирь не с огнём и мечом, а с плугом и бороной, чтоб посторонилась глухая тайга, а пустующие, вольные земли зацвели, покрылись золотыми колосьями.